— Бриться, — коротко ответил он, доставая из мешка соответствующий инструмент и без лишних разговоров принимаясь за дело. Русалка, устроившись на камне, с неподдельным интересом следила за преображением его лица. С каждым следующим движением оно становилось выразительнее и тоньше.
— Почему ты уходишь из города? — спросила она.
— У меня не тот цвет, рыбка, какой там приветствуется, — объяснил человек, которого уже никак нельзя было назвать Баром. — Стоит там появиться дракону, как меня тут же разоблачат. Я нелепость, рыбка. Я парадокс сказки. Я не могу поступать по-иному, но у меня нет достаточных моральных сил, чтобы открыто это признать. Я не хочу, чтобы они шептались за моей спиной, даже если Санди не вышвырнет меня из Тримальхиара. Вот счастливчик, он ничем не запятнан и может делать добро под собственным именем.
— Не понимаю, — губки ее надулись.
— Тебе и не нужно, — успокоил ее Бертран, заканчивая умыванием процедуру бритья. — Передай привет Санди, если увидишь.
Он вскинул на плечо мешок со своим снаряжением и исчез в ближайших кустах.
ГЛАВА 12
ЖАРКОЕ ИЗ ЕДИНОРОГА
— Здесь спускайся и ссади меня, — попросил Санди Сверчка. Дракон вопросительно повернул к нему длинную узкую морду.
— Не слишком ли рано? Тут еще придется пешком идти.
— В самый раз. Я не хотел бы афишировать свое появление. Кто знает, что творится сейчас в Черном Замке? Сперва я хотел бы наведаться к источнику живой воды и на всякий случай наполнить фляжку.
— Разумно, — согласился Сверчок, — но мне кажется, что года четыре назад это тебе не пришло бы в голову. Мне не хотелось бы тревожить тебя попусту, но… Санди, друг мой, ты меняешь цвет.
— Что? — Санди был ошарашен. — Серым, что ли, становлюсь?
— Нет-нет! Не серым. Раньше ты сверкал так, что смотреть на тебя было больно, а сейчас сияние почти исчезло, цвет стал туманным, молочным, зимним, каким-то… седым, что ли? Для меня-то эти годы — не годы, ты же знаешь, дракон живет тысячу лет, а вот ты… Санди, что с тобой?
— Я старею, Сверчок.
— Что? Но ведь четыре года — не срок и для тебя?
— Теперь я буду очень быстро стареть, потому что хозяин наших сказок хочет так. Поэтому, чтобы многое успеть, я должен много работать. Но хватит об этом, Сверчок, наша сказка еще не закончена. Скажи, где ты меня высадишь?
— Я высажу тебя в предгорьях, милях в десяти к западу от источника Жизни. Оттуда еще примерно столько же до Черного Замка. Там довольно безлюдно, эльфы объявили ту зону запретной и установили нечто вроде карантина. Я слыхал, что Амальрик опасается: вдруг какой-нибудь непоседа позарится на какие-то игрушки Черных, станет могуч и превратится в угрозу Светлым Силам. Там ведь осталось немало разных интересных штучек, которые могут принести значительный вред в умелых руках.
Дракон спланировал на небольшую укромную полянку. Санди соскользнул с его шеи.
— Сверчок, — спросил он, — ты будешь оскорблен тем, что я собираюсь привлечь на строительство драконов? Ведь фактически, если в моих руках оказываются их свистки, я лишаю их свободы. Это похоже на рабский труд.
— Нет, — сказал дракон, — если ты сумеешь дать им что-то более ценное, чем несколько недель монотонного труда. Для нас это не срок. Маленький секрет: драконы, особенно старые драконы, любят, чтобы сильные говорили с ними уважительно. Так что, Санди, имей дело со старыми драконами, потому что молодые нигилистически настроены; будь сильным и уважай мнение стариков. А если что не так, не жди развития ситуации, а сразу свисти. Я тебя откуда угодно вытащу.
Они простились, дракон взмыл в небо и растаял в нем, как воспоминание. Санди бодро зашагал по лесу.
Тут царила поздняя осень. Черные узловатые ветви уже освободились от груза листвы, пружинившей под его ногами и игравшей всеми цветами благородного увядания. Сквозь редкие стволы чахлых берез и осин проглядывало серебристое зеркало узкого озера. Несмотря на пасмурность, воздух был прозрачным, и Санди видел далеко и четко, и всюду было одно и то же: страдальчески искривленные черные ветви и роскошный упругий ковер под ногами, сплошь покрывавший коряги, похожие на изувеченных животных. Снега не было, его запретил Светлый Совет, но предзимьем пахло в воздухе; казалось, что снег должен пойти завтра. Хотя Санди знал, что не пойдет. Вдруг это решение Совета показалось ему отвратительным. Ведь если бы снег пошел, он рано или поздно стаял бы, и все эти замерзшие деревья зазеленели бы, и здесь вновь объявилась бы жизнь. Бессмертие этой поры очень напоминало смерть, и он ускорил шаг, чтобы миновать эти рощи и выйти к своей цели.
Через три часа он стоял посреди обширной поляны, покрытой бурой травой, и узнавал ее. Он узнал даже тот пригорок, на котором некогда стоял крест. Только сейчас здесь не было ни души. Понижавшийся край поляны утопал в густом тумане того цвета, какого, по утверждению Сверчка, теперь стал он сам.
Он очень быстро нашел источник, обложенный в знак почтения большими камнями. Странно, но к нему не было никакой очереди. Во всем этом опустевшем месте было нечто мистическое, жутковатое, и в то же время страшно притягательное. Ему захотелось сесть, расслабиться, закрыть глаза. Он встряхнулся, встал на колени и погрузил флягу в источник, следя, как из ее горлышка вылетают стремительные пузырьки.
— По какому праву, сударь, вы берете воду из этого источника? — раздался над его ухом голос, в котором он явственно различил нечеловеческие интонации. Без напрасной паники Санди поднял голову и встретил устремленные на себя глаза самого настоящего белого единорога.
— По праву того, кто первым пил из него, — спокойно ответил он. — А почему ты спрашиваешь? Ты охраняешь Источник?
— Да, — сказал единорог, по-лошадиному склоняя голову набок и рассматривая Санди янтарным глазом. — Я узнаю тебя, Белый принц. Ты имеешь право на эту воду, ведь она здесь лишь благодаря тебе. Пей и бери в запас. Это место твоего подвига, и я выражаю тебе свои восхищение и преданность.
Его шерсть была шелковистой, туманной и окутывала его легким тонким облаком, в котором сам единорог казался нечетким, как будто расплывающимся в ореоле. Детские мечты ожили в памяти Санди.
— Можно тебя погладить? — нерешительно спросил он.
— Ты ведь не станешь на этом настаивать? — полуутвердительно спросил единорог. — Мы же известные недотроги. Извини, нам очень тяжело находиться в обществе людей. Этот запах… Среди вашей породы очень вкусно пахнут только совсем юные девушки. Если бы у тебя была дочь, она могла бы делать с любым единорогом все, что ей заблагорассудится, хоть верхом скакать.
— У меня есть дочь, — Санди улыбнулся. — Я рад буду вас познакомить. Я вовсе не навязываю тебе свое общество и вскоре пойду своей дорогой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62