На них люди. Что они тут делают? Зачем они тут?
До меня доносятся стоны и всхлипывания. Место скорби... Куда я бегу? Что ждет меня за пределами этой больницы? Безумный мир?
Мне страшно. Мне кажется, что за мной следят, что тишина обманчива, что все только притворяются спящими, а на самом деле, просто ждут. Они ждут, когда я дойду до конца, к выходу. И тогда они повскакивают со своих кроватей и будут кричать: «Попался! Не уйдешь!» Они будут смеяться тому, как ловко они меня надули.
В конце коридора стол дежурной медсестры. За ним никого. Тусклым желтым светом горит маленькая лампа.
Почему я не сказал Зое Петровне, что Петра собираются убить? Я, наверное, должен был сказать. Если я не предупрежу о заговоре, а его убьют, значит — это я его убью. Мог спасти человека, а не спас. Я — убийца в мире мертвых.
Так есть «свобода воли» или нет? То, что я сбегаю, — мой поступок или божественное требование? Бог требует, чтобы я убил Петра?.. Я могу его спасти, или это тоже иллюзия? Как разобраться? Как понять? Провидение или личный поступок?
Я могу выбирать или должен следовать своей мысли?
Почему Стае не воспользовался своей ручкой? Ведь хотел, я точно знаю. Конечно, хотел. Не мог не хотеть. Но не воспользовался. Ему страшно. Это его «свобода воли», или это Бог?
Заслуживает ли Петр смерти? А мир? На мне будет два убийства? Я убью Петра и убью мир? Но Петр лично мне ничего плохого не сделал. А мир?
Я хочу уничтожить мир. Ваня уничтожил свой мир. Что теперь с Ваней? Что будет со мной? Зачем я хочу уничтожить мир?
О чем меня спрашивал этот белый?
«Митя, ты точно уверен, что хочешь разрушить мир?»
Я уверен? Нет, я не уверен. Зачем же я собирался это сделать? Потому что мир плох. Да, поэтому. Но что он сделал мне плохого?
Я остановился у стола дежурной медсестры. И мои мысли остановились. У меня не было ответа на этот вопрос. Я не знал, что мир сделал мне такого, за что я должен его убить.
Но что тогда я делаю? Куда я иду? Может быть, я и вправду сумасшедший, если собираюсь убить того, кто ничего плохого мне не сделал?
Слезы покатились у меня из глаз. Ноги не держали совсем. Я лег на пол и пополз.
Я тихо полз к двери, к последней — с отделения. Дальше будет еще несколько дверей на лестнице, и все — выход. Но лестница уже не считается. Если ты один на лестнице — это верный признак, что ты сбежал. Я бегу...
Я лежал под дверью на выходе с отделения и смотрел вверх, на замок. Вставить ключ, повернуть, открыть. Безумие. Куда я бегу?
Вдруг страшная тень мелькнула надо мной. В ужасе я прижался спиной к двери.
От кого ты бежишь, человек?
В кромешной темноте прямо передо мной стоял Диоген, размахивая своим платком у моего носа.
— От кого ты бежишь?! — он повторил свой вопрос.
От испуга и общего напряжения во мне словно что-то лопнуло. Я стал проваливаться в темноту...
День шестой
К огда я очнулся, светило яркое солнце. Я понял это, не открывая глаз. Сначала мне показалось, что я умер. Рай?
— Вот, все безобразничает, — услышал я над собой женский голос. — Стащил где-то психиатрический ключ и чуть не сбежал этой ночью. Куда бежать собрался? Непонятно.
Зоя Петровна. Не рай.
— Странную работу вы себе выбрали... — я слышу голос Анхеля.
— Да, странную, — соглашается Зоя Петровна. — Словно в закрытую дверь ломишься. С ними, как с детьми малыми...
— Тяжело вам? — спрашивает Данила.
— Мой учитель, — отвечает Зоя Петровна, — любил повторять слова Екклесиаста: «Если Бог хочет покарать человека, Он лишает его разума». И добавлял: «Поэтому мы помогаем самым обездоленным, от которых даже Бог отказался». Звучит, конечно, не без пафоса. Да и не сказать, чтобы я в Бога верила. Так... Но это правда.
— Вы говорите об этом с обреченностью, — сказал Данила.
С обреченностью... — повторила Зоя Петровна. — Ну, видите как... Мы, с одной стороны, все понимаем — психическое расстройство, химические нарушения в нервной ткани и так далее. Но с другой стороны, иногда смотришь на них и думаешь — почему они лучше, чем нормальные люди?
— Лучше... — уточнил Анхель.
— Честнее что ли? Или добрее? — Зоя Петровна пыталась подобрать нужно слово. — Вот Дима, например. Он у нас уже три раза лежал. Все время хочет мир уничтожить — то так, то эдак. А сам очень светлый. Внутри. Понимаете? И каждый раз он что-нибудь хорошее делает. Для людей. Для других больных или для персонала. После этого ему всегда лучше становится. И мы его выписываем. До следующего раза...
— Вам не кажется это странным? — спросил Анхель. — Эта закономерность? Вы не думали об этом?
— Трудно о них думать. Голову можно сломать. Вдруг мне все это только кажется, а на самом деле просто болезнь. Сейчас плохо, пролечим — станет получше. Не знаю... Я сегодня попросила нашего консультанта прийти. Очень хороший психолог. Пусть поговорит... Ну ладно, оставлю вас. Сумасшедшая неделя, что ни день, то какое-нибудь ЧП на отделении. А я еще сегодня дежурю сутки...
— Спасибо, — поблагодарил Данила. Повисла тишина.
— Это вам спасибо, — сказала вдруг Зоя Петровна, и дверь за ней закрылась.
Я поднял веки. Анхель и Данила. Стоят, смотрят. Я понимаю — у них для меня новость. Но это совсем не новость, скорее ее отсутствие.
— Вот, — Данила вынул из кармана пиджака дверную ручку и протянул ее мне. — Та самая.
Я взял ее. Тяжелая. С виду обычная. Старая, правда. Но обычная. Дверная ручка, как дверная ручка. Ничего особенного.
Я почувствовал нестерпимую боль в груди. Этот «ключ мира» — ничто. Неплохой улов для искателя металлолома — и все. В больничном ключе больше проку.
Я пытаюсь вспомнить свою формулу и не могу. Почему я ее не записал?! Я боялся, что ее прочтут. Я ее запомнил. Крепко. Но сейчас не могу вспомнить...
У меня ее выкрали? Выкрали?! Обезоружили? Зазомбировали? Или нет, просто забыл? А была ли она вообще? В голове крутится: «Е = mс2». И все...
— Не подходит? — спрашивает меня Анхель, хотя уже и сам знает ответ.
Я плачу. Дышать нечем. Мышцы на моем лице превратились в гримасу. Посмертная маска. Сейчас кожа не выдержит напряжения и порвется.
Это конец. Это абсолютный конец. Я — сумасшедший...
Зачем они пришли? Чего им от меня надо? Я просто болен. Я тяжело болен. Мой разум болен. «Если Господь хочет покарать человека, Он лишает его разума». За что?!
— Митя, ты все еще думаешь, что хочешь разрушить мир? — спрашивает Данила и подсаживается ко мне на кровать.
— Если Господь хочет покарать человека, Он лишает его разума, — повторяю я. — Покарать...
— Митя, я знаю, что ты не хочешь разрушать мир. Это неправда. А в чем правда? — Данила смотрит на меня внимательно и по-доброму.
— Нужно понять, понять... — мучаюсь я.
— Понять что? — продолжает Данила.
— Понять, что я должен сделать... — я напрягаюсь.
Я не знаю, что я должен сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26