Я подумал, что было бы очень неплохо, если бы неподалеку удалось найти штучек пять подосиновиков. Через полчаса нашел их, вручил попечению Леши, снял взмокшие кеды, пристроив поближе к огню, и полез в дом погреться чайком, заботливо приготовленным Лешей. А сам он, почистив грибы и поставив котелок на огонь, пошел в сторону речки посмотреть, как там у Толи дела.
Вернулся почти сразу. Спрашиваю его: «Есть что-нибудь?» Отвечает: «Сейчас сам увидишь». Ну, думаю, если Толя так быстро возвращается, значит, уже наловил. Но сколько—вот в чем вопрос... А ведь и часа не прошло, как он отправился...
Подходит Толя, совершенно мокрый до пояса. Идет босиком, неся в одной руке сапоги-скороходы, а в другой — мокрые портянки, с которых капает вода.
«Представляешь, четыре пескаря упустил!» Я подумал, что на этот раз он, войдя в воду, ловил их котелком, иначе я не мог объяснить, почему он мокрый до пояса. Но оказывается, все обстояло иначе. Он решил поменять место и стал переправляться на другой берег по упавшему дереву. Поскользнулся, рухнул в воду, выпустив котелок, и пойманные пескари вернулись в родную стихию. И вот теперь Толя сидит у костра, сушится.
Давясь, немного поели грибов. Сели рядом под крышей. Леша вздохнул, как будто подумал о чем-то для него очень тяжелом, и сказал: «Эх, сигаретку бы...» Спросил его: «Совсем плохо без курева?» Он ответил: «Да так... Когда об этом не думаешь, вроде бы ничего. А когда подумаешь— хочется...» — «А думаешь часто?» — «Часто...» — вздохнул Алексей.
— Послушай, — спросил я его, — если честно, не жалеешь, что с нами пошел?
— Конечно, нет. О чем тут жалеть?
— Скажи, а с какой профессиональной точки зрения тебя это наше мероприятие интересует?
Помолчал, подумал, пожевав стебель травинки.
— Да видишь ли, просто все... Одно дело — работать, имея только конечные результаты такого эксперимента, а другое — самому в нем участвовать. Все как бы изнутри видишь...
Больше он ничего не сказал. Не слишком-то разговорчивый человек, наш Алексей. Он может долго сидеть, думая о чем-то своем. Хотя в общем человек он довольно общительный, коммуникабельный, как теперь говорят. Но при всем том инициативу на коммуникабельность редко сам проявляет. Бывает, что за час-полтора, а то и за два от него не услышишь ни слова. А меня долгое молчание тяготит, угнетает. Когда один — дело другое: что нового сам себе можешь сказать? А если рядом есть кто-нибудь, непременно захочется выговориться.
В тайге мы научились лучше понимать и ценить привычки друг друга. Конечно, я не могу сказать, что мы всегда в полной мере понимали даже себя, но я чувствовал: кажется, каждый искренне этого хочет.
... Унылый, сумрачный день. Затяжной, мелкий дождик. Леша стоит возле костра, нахлобучив капюшон и время от времени приподнимая крышку котелка, чтобы продегустировать его содержимое. Что там дегустировать... Вкусовые нюансы этой стряпни на всю жизнь, наверно, запомнили...
А ноги таскать стало заметно труднее. Вот пошел, а они, будто чужие. Проходил мимо костра, зацепил за корягу, она толкнула котелок, тот накренился, и часть варева вылилась на бревно. Я, не сдержавшись, выругался, направив проклятие в свой собственный адрес. Леша никак на этот инцидент не отреагировал. Наклонился и начал с бревна собирать ложкой грибы и аккуратно возвращать их в котелок. Что добру зря пропадать...
Тихо... Отчетливо проквакала в небе какая-то птица. Теперь, мне кажется, я не удивлюсь, если над головой, пронзительно щебеча, пролетит стая лягушек. Однако у воды, там, где им полагалось быть, да и в любом другом месте мы лягушек так и не встретили. Не удалось мне пока Лешу порадовать возможностью приготовить новое блюдо.
Леша, ловко зацепив дужку котелка особой палочкой, перенес его внутрь дома и поставил на ложе. Сказал мне: «Не двигайся, а то мало осталось». Начали есть. Толя вдруг вскрикнул, бросил ложку, закрыл глаза и зажал рот ладонью. Мы с Лешей встревожились. Доктор уже собирался засучить рукава и сделать профессиональный осмотр, как Коваленко открыл рот и, еле ворочая языком, произнес со страданием: «Ох, язык прикусил... Посмотри, Леша, кровь есть?»—и он выставил пострадавший орган наружу.
Да, действительно... Такое впечатление, что он не только прикусил язык, но и успел еще пожевать. — Кровь есть, — констатировал доктор. — Помажь йодом, — не удержался я от совета.
— Нет, я лучше перевяжу,—пообещал Алексей. А к обеду дождь кончился. Выглянуло солнце—и лес сразу сделался чистым, прозрачным. Неужели это наш Гиблый лес?... Толя, не медля, начал возиться, собирая рыболовные снасти. Более чем скромные результаты первых попыток нам показали: худо-бедно, а рыба здесь водится. Кроме того, вооружены мы настолько, что на минимальный улов можем рассчитывать. Так что надежда на лучшие времена еще оставалась.
Вернулся Толя часа через два. Он нес котелок, из которого торчала трава. Ага, значит, в нем кто-то сидит! Так и есть: пять рыбок сантиметров по семь: три пескаря и две рыбешки побольше—гольцы.
Леша—человек сердобольный. Не захотел бросать живых рыбок в кипящую воду. Сказал: «Я их выну из котелка, чтобы уснули... А то ведь живые они все-таки...»
Уха получилась сказочно вкусной, но она лишь возбудила наш аппетит. Грибы никогда не вызывали у нас желания есть, даже есть что-то другое, а вот эта уха, словно напомнив о былой роскошной гастрономической жизни, вызывала желание есть еще и еще.
А потом меня потянуло в сон. Я почувствовал, что если сейчас не пойду в наш дом и не прилягу, то повалюсь на землю прямо здесь, у костра.
Спал недолго, около часа, но этот час очень взбодрил. Подумал: а ведь сегодня впервые за все время удалось соснуть днем. Раньше не получалось. Пора собираться и двигаться дальше. И все-таки пришлось остаться еще на ночь в Гиблом лесу. Внезапно разразился такой ливень, что мысли о переходе смыло бесследно за несколько секунд. Обрушившийся дождь был столь сильным, что мы изредка с тревогой стали поглядывать на склон, под которым расположились, опасаясь, не хлынет ли оттуда нежданный поток. Но нет, обошлось.
Ближе к вечеру, когда дождь ослабел, мы снова столкнулись с необходимостью заготовить на ночь дрова. Уж слишком поучителен был опыт последней ночи. Надо уйти подальше, найти березу и нарубить поленьев побольше. На этот раз мы пошли вместе с Толей. Более часа махали с ним топором, срубили по нескольку довольно больших берез, разделили их на равные полешки и перетащили к дому. Получилась внушительная поленница, обещающая на ночь тепло. Что и говорить, дровосеками мы стали как будто хорошими.
А вот сил после проделанной работы совершенно никаких не осталось. И я и Толя буквально рухнули на ложе и долгое время лежали не двигаясь.
Толя начал по частям поднимать свое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Вернулся почти сразу. Спрашиваю его: «Есть что-нибудь?» Отвечает: «Сейчас сам увидишь». Ну, думаю, если Толя так быстро возвращается, значит, уже наловил. Но сколько—вот в чем вопрос... А ведь и часа не прошло, как он отправился...
Подходит Толя, совершенно мокрый до пояса. Идет босиком, неся в одной руке сапоги-скороходы, а в другой — мокрые портянки, с которых капает вода.
«Представляешь, четыре пескаря упустил!» Я подумал, что на этот раз он, войдя в воду, ловил их котелком, иначе я не мог объяснить, почему он мокрый до пояса. Но оказывается, все обстояло иначе. Он решил поменять место и стал переправляться на другой берег по упавшему дереву. Поскользнулся, рухнул в воду, выпустив котелок, и пойманные пескари вернулись в родную стихию. И вот теперь Толя сидит у костра, сушится.
Давясь, немного поели грибов. Сели рядом под крышей. Леша вздохнул, как будто подумал о чем-то для него очень тяжелом, и сказал: «Эх, сигаретку бы...» Спросил его: «Совсем плохо без курева?» Он ответил: «Да так... Когда об этом не думаешь, вроде бы ничего. А когда подумаешь— хочется...» — «А думаешь часто?» — «Часто...» — вздохнул Алексей.
— Послушай, — спросил я его, — если честно, не жалеешь, что с нами пошел?
— Конечно, нет. О чем тут жалеть?
— Скажи, а с какой профессиональной точки зрения тебя это наше мероприятие интересует?
Помолчал, подумал, пожевав стебель травинки.
— Да видишь ли, просто все... Одно дело — работать, имея только конечные результаты такого эксперимента, а другое — самому в нем участвовать. Все как бы изнутри видишь...
Больше он ничего не сказал. Не слишком-то разговорчивый человек, наш Алексей. Он может долго сидеть, думая о чем-то своем. Хотя в общем человек он довольно общительный, коммуникабельный, как теперь говорят. Но при всем том инициативу на коммуникабельность редко сам проявляет. Бывает, что за час-полтора, а то и за два от него не услышишь ни слова. А меня долгое молчание тяготит, угнетает. Когда один — дело другое: что нового сам себе можешь сказать? А если рядом есть кто-нибудь, непременно захочется выговориться.
В тайге мы научились лучше понимать и ценить привычки друг друга. Конечно, я не могу сказать, что мы всегда в полной мере понимали даже себя, но я чувствовал: кажется, каждый искренне этого хочет.
... Унылый, сумрачный день. Затяжной, мелкий дождик. Леша стоит возле костра, нахлобучив капюшон и время от времени приподнимая крышку котелка, чтобы продегустировать его содержимое. Что там дегустировать... Вкусовые нюансы этой стряпни на всю жизнь, наверно, запомнили...
А ноги таскать стало заметно труднее. Вот пошел, а они, будто чужие. Проходил мимо костра, зацепил за корягу, она толкнула котелок, тот накренился, и часть варева вылилась на бревно. Я, не сдержавшись, выругался, направив проклятие в свой собственный адрес. Леша никак на этот инцидент не отреагировал. Наклонился и начал с бревна собирать ложкой грибы и аккуратно возвращать их в котелок. Что добру зря пропадать...
Тихо... Отчетливо проквакала в небе какая-то птица. Теперь, мне кажется, я не удивлюсь, если над головой, пронзительно щебеча, пролетит стая лягушек. Однако у воды, там, где им полагалось быть, да и в любом другом месте мы лягушек так и не встретили. Не удалось мне пока Лешу порадовать возможностью приготовить новое блюдо.
Леша, ловко зацепив дужку котелка особой палочкой, перенес его внутрь дома и поставил на ложе. Сказал мне: «Не двигайся, а то мало осталось». Начали есть. Толя вдруг вскрикнул, бросил ложку, закрыл глаза и зажал рот ладонью. Мы с Лешей встревожились. Доктор уже собирался засучить рукава и сделать профессиональный осмотр, как Коваленко открыл рот и, еле ворочая языком, произнес со страданием: «Ох, язык прикусил... Посмотри, Леша, кровь есть?»—и он выставил пострадавший орган наружу.
Да, действительно... Такое впечатление, что он не только прикусил язык, но и успел еще пожевать. — Кровь есть, — констатировал доктор. — Помажь йодом, — не удержался я от совета.
— Нет, я лучше перевяжу,—пообещал Алексей. А к обеду дождь кончился. Выглянуло солнце—и лес сразу сделался чистым, прозрачным. Неужели это наш Гиблый лес?... Толя, не медля, начал возиться, собирая рыболовные снасти. Более чем скромные результаты первых попыток нам показали: худо-бедно, а рыба здесь водится. Кроме того, вооружены мы настолько, что на минимальный улов можем рассчитывать. Так что надежда на лучшие времена еще оставалась.
Вернулся Толя часа через два. Он нес котелок, из которого торчала трава. Ага, значит, в нем кто-то сидит! Так и есть: пять рыбок сантиметров по семь: три пескаря и две рыбешки побольше—гольцы.
Леша—человек сердобольный. Не захотел бросать живых рыбок в кипящую воду. Сказал: «Я их выну из котелка, чтобы уснули... А то ведь живые они все-таки...»
Уха получилась сказочно вкусной, но она лишь возбудила наш аппетит. Грибы никогда не вызывали у нас желания есть, даже есть что-то другое, а вот эта уха, словно напомнив о былой роскошной гастрономической жизни, вызывала желание есть еще и еще.
А потом меня потянуло в сон. Я почувствовал, что если сейчас не пойду в наш дом и не прилягу, то повалюсь на землю прямо здесь, у костра.
Спал недолго, около часа, но этот час очень взбодрил. Подумал: а ведь сегодня впервые за все время удалось соснуть днем. Раньше не получалось. Пора собираться и двигаться дальше. И все-таки пришлось остаться еще на ночь в Гиблом лесу. Внезапно разразился такой ливень, что мысли о переходе смыло бесследно за несколько секунд. Обрушившийся дождь был столь сильным, что мы изредка с тревогой стали поглядывать на склон, под которым расположились, опасаясь, не хлынет ли оттуда нежданный поток. Но нет, обошлось.
Ближе к вечеру, когда дождь ослабел, мы снова столкнулись с необходимостью заготовить на ночь дрова. Уж слишком поучителен был опыт последней ночи. Надо уйти подальше, найти березу и нарубить поленьев побольше. На этот раз мы пошли вместе с Толей. Более часа махали с ним топором, срубили по нескольку довольно больших берез, разделили их на равные полешки и перетащили к дому. Получилась внушительная поленница, обещающая на ночь тепло. Что и говорить, дровосеками мы стали как будто хорошими.
А вот сил после проделанной работы совершенно никаких не осталось. И я и Толя буквально рухнули на ложе и долгое время лежали не двигаясь.
Толя начал по частям поднимать свое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47