Из него вышел высокий седой человек. Держался он прямо.
Следом за ним из-за руля поднялась стройная черноглазая женщина, а с заднего сиденья выбрались два мальчика. Постарше олицетворял собой «загадочную акселерацию», ростом почти сравнявшись с седым своим спутником, а младший был подвижный, быстрый, тоже темноглазый, как мать, но белобрысый. Его лицо с тонкими чертами казалось сосредоточенным, взволнованным.
Все четверо остановились перед живой стеной, преградившей им путь.
Кто-то обернулся, узнал:
— Проходите, Николай Николаевич.
— Пропустите товарища Волкова! — поддержали его другие.
Словно невидимая рука раздвинула толпу. К эскалатору, поднимавшему пассажиров на перрон, открылся проход.
Волков отвечал на многочисленные приветствия. Женщина смущенно улыбалась, а младший мальчик считал своим долгом кивнуть каждому, кто здоровался с его дедом. Старший же окидывал всех веселым взглядом, явно довольный, что все узнают его дядю, Волкова.
— Знаю я младшего-то мальчонка. Сын это инженера Карцева, того, что Мол Северный строил.
— Да ну? А постарше?
— Это Андрея Степановича Бурова сын, в нашем мартеновском цехе первого инженера. А с ими мать мальчонки, геолог… Помните историю с островом Исчезающим?
— Ну как же! Так, значит, она дочь Николая Николаевича.
Да, это была одна из героинь полярной эпопеи Галя Волкова.
— Я боюсь, Сереженьку задавят там около института. Как притягивает к себе людей космическая романтика. А мы увлекались Севером… — говорила она.
— Ничего, ничего. Сергей Сереженьку нашего защитит. Плечи у него чемпионские. Пусть оба Сергея увидят не только сам институт, но и тех, кто в него стремится.
— Я, мама, на дерево в крайнем случае залезу. С него будет виднее и до звезд ближе.
— Смотри не свались с дерева.
— Дедушка говорил, что ты тоже лазила, когда маленькой была.
— Я и сейчас могу, — рассмеялась мать.
Галина Николаевна подошла к перилам, вдоль которых в ящиках росли цветы, и с наслаждением понюхала их.
— Можно я сорву один? — спросил мальчик.
— Я тебе сорву! — пригрозил старший Сергей.
Однорельсовый путь натянутой нитью серебрился вдали. Ажурные легкие арки эстакады убегающими волнами вздымались над листвой росших у их основания деревьев.
Жужжащий поезд остановился у перрона. Толпа тихо ждала. Никто из стоящих поблизости от Волкова и его семьи не входил в вагон.
— Ты понимаешь, конечно. Лучше, чтобы они знакомились со всем на общих основаниях.
Галина Николаевна кивнула. Мальчик повис у нее на шее, словно уезжал невесть куда.
Лишь когда Николай Николаевич и оба Сережи появились в окне вагона, усаживаясь в удобные кресла из искусственной кожи, люди стали входить в вагон.
Сережа-маленький нажатием кнопки открыл окно. В вагоне стало слышно музыкальное жужжание гироскопа, удерживающего в устойчивом положении двухколесный вагон «велопоезда».
Состав плавно тронулся. Одновременно по второму пути подошел встречный поезд. Он не имел никаких токосъемных устройств.
— А ну, — спросил Николай Николаевич Сережу, — откуда поезд берет ток?
— Из рельса, — бойко ответил мальчик. — По нему токи высокой частоты бегут. Через воздушный промежуток в трансформаторной обмотке вагона возбуждается ток. Он и крутит моторы.
— Если бы ты так по истории отвечал, — вздохнул Николай Николаевич.
— Так ведь мы не в архивный институт, а в ракетный едем, — отпарировал внук.
Волков усмехнулся:
— Хорошо, поговорим о технике.
— Это правда, что лунолет сами студенты сделали?
— Под руководством ректора института, доктора технических наук профессора Анны Ивановны Седых, — солидно разъяснил Сережа-старший. — Она — главный конструктор космического объекта.
— А зачем ты с нами едешь, если физиком решил стать?
— Современный физик не может быть оторван от техники, — разъяснил Сереже его юный дядя.
— Ну, коли так, — заметил Николай Николаевич, — то скоротаем дорогу кое-каким расчетом. Будущему физику карандаш в руки, а школьнику, который механику проходит, не отставать.
Сережа уставился в окно, явно побаиваясь дедовской выдумки.
За окном мелькали дома-амфитеатры с широкими террасами, на которых росли деревья. Пронеслись стеклобетонные громады заводов с чистыми, словно паркетными дворами, разлинованными межцеховыми дорожками. Потом под эстакадой зеленым потоком заструились сросшиеся кроны деревьев. Там и здесь мелькали крыши дач, бассейны для плавания, зеленые лужайки с резвящейся на них детворой.
— Итак, — начал Волков, — что за лунолет студенты соорудили?
— Это я знаю, — заявил Сережа. — Вроде космического автобуса. Космос — обратно. В таком же виде возвращается, в каком улетал для постоянной связи с базой на Луне. Ну, будет такая. Потому и лунолет называется. Так в «Пионерке» писали.
— Правильно писали, — поощрил Волков. — А чем это достигается, вот что вы мне скажите?
— Наверное, топливо особое, — предположил мальчик.
— Конечно, и топливо, но… не только. Что еще? Почему день открытых дверей Ракетного института приурочивается к окончанию Арктического моста?
— Праздник общий, — нашелся мальчик.
— Чудило ты, — вмешался Сергей. — «Из пушки на Луну» читал?
— Ну, читал. Я всего Жюля Верна знаю.
— Положим, не всего. Только несколько томов из шестидесяти, кажется, его романов.
— Вот как? — присвистнул Сережа.
— Да, друг, вот так. Могли они в снаряде из пушки вылететь?
— А что? Они вылетели. И вернулись. Правда, на Луну не спускались.
— Это в книге. А ты бы полетел?
— Спрашиваешь. Это ты струсил бы.
— Вот в лепешку и превратился бы. Лепешка и есть лепешка.
— В лепешку? Врешь. Там не написано.
— Чудило ты! Ствол пушки был слишком короток. Чтобы разогнать ядро до второй космической скорости, когда оно может оторваться от Земли, ускорение понадобилось бы столь большое, что оно расплющило бы пассажиров снаряда. Другое дело труба Арктического моста.
Мальчик заинтересовался. Этот Сергей все знает. По детской привычке он спросил:
— Почему?
— Да потому что длина ствола туннеля подо льдом четыре тысячи километров. Это, пожалуй, в полмиллиона раз длиннее ствола тяжелого артиллерийского орудия.
— Ну и что?
— А то, что ускорение разгона лунолета в трубе Арктического моста будет в полмиллиона раз меньше, чем в пушке Жюля Верна. Всего лишь в неполных два раза больше ускорения земной тяжести. Разгона почти не почувствуешь. Будто ты на коленях у меня уселся и ногами в переднее сиденье давишь. Вот и все. И всего одиннадцать минут.
— А зачем пушка, если мы в Ракетный институт едем?
— Видишь ли, когда-нибудь ты будешь изучать диалектику и поймешь единство противоположностей. Развитие ракетного сообщения в космосе приведет к отказу от ракет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Следом за ним из-за руля поднялась стройная черноглазая женщина, а с заднего сиденья выбрались два мальчика. Постарше олицетворял собой «загадочную акселерацию», ростом почти сравнявшись с седым своим спутником, а младший был подвижный, быстрый, тоже темноглазый, как мать, но белобрысый. Его лицо с тонкими чертами казалось сосредоточенным, взволнованным.
Все четверо остановились перед живой стеной, преградившей им путь.
Кто-то обернулся, узнал:
— Проходите, Николай Николаевич.
— Пропустите товарища Волкова! — поддержали его другие.
Словно невидимая рука раздвинула толпу. К эскалатору, поднимавшему пассажиров на перрон, открылся проход.
Волков отвечал на многочисленные приветствия. Женщина смущенно улыбалась, а младший мальчик считал своим долгом кивнуть каждому, кто здоровался с его дедом. Старший же окидывал всех веселым взглядом, явно довольный, что все узнают его дядю, Волкова.
— Знаю я младшего-то мальчонка. Сын это инженера Карцева, того, что Мол Северный строил.
— Да ну? А постарше?
— Это Андрея Степановича Бурова сын, в нашем мартеновском цехе первого инженера. А с ими мать мальчонки, геолог… Помните историю с островом Исчезающим?
— Ну как же! Так, значит, она дочь Николая Николаевича.
Да, это была одна из героинь полярной эпопеи Галя Волкова.
— Я боюсь, Сереженьку задавят там около института. Как притягивает к себе людей космическая романтика. А мы увлекались Севером… — говорила она.
— Ничего, ничего. Сергей Сереженьку нашего защитит. Плечи у него чемпионские. Пусть оба Сергея увидят не только сам институт, но и тех, кто в него стремится.
— Я, мама, на дерево в крайнем случае залезу. С него будет виднее и до звезд ближе.
— Смотри не свались с дерева.
— Дедушка говорил, что ты тоже лазила, когда маленькой была.
— Я и сейчас могу, — рассмеялась мать.
Галина Николаевна подошла к перилам, вдоль которых в ящиках росли цветы, и с наслаждением понюхала их.
— Можно я сорву один? — спросил мальчик.
— Я тебе сорву! — пригрозил старший Сергей.
Однорельсовый путь натянутой нитью серебрился вдали. Ажурные легкие арки эстакады убегающими волнами вздымались над листвой росших у их основания деревьев.
Жужжащий поезд остановился у перрона. Толпа тихо ждала. Никто из стоящих поблизости от Волкова и его семьи не входил в вагон.
— Ты понимаешь, конечно. Лучше, чтобы они знакомились со всем на общих основаниях.
Галина Николаевна кивнула. Мальчик повис у нее на шее, словно уезжал невесть куда.
Лишь когда Николай Николаевич и оба Сережи появились в окне вагона, усаживаясь в удобные кресла из искусственной кожи, люди стали входить в вагон.
Сережа-маленький нажатием кнопки открыл окно. В вагоне стало слышно музыкальное жужжание гироскопа, удерживающего в устойчивом положении двухколесный вагон «велопоезда».
Состав плавно тронулся. Одновременно по второму пути подошел встречный поезд. Он не имел никаких токосъемных устройств.
— А ну, — спросил Николай Николаевич Сережу, — откуда поезд берет ток?
— Из рельса, — бойко ответил мальчик. — По нему токи высокой частоты бегут. Через воздушный промежуток в трансформаторной обмотке вагона возбуждается ток. Он и крутит моторы.
— Если бы ты так по истории отвечал, — вздохнул Николай Николаевич.
— Так ведь мы не в архивный институт, а в ракетный едем, — отпарировал внук.
Волков усмехнулся:
— Хорошо, поговорим о технике.
— Это правда, что лунолет сами студенты сделали?
— Под руководством ректора института, доктора технических наук профессора Анны Ивановны Седых, — солидно разъяснил Сережа-старший. — Она — главный конструктор космического объекта.
— А зачем ты с нами едешь, если физиком решил стать?
— Современный физик не может быть оторван от техники, — разъяснил Сереже его юный дядя.
— Ну, коли так, — заметил Николай Николаевич, — то скоротаем дорогу кое-каким расчетом. Будущему физику карандаш в руки, а школьнику, который механику проходит, не отставать.
Сережа уставился в окно, явно побаиваясь дедовской выдумки.
За окном мелькали дома-амфитеатры с широкими террасами, на которых росли деревья. Пронеслись стеклобетонные громады заводов с чистыми, словно паркетными дворами, разлинованными межцеховыми дорожками. Потом под эстакадой зеленым потоком заструились сросшиеся кроны деревьев. Там и здесь мелькали крыши дач, бассейны для плавания, зеленые лужайки с резвящейся на них детворой.
— Итак, — начал Волков, — что за лунолет студенты соорудили?
— Это я знаю, — заявил Сережа. — Вроде космического автобуса. Космос — обратно. В таком же виде возвращается, в каком улетал для постоянной связи с базой на Луне. Ну, будет такая. Потому и лунолет называется. Так в «Пионерке» писали.
— Правильно писали, — поощрил Волков. — А чем это достигается, вот что вы мне скажите?
— Наверное, топливо особое, — предположил мальчик.
— Конечно, и топливо, но… не только. Что еще? Почему день открытых дверей Ракетного института приурочивается к окончанию Арктического моста?
— Праздник общий, — нашелся мальчик.
— Чудило ты, — вмешался Сергей. — «Из пушки на Луну» читал?
— Ну, читал. Я всего Жюля Верна знаю.
— Положим, не всего. Только несколько томов из шестидесяти, кажется, его романов.
— Вот как? — присвистнул Сережа.
— Да, друг, вот так. Могли они в снаряде из пушки вылететь?
— А что? Они вылетели. И вернулись. Правда, на Луну не спускались.
— Это в книге. А ты бы полетел?
— Спрашиваешь. Это ты струсил бы.
— Вот в лепешку и превратился бы. Лепешка и есть лепешка.
— В лепешку? Врешь. Там не написано.
— Чудило ты! Ствол пушки был слишком короток. Чтобы разогнать ядро до второй космической скорости, когда оно может оторваться от Земли, ускорение понадобилось бы столь большое, что оно расплющило бы пассажиров снаряда. Другое дело труба Арктического моста.
Мальчик заинтересовался. Этот Сергей все знает. По детской привычке он спросил:
— Почему?
— Да потому что длина ствола туннеля подо льдом четыре тысячи километров. Это, пожалуй, в полмиллиона раз длиннее ствола тяжелого артиллерийского орудия.
— Ну и что?
— А то, что ускорение разгона лунолета в трубе Арктического моста будет в полмиллиона раз меньше, чем в пушке Жюля Верна. Всего лишь в неполных два раза больше ускорения земной тяжести. Разгона почти не почувствуешь. Будто ты на коленях у меня уселся и ногами в переднее сиденье давишь. Вот и все. И всего одиннадцать минут.
— А зачем пушка, если мы в Ракетный институт едем?
— Видишь ли, когда-нибудь ты будешь изучать диалектику и поймешь единство противоположностей. Развитие ракетного сообщения в космосе приведет к отказу от ракет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142