А ведь это важнейший человеческий показатель, остальное – приложение.
Доктор Монтаг все еще пытается время от времени подвергать сомнению мою теорию. Однажды он заговорил о материнском инстинкте как о том, что не подразумевает власть. Разумеется, он не прав в самом прямом смысле мать по своему усмотрению может дать ребенку сиську (или бутылочку) – источник жизни, а может отобрать. Если существуют примеры более полной власти одного человека над другим, то мне они неизвестны. Разумеется, большинство людей скрывают свое стремление к власти, в том числе и от самих себя. Тем не менее желание господствовать неизменно и неумолимо. Взять того милого, внешне абсолютно неагрессивного человека, произносящего свои совершенно дурацкие шутки, заставляющие людей смеяться. В определенном смысле он имеет такую же власть над людьми, как, скажем, Гитлер: в конце концов его слушатели смеются тогда, когда он их заставляет. И так происходит всегда и везде, на любом уровне. Моя уникальность – просто результат самопознания. Я знаю, чего я хочу, и я знаю, что я есть. Я – свое собственное творение, и сейчас я готовлюсь совершить прорыв в ту область, в которую я до смерти Майрона могла заходить только в мечтах. Теоретически уже разрушив идол мужской силы, я должна теперь разбить его практически – в лице Расти, который опять появился в городе.
И все же, кто я? Что я чувствую? Существую ли я в конце концов? Вопросы без ответа. В данный момент я будто нахожусь в состоянии амнезии, как в «Завороженном» , ощущая, что вот-вот случится нечто странное. Я испытываю тревогу, какое-то смутное волнение.
26
Зазвонил телефон. Это была Мэри-Энн. Я никогда не слышала, чтобы она была так взволнована.
– Он вернулся! Расти вернулся.
Я сделала вид, что это для меня новость. На самом же деле сегодня во второй половине дня Ирвинг Амадеус сказал мне:
– Это сокровище только что опять появилось на древних ритмах. Ему здорово досталось от нас за прогулы.
Я тут же направилась к Баку в офис, чтобы навести справки у секретаря; та поначалу отказалась говорить о деталях, но, когда я пригрозила, что пойду и расспрошу обо всем Бака лично, сказала, что Расти был задержан вместе с двумя другими молодыми людьми на мексиканской границе по подозрению в контрабанде марихуаны. К счастью, явных улик против них не было, и их отпустили. Тем не менее Расти продлили испытательный срок, и инспектор по наблюдению за условно освобожденными просил Бака не спускать с него глаз.
Расти ничего не рассказал Мэри-Энн.
– Знаете, он был с этими двумя ужасными парнями в Мексике, и они разбили машину. Они настолько поиздержались, что не могли наскрести денег даже на автобус обратно, и в конце концов их вызволил американский консул, когда они уже были на грани голодной смерти.
Расти – истинный представитель своего времени, в этом нет никаких сомнений: его фантастические истории служили для Мэри-Энн, равно как и для него самого, защитой от жестоких вторжений реальной жизни.
Хотя я не могу сказать, чтобы чужая радость когда бы то ни было порождала во мне что-либо кроме глубокой меланхолии, была почти рада за Мэри-Энн.
– Вы должны быть очень счастливы, – прошептала я подобно Филлис Такстер из «Тридцати секунд над Токио» с великолепным Ван Джонсоном.
– И мы бы хотели пообедать с вами сегодня вечером, если вы не против. Я рассказала Расти, как хорошо, просто чудесно вы относились ко мне, пока его не было.
– Мне кажется, вам было бы приятнее, если бы сегодня он целиком принадлежал вам. Кроме того, вы уверены, что он хочет меня видеть?
Возникло легкое замешательство, за которым последовали горячие уверения в том, что в действительности Расти восхищается мной, особенно после того, как я помогла ему на занятиях по пластике.
27
Сейчас полночь. Это был волнующий вечер. Во многих отношениях. Мы встретились с Расти и Мэри-Энн в «Быке и петухе» на Стрипе, по-видимому, это любимый ресторан Расти, и кормят там действительно сытно и вкусно. Он был необыкновенно весел и энергичен и поначалу не испытывал, казалось, никакой неловкости. Он легко импровизировал по поводу своих похождений в Мексике, ни на минуту не переставая жевать пшеничные лепешки с малиновым джемом. Я ограничилась маленьким кусочком индейки. Я очень боюсь стать такой же толстой, как Гертруда, которая в последние годы была похожа на запеченную грушу.
– Потом, после того как мы покинули Тигуану, нам пришлось разделиться, потому что, знаете, путешествовать автостопом втроем мы бы вряд ли смогли. Никто не возьмет троих парней вроде нас, небритых и грязных… Хотя был один такой… – Расти замялся, словно вспоминая детали или, что более вероятно, раздумывая, как бы подостовернее соврать. – Он хотел нас подбросить, такой смешной маленький мексиканец со сверкающими золотыми зубами и настолько нервный, что эти золотые зубы все время выбивали дробь, но он очень хотел нас, а мы сказали ему, черта с два, вы понимаете, кому нужны такие жертвы?
– Многим, – я произнесла это очень спокойно, стараясь не показать, будто я пытаюсь его задеть. Под столом я слегка тронула руку Мэри-Энн и получила такое же легкое рукопожатие в ответ.
Нахмурившись, Расти глубокомысленно кивнул.
– Да, это верно. Такие парни есть, я знаю нескольких прямо здесь, в Академии, они продают свою задницу кому попало за двадцать баксов и все только потому, что они слишком ленивы, чтобы работать.
– Но разве вы не пошли бы на это, если бы вам позарез нужны были деньги?
– Черт возьми, да я бы лучше подох с голоду, честное слово! – Он притянул Мэри-Энн к себе и поцеловал. Я ему верила.
В каком-то смысле Расти напоминал звезд сороковых, которые представляли собой безоблачное утро нации. Сейчас, в век коммерческих телесериалов, он всего лишь грустное воспоминание, анахронизм, олицетворяющий лишенную всякого смысла мужественность. Именно поэтому, чтобы спасти его (и мир от ему подобных), я должна полностью изменить его самоощущение.
Когда Расти закончил свою историю о блужданиях по Мексике (сильно смахивающую на очередную мыльную оперу), мы заговорили о Мэри-Энн и о благоприятном впечатлении, которое она произвела на Летицию Ван Аллен. Это известие подействовало даже на такого самоуверенного человека, как Расти.
– Вы в самом деле думаете, что Мэри-Энн ей понравилась?
– Да, очень.
– О нет, мне кажется, это не совсем так, – хотя Мэри-Энн и обещала стать певицей уровня Кэтрин Грэйсон, она оставалась верной традициям Джоан Лесли и старалась держаться в тени, как положено добропорядочной женщине. Для нее карьера Расти была важнее ее собственной. – Но в любом случае все это благодаря мисс Майре. Она все организовала.
– Это потрясающе, то, что вы сделали, – голос Расти звучал мягко и проникновенно, вызывая воспоминания о Джеймсе Крейге в ленте сороковых «Женитьба – дело личное».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Доктор Монтаг все еще пытается время от времени подвергать сомнению мою теорию. Однажды он заговорил о материнском инстинкте как о том, что не подразумевает власть. Разумеется, он не прав в самом прямом смысле мать по своему усмотрению может дать ребенку сиську (или бутылочку) – источник жизни, а может отобрать. Если существуют примеры более полной власти одного человека над другим, то мне они неизвестны. Разумеется, большинство людей скрывают свое стремление к власти, в том числе и от самих себя. Тем не менее желание господствовать неизменно и неумолимо. Взять того милого, внешне абсолютно неагрессивного человека, произносящего свои совершенно дурацкие шутки, заставляющие людей смеяться. В определенном смысле он имеет такую же власть над людьми, как, скажем, Гитлер: в конце концов его слушатели смеются тогда, когда он их заставляет. И так происходит всегда и везде, на любом уровне. Моя уникальность – просто результат самопознания. Я знаю, чего я хочу, и я знаю, что я есть. Я – свое собственное творение, и сейчас я готовлюсь совершить прорыв в ту область, в которую я до смерти Майрона могла заходить только в мечтах. Теоретически уже разрушив идол мужской силы, я должна теперь разбить его практически – в лице Расти, который опять появился в городе.
И все же, кто я? Что я чувствую? Существую ли я в конце концов? Вопросы без ответа. В данный момент я будто нахожусь в состоянии амнезии, как в «Завороженном» , ощущая, что вот-вот случится нечто странное. Я испытываю тревогу, какое-то смутное волнение.
26
Зазвонил телефон. Это была Мэри-Энн. Я никогда не слышала, чтобы она была так взволнована.
– Он вернулся! Расти вернулся.
Я сделала вид, что это для меня новость. На самом же деле сегодня во второй половине дня Ирвинг Амадеус сказал мне:
– Это сокровище только что опять появилось на древних ритмах. Ему здорово досталось от нас за прогулы.
Я тут же направилась к Баку в офис, чтобы навести справки у секретаря; та поначалу отказалась говорить о деталях, но, когда я пригрозила, что пойду и расспрошу обо всем Бака лично, сказала, что Расти был задержан вместе с двумя другими молодыми людьми на мексиканской границе по подозрению в контрабанде марихуаны. К счастью, явных улик против них не было, и их отпустили. Тем не менее Расти продлили испытательный срок, и инспектор по наблюдению за условно освобожденными просил Бака не спускать с него глаз.
Расти ничего не рассказал Мэри-Энн.
– Знаете, он был с этими двумя ужасными парнями в Мексике, и они разбили машину. Они настолько поиздержались, что не могли наскрести денег даже на автобус обратно, и в конце концов их вызволил американский консул, когда они уже были на грани голодной смерти.
Расти – истинный представитель своего времени, в этом нет никаких сомнений: его фантастические истории служили для Мэри-Энн, равно как и для него самого, защитой от жестоких вторжений реальной жизни.
Хотя я не могу сказать, чтобы чужая радость когда бы то ни было порождала во мне что-либо кроме глубокой меланхолии, была почти рада за Мэри-Энн.
– Вы должны быть очень счастливы, – прошептала я подобно Филлис Такстер из «Тридцати секунд над Токио» с великолепным Ван Джонсоном.
– И мы бы хотели пообедать с вами сегодня вечером, если вы не против. Я рассказала Расти, как хорошо, просто чудесно вы относились ко мне, пока его не было.
– Мне кажется, вам было бы приятнее, если бы сегодня он целиком принадлежал вам. Кроме того, вы уверены, что он хочет меня видеть?
Возникло легкое замешательство, за которым последовали горячие уверения в том, что в действительности Расти восхищается мной, особенно после того, как я помогла ему на занятиях по пластике.
27
Сейчас полночь. Это был волнующий вечер. Во многих отношениях. Мы встретились с Расти и Мэри-Энн в «Быке и петухе» на Стрипе, по-видимому, это любимый ресторан Расти, и кормят там действительно сытно и вкусно. Он был необыкновенно весел и энергичен и поначалу не испытывал, казалось, никакой неловкости. Он легко импровизировал по поводу своих похождений в Мексике, ни на минуту не переставая жевать пшеничные лепешки с малиновым джемом. Я ограничилась маленьким кусочком индейки. Я очень боюсь стать такой же толстой, как Гертруда, которая в последние годы была похожа на запеченную грушу.
– Потом, после того как мы покинули Тигуану, нам пришлось разделиться, потому что, знаете, путешествовать автостопом втроем мы бы вряд ли смогли. Никто не возьмет троих парней вроде нас, небритых и грязных… Хотя был один такой… – Расти замялся, словно вспоминая детали или, что более вероятно, раздумывая, как бы подостовернее соврать. – Он хотел нас подбросить, такой смешной маленький мексиканец со сверкающими золотыми зубами и настолько нервный, что эти золотые зубы все время выбивали дробь, но он очень хотел нас, а мы сказали ему, черта с два, вы понимаете, кому нужны такие жертвы?
– Многим, – я произнесла это очень спокойно, стараясь не показать, будто я пытаюсь его задеть. Под столом я слегка тронула руку Мэри-Энн и получила такое же легкое рукопожатие в ответ.
Нахмурившись, Расти глубокомысленно кивнул.
– Да, это верно. Такие парни есть, я знаю нескольких прямо здесь, в Академии, они продают свою задницу кому попало за двадцать баксов и все только потому, что они слишком ленивы, чтобы работать.
– Но разве вы не пошли бы на это, если бы вам позарез нужны были деньги?
– Черт возьми, да я бы лучше подох с голоду, честное слово! – Он притянул Мэри-Энн к себе и поцеловал. Я ему верила.
В каком-то смысле Расти напоминал звезд сороковых, которые представляли собой безоблачное утро нации. Сейчас, в век коммерческих телесериалов, он всего лишь грустное воспоминание, анахронизм, олицетворяющий лишенную всякого смысла мужественность. Именно поэтому, чтобы спасти его (и мир от ему подобных), я должна полностью изменить его самоощущение.
Когда Расти закончил свою историю о блужданиях по Мексике (сильно смахивающую на очередную мыльную оперу), мы заговорили о Мэри-Энн и о благоприятном впечатлении, которое она произвела на Летицию Ван Аллен. Это известие подействовало даже на такого самоуверенного человека, как Расти.
– Вы в самом деле думаете, что Мэри-Энн ей понравилась?
– Да, очень.
– О нет, мне кажется, это не совсем так, – хотя Мэри-Энн и обещала стать певицей уровня Кэтрин Грэйсон, она оставалась верной традициям Джоан Лесли и старалась держаться в тени, как положено добропорядочной женщине. Для нее карьера Расти была важнее ее собственной. – Но в любом случае все это благодаря мисс Майре. Она все организовала.
– Это потрясающе, то, что вы сделали, – голос Расти звучал мягко и проникновенно, вызывая воспоминания о Джеймсе Крейге в ленте сороковых «Женитьба – дело личное».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52