– Я не стану соблазнять твоих друзей. Они не в моем вкусе. А ты плохо выглядишь. Ты не болен?
И тут зазвучал голос. То есть в этот раз был не рассказ – пение. Ангелы так могли бы петь – но только не на планете, а где-нибудь в высших сферах, наблюдая неземную красоту и погружаясь в неземную гармонию. Голос наполнял весь дом. Атлантида несколько секунд стоял неподвижно, не в силах сдвинуться с места – его очаровала песня. Потом бросился вон из столовой. Сукки Кай-1 сидел на корточках перед кувшином и смотрел, как вращается внутри него золотой “смычок”. И что-то такое подпевал. Лишь когда пение закончилось, Платон сообразил, что комп не перевел ни слова.
Видимо, комп был так тактичен, что не посмел мешать. В отличие от сукки.
– О чем он пел? – обратился Атлантида к компьютеру.
– Язык не известен.
– Разве это другой язык?
– Именно так. Некоторые совпадения имеются. Но лишь некоторые. В основном совершенно новый язык.
– Можешь перевести?
– Я не получил команды.
– Ты запомнил слова песни?
– Разумеется. Переводить стихами или прозой?
– Стихами. А впрочем, подожди. Сейчас будешь переводить следующий кувшин.
– Мой второй контур может заняться другим заданием, – самоуверенно предложил комп. – Мой мозг специально выращен для проведения сложнейших исследовательских программ.
– Как бы ты не начал глючить….
– Вы обижаете мой второй контур.
Платон надел наушники и “запустил” следующий кувшин. И вновь кто-то стал рассказывать. На этот раз голос оказался мужской, голос уже пожилого человека. И рассказ тоже был не особенно веселый – это ясно было без перевода.
"Сегодня я подарил погребальный кувшин своему сыну. Теперь многие боятся, что не успеют этого сделать, и стараются наивно обмануть природу Немертеи и подарить погребальный кувшин раньше, чем ребенку исполнится пять лет. Неужели они не понимают, что маленький ребенок еще не умеет разговаривать с кувшином по душам, и тем самым они портят кувшин и лишают дух к-хи возможности совершить новый круг. Но мой маленький Т-ти уже научился разговаривать со своим игровым кувшином, и теперь ему ничего не стоит каждый вечер, как положено, говорить с настоящим погребальным кувшином. Какое совпадение – он в первый раз разговаривает со своим погребальным кувшином, а я – в последний. Я это чувствую, как чувствовали другие последний день до меня. Но мне не особенно страшно. Однако… все же… я боюсь. Почему смотритель сказал, что запись моих разговоров (переведено приблизительно) не точна и надо оставить еще звуковое послание, как будто это не погребальный кувшин, а кувшин для игр или для собирания рассказов? Прежде я считал кувшины рассказов совершенно ненужными. Порой мне мерещилось в них нечто, свойственное не природе Немертеи, но природе Ройка. Они походили на низкую пищу (эквивалента подобрать не удалось). И вот я сам сочиняю кувшин рассказов. И не могу сделать этот кувшин плохим. Он должен звучать, умиротворяя светило Немертеи голосом сладостным, умножая любовь. Голосом, который сладостнее теплого западного ветра… Я пел всю жизнь, и из многих кувшинов будет звучать мой голос. А С-сма всю жизнь копал подземный ход, чтобы добраться до колодца и соединить вновь природу Немертеи и природу Ройка. Но С-сма умер, и никто не ведает, где тайный ход. Я похитил кувшин С-сма, чтобы узнать, как добраться до колодца. Но кувшин С-сма не зазвучал. В глине был какой-то дефект. Что, если мой кувшин поврежден… и… тогда… тогда мой дух не сможет совершить новый круг. Говорят, теперь много дефектных кувшинов, но никто не знает – почему. Буду ли я жить в тот момент, когда мой рассказ зазвучит из кувшина? А если даже и буду, то какова будет жизнь в кувшине рассказов? Вновь и вновь внезапные пробуждения среди долгого сна, и вновь – бесконечная ночь… Сначала пробуждения часты, потом все реже и реже. И наконец – уже не дождаться нового слушателя. Никого не интересует мой рассказ. Что, если все предыдущие записи в моем погребальном кувшине погибнут и останется только эта – звуковая? Там было много значительного, много важного… Во всяком случае, для меня. А здесь? Обращенное в звук общение всегда слабее, нежели общение по душам. Сижу, склонившись над своим кувшином, сознавая, что должен произнести НЕЧТО. А произнести ничего не могу. Лишь повторяю: в последний раз, в последний раз… Все прежние сообщения уже не имеют значения. Значение имеет лишь одно, будет еще один круг или нет… еще один круг или нет… Круг этой жизни оказался скомканным, пустым и ненужным. Даже для Т-ти я сделал так мало. А что, если этот мой круг последний?.. Какой-нибудь круг всегда бывает последним. Я устал говорить и начинаю повторяться. В ужасе обнаруживаю… мне нечего больше сказать… тороплюсь… Или… Говорят… что всему виной краткость нынешних милостей, что оказывают король и королева, да живут они вечно…” – На этом сообщение прерывается, – сообщил компьютер. – Зато могу предоставить перевод песни.
– Давай…
"По улице ходила большая крокодила…
Она была очень зеленая и очень большая”.
– Что?!
– Перевод, как вы просили. Прозой.
Атлантида обдумал предложенный компом вариант.
– Идиот! Дешевый пластиковый мешок для погребения! Это же та песенка, которую напевал сукки. Где песня кувшина?
– В моей памяти нет другого варианта…
Так… Значит, исследовательский, специально выращенный, как младенец в искусственной матке, комп не сделал записи. И эта божественная музыка звучала в первый и последний раз. Атлантида и два сукки были ее единственными слушателями. Что ж это такое?! Платон попытался напеть несколько особенно поразивших его музыкальных фраз…
Но не получилось. Так петь он не мог.
А тут в комнату вбежал сукки Кай-2.
– Андромаха сбежала.
– Молодец! Куда ты смотрел?
– А ты? – Впрочем, упрекать друг друга не имело смысла. – Колодец! Она кинется к своему дружку Бродсайту на Ройк.
Атлантида схватил бластер и помчался к вездеходу. Но не добежал и вернулся назад. Надо выработать хоть какой-то план действий… Но почему-то ничего дельного не приходило в голову – в ушах звучали обрывки только что слышанной музыки… Так куда же мчаться? К главным гробницам или к тому колодцу, через который они прошли в первый раз?.. Андро, разумеется, кинулась к тому порталу, через который ушли на Ройк Ноэль и Платон, – глайдер из ангара исчез. Но с другой стороны – пройти с Ройка можно, по всей вероятности, только через колодец в гробницах. Он единственный включен-остальные заблокированы.
– Кай, – обратился Платон к сукки Каю-1.
– Ты зовешь не меня, – отвечал тот.
– Сукки Кай-1! – завопил Атлантида тонюсеньким голоском, самым тонюсеньким, на какой только были способны его голосовые связки, и, разумеется, сорвал голос и закашлял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
И тут зазвучал голос. То есть в этот раз был не рассказ – пение. Ангелы так могли бы петь – но только не на планете, а где-нибудь в высших сферах, наблюдая неземную красоту и погружаясь в неземную гармонию. Голос наполнял весь дом. Атлантида несколько секунд стоял неподвижно, не в силах сдвинуться с места – его очаровала песня. Потом бросился вон из столовой. Сукки Кай-1 сидел на корточках перед кувшином и смотрел, как вращается внутри него золотой “смычок”. И что-то такое подпевал. Лишь когда пение закончилось, Платон сообразил, что комп не перевел ни слова.
Видимо, комп был так тактичен, что не посмел мешать. В отличие от сукки.
– О чем он пел? – обратился Атлантида к компьютеру.
– Язык не известен.
– Разве это другой язык?
– Именно так. Некоторые совпадения имеются. Но лишь некоторые. В основном совершенно новый язык.
– Можешь перевести?
– Я не получил команды.
– Ты запомнил слова песни?
– Разумеется. Переводить стихами или прозой?
– Стихами. А впрочем, подожди. Сейчас будешь переводить следующий кувшин.
– Мой второй контур может заняться другим заданием, – самоуверенно предложил комп. – Мой мозг специально выращен для проведения сложнейших исследовательских программ.
– Как бы ты не начал глючить….
– Вы обижаете мой второй контур.
Платон надел наушники и “запустил” следующий кувшин. И вновь кто-то стал рассказывать. На этот раз голос оказался мужской, голос уже пожилого человека. И рассказ тоже был не особенно веселый – это ясно было без перевода.
"Сегодня я подарил погребальный кувшин своему сыну. Теперь многие боятся, что не успеют этого сделать, и стараются наивно обмануть природу Немертеи и подарить погребальный кувшин раньше, чем ребенку исполнится пять лет. Неужели они не понимают, что маленький ребенок еще не умеет разговаривать с кувшином по душам, и тем самым они портят кувшин и лишают дух к-хи возможности совершить новый круг. Но мой маленький Т-ти уже научился разговаривать со своим игровым кувшином, и теперь ему ничего не стоит каждый вечер, как положено, говорить с настоящим погребальным кувшином. Какое совпадение – он в первый раз разговаривает со своим погребальным кувшином, а я – в последний. Я это чувствую, как чувствовали другие последний день до меня. Но мне не особенно страшно. Однако… все же… я боюсь. Почему смотритель сказал, что запись моих разговоров (переведено приблизительно) не точна и надо оставить еще звуковое послание, как будто это не погребальный кувшин, а кувшин для игр или для собирания рассказов? Прежде я считал кувшины рассказов совершенно ненужными. Порой мне мерещилось в них нечто, свойственное не природе Немертеи, но природе Ройка. Они походили на низкую пищу (эквивалента подобрать не удалось). И вот я сам сочиняю кувшин рассказов. И не могу сделать этот кувшин плохим. Он должен звучать, умиротворяя светило Немертеи голосом сладостным, умножая любовь. Голосом, который сладостнее теплого западного ветра… Я пел всю жизнь, и из многих кувшинов будет звучать мой голос. А С-сма всю жизнь копал подземный ход, чтобы добраться до колодца и соединить вновь природу Немертеи и природу Ройка. Но С-сма умер, и никто не ведает, где тайный ход. Я похитил кувшин С-сма, чтобы узнать, как добраться до колодца. Но кувшин С-сма не зазвучал. В глине был какой-то дефект. Что, если мой кувшин поврежден… и… тогда… тогда мой дух не сможет совершить новый круг. Говорят, теперь много дефектных кувшинов, но никто не знает – почему. Буду ли я жить в тот момент, когда мой рассказ зазвучит из кувшина? А если даже и буду, то какова будет жизнь в кувшине рассказов? Вновь и вновь внезапные пробуждения среди долгого сна, и вновь – бесконечная ночь… Сначала пробуждения часты, потом все реже и реже. И наконец – уже не дождаться нового слушателя. Никого не интересует мой рассказ. Что, если все предыдущие записи в моем погребальном кувшине погибнут и останется только эта – звуковая? Там было много значительного, много важного… Во всяком случае, для меня. А здесь? Обращенное в звук общение всегда слабее, нежели общение по душам. Сижу, склонившись над своим кувшином, сознавая, что должен произнести НЕЧТО. А произнести ничего не могу. Лишь повторяю: в последний раз, в последний раз… Все прежние сообщения уже не имеют значения. Значение имеет лишь одно, будет еще один круг или нет… еще один круг или нет… Круг этой жизни оказался скомканным, пустым и ненужным. Даже для Т-ти я сделал так мало. А что, если этот мой круг последний?.. Какой-нибудь круг всегда бывает последним. Я устал говорить и начинаю повторяться. В ужасе обнаруживаю… мне нечего больше сказать… тороплюсь… Или… Говорят… что всему виной краткость нынешних милостей, что оказывают король и королева, да живут они вечно…” – На этом сообщение прерывается, – сообщил компьютер. – Зато могу предоставить перевод песни.
– Давай…
"По улице ходила большая крокодила…
Она была очень зеленая и очень большая”.
– Что?!
– Перевод, как вы просили. Прозой.
Атлантида обдумал предложенный компом вариант.
– Идиот! Дешевый пластиковый мешок для погребения! Это же та песенка, которую напевал сукки. Где песня кувшина?
– В моей памяти нет другого варианта…
Так… Значит, исследовательский, специально выращенный, как младенец в искусственной матке, комп не сделал записи. И эта божественная музыка звучала в первый и последний раз. Атлантида и два сукки были ее единственными слушателями. Что ж это такое?! Платон попытался напеть несколько особенно поразивших его музыкальных фраз…
Но не получилось. Так петь он не мог.
А тут в комнату вбежал сукки Кай-2.
– Андромаха сбежала.
– Молодец! Куда ты смотрел?
– А ты? – Впрочем, упрекать друг друга не имело смысла. – Колодец! Она кинется к своему дружку Бродсайту на Ройк.
Атлантида схватил бластер и помчался к вездеходу. Но не добежал и вернулся назад. Надо выработать хоть какой-то план действий… Но почему-то ничего дельного не приходило в голову – в ушах звучали обрывки только что слышанной музыки… Так куда же мчаться? К главным гробницам или к тому колодцу, через который они прошли в первый раз?.. Андро, разумеется, кинулась к тому порталу, через который ушли на Ройк Ноэль и Платон, – глайдер из ангара исчез. Но с другой стороны – пройти с Ройка можно, по всей вероятности, только через колодец в гробницах. Он единственный включен-остальные заблокированы.
– Кай, – обратился Платон к сукки Каю-1.
– Ты зовешь не меня, – отвечал тот.
– Сукки Кай-1! – завопил Атлантида тонюсеньким голоском, самым тонюсеньким, на какой только были способны его голосовые связки, и, разумеется, сорвал голос и закашлял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92