Лучше я пойду одна!
— Это почему же? — Отец перешагнул через разбросанные на полу одежки и сел на диван. — Ты поссорилась с тетками? Вот новость!
— Нет. — Ника замялась. Ну как говорить с отцом о таких вещах? — Они обе очень хорошие, но… Папа, они.., им все равно, как я буду выглядеть, лишь бы побыстрее из магазина уйти. У тети Альбины одышка, ей душно. Если мне что-то не нравится, то они начинают нервничать, кричать, упрекать меня.
Отец смотрел на нее пристально, не перебивал.
Нике показалось, что он не слушает то, что она пытается ему втолковать, а думает о чем-то своем.
— Все эти вещи купили мне на вырост. Пока я до них дорастаю, они становятся старыми.
Молчание отца сбивало с толку, Ника начала волноваться. Наверняка он решил, что она эгоистка. У него столько проблем: нужно обрабатывать дачу, «Запорожец» отремонтировать, чтобы маму возить к врачу, ремонт делать, а она думает, как нарядиться… Нике стало стыдно, и она замолчала.
— Почему же раньше ты никогда не говорила мне об этом? — наконец подал голос отец.
Ника пожала плечами.
— Мне было все равно, — призналась она.
— А теперь не все равно, значит?
— Нет. Теперь — нет.
— Значит, выросла моя птичка, — задумчиво проговорил отец и погладил Нику по волосам. Повторил:
— Значит, выросла…
Ника молчала. Хорошо это или плохо, что она выросла? Непонятно. Ника добросовестно порылась в зарослях своего детства, пробуя отыскать там что-нибудь такое приятное, что цепляло бы ее за подол, мешая радоваться тому, что эта пора кончается. Порылась и не нашла. Зато сегодня, когда ей уже четырнадцать, в ее жизнь вошла нечаянная радость — как заблудилась.
Робкая радость дрожит там на тоненькой ножке, как гриб опенок, и весело кивает ей: расти, Ника! Там, впереди, прекрасная тайна под названием «любовь».
— Ты не рад, папа? — спросила она.
— Еще немножко, и улетишь от своего папки. Оставишь нас с матерью одних, — неожиданно подытожил отец и поднялся.
— Да ты что, папа? Как это — оставлю? Почему?
— Я пошутил… — Отец отвернулся и вышел из комнаты.
Когда пришла мать от соседки, Ника уже намывала посуду, а отец читал газету «Труд».
— У Наумовых какое горе! — с порога воскликнула мать.
Она любила вот так, с порога, не поздоровавшись, сообщить услышанное у соседей.
— Что стряслось? — Отец захрустел газетой. — Умер кто?
— Типун тебе на язык! — махнула рукой мать. — Зачем сразу «умер»? Толик у них женился!
— Ну и горе! — передразнил отец.
— Самое настоящее горе! С ребенком взял, старше себя, разведенную!
Ника застыла с тарелкой в руке. Спина покрылась мурашками, словно речь шла о ней.
— Ведь он как с армии вернулся, Тося ему сразу: женись. А он ей: погуляю. Вот и погулял! Матери-то какое горе!
— Их дело.
Отец отложил газету.
— Сергей! Ну как это «их дело»? У нас такой же Славик, одного года с Толиком. Вот так вот ростишь, ростишь, бережешь, а какая-нибудь в момент окрутит и ребенка готового, неродного, на шею повесит!
Ника прикусила губу. Мысли носились в голове как сумасшедшие. Почему отец не спорит? Почему не скажет, что…
— Эллочка, и охота тебе чужие проблемы решать?
Своих полно.
— Нет, Сергей, и не говори. Славика женить надо.
— Он учится.
— Одно другому не помешает.
— Ты же знаешь, он на девушек и не смотрит.
— Так надо найти ему! Или ты станешь ждать, когда он приведет в дом кого ни попадя?
Мать разволновалась не на шутку. Что ей ответил отец, Ника уже не слышала — дверь в комнату прикрыли.
Что делать? Сердце ее колотилось как при беге на физкультуре. Славик догадывается! Он скрывает от родителей Юлию Юрьевну как что-то недопустимое. А может, он собирается жениться тайно? Или вопреки мнению родителей, как это сделал Толик Наумов? Как бы то ни было, Славика нужно предупредить. Если их увидят вместе, то кто-нибудь обязательно расскажет родителям. В поселке такие вещи не спрятать. Тогда будет скандал!
Ника даже представить это боялась — она слишком хорошо знала свою мать в гневе.
Глава 3
— Тетя Кира! Я еду в лагерь! Ура!
Соседка кивнула Нике в затылок — девочка уже мелькнула вниз и выскочила на улицу. Так хочется поделиться с кем-нибудь, но двор пуст. Ника помчалась к клубу.
— Юлия Юрьевна, я в лагерь еду! На вторую смену! — выпалила и осеклась. За тем самым столом, где Ника училась лепить кукол, сидел ее брат. Напротив него — Юлия Юрьевна. Они держались за руки.
Ника замолчала, понимая, что влетела не вовремя, и попятилась к двери. Брат поднялся:
— Ну, мне пора. — Проходя мимо Ники, щелкнул ее по носу. — Хвастунья. Понесла, как сорока на хвосте.
Ника заметила, как, обернувшись у двери, он послал Юле самый нежный взгляд, на который только был способен.
— Так куда ты едешь? — очнулась женщина. — В лагерь?
— Да, в лагерь. Для меня это так важно, если бы вы знали! Я ведь никогда нигде не была, хотя от папиной работы путевки всегда хорошие. Только я маме нужна постоянно, она без меня не может.
— Так почему же теперь ты едешь? — Юля стряхнула с себя сладкое оцепенение, навеянное приходом Славика. Она тряхнула головой и внимательно посмотрела прямо в черные глаза девочки. Как они не похожи с братом! Небо и земля. Славик полон достоинства, даже несколько самоуверен. Ей то и дело приходится сбивать с него излишнюю спесь. А девочка — как испуганный олененок, пугается каждого вздоха. И все же Юля так любит Славу, что этой любви хватит и на маленькую пугливую Нику, и на его родителей, на всех.
— Мама с папой уезжают в Одессу, в глазную клинику. Маму будет обследовать один знаменитый врач.
— Это здорово! А ты, значит, отдыхаешь? Славку без присмотра оставляешь?
Юлины глаза сверкнули озорством. И Нике моментально передалось ее настроение.
— Да! Бросаю бедного, беспомощного братика на целых три недели!
— Как он, бедный, без просмотра? — Юлия Юрьевна вдруг подскочила, закружила Нику по классу. — Хочешь, я тебе сарафан сошью?
— Хочу!
— И шляпу мою соломенную возьмешь, все равно без дела валяется!
— Спасибо! Уж я-то ей дело найду!
Накружившись и насмеявшись досыта, они остановились прямо напротив витрины с куклами. На Нику снисходительно взирала цыганка: жгуче-черные брови, глаза, как черный жемчуг, и вызывающе яркое платье. Ника шила его из лоскутков. Бусины подарила соседка — из них сделали ожерелье.
— Это ведь вы мне посоветовали делать именно цыганку, — припомнила Ника. — Я хотела танцовщицу.
— Ты что, жалеешь? — удивилась женщина.
Ника покачала головой.
— Она такая красивая. И гордая.
— Совсем как ты.
Ника не замахала на Юлю руками, не бросилась возражать, а только едва заметно улыбнулась.
— Даже не верится, что это — моя работа.
— Твоя, а чья же!
— Вы помогали.
— Ника! Мы же договорились: когда мы с тобой одни, называй меня Юлей и на ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Это почему же? — Отец перешагнул через разбросанные на полу одежки и сел на диван. — Ты поссорилась с тетками? Вот новость!
— Нет. — Ника замялась. Ну как говорить с отцом о таких вещах? — Они обе очень хорошие, но… Папа, они.., им все равно, как я буду выглядеть, лишь бы побыстрее из магазина уйти. У тети Альбины одышка, ей душно. Если мне что-то не нравится, то они начинают нервничать, кричать, упрекать меня.
Отец смотрел на нее пристально, не перебивал.
Нике показалось, что он не слушает то, что она пытается ему втолковать, а думает о чем-то своем.
— Все эти вещи купили мне на вырост. Пока я до них дорастаю, они становятся старыми.
Молчание отца сбивало с толку, Ника начала волноваться. Наверняка он решил, что она эгоистка. У него столько проблем: нужно обрабатывать дачу, «Запорожец» отремонтировать, чтобы маму возить к врачу, ремонт делать, а она думает, как нарядиться… Нике стало стыдно, и она замолчала.
— Почему же раньше ты никогда не говорила мне об этом? — наконец подал голос отец.
Ника пожала плечами.
— Мне было все равно, — призналась она.
— А теперь не все равно, значит?
— Нет. Теперь — нет.
— Значит, выросла моя птичка, — задумчиво проговорил отец и погладил Нику по волосам. Повторил:
— Значит, выросла…
Ника молчала. Хорошо это или плохо, что она выросла? Непонятно. Ника добросовестно порылась в зарослях своего детства, пробуя отыскать там что-нибудь такое приятное, что цепляло бы ее за подол, мешая радоваться тому, что эта пора кончается. Порылась и не нашла. Зато сегодня, когда ей уже четырнадцать, в ее жизнь вошла нечаянная радость — как заблудилась.
Робкая радость дрожит там на тоненькой ножке, как гриб опенок, и весело кивает ей: расти, Ника! Там, впереди, прекрасная тайна под названием «любовь».
— Ты не рад, папа? — спросила она.
— Еще немножко, и улетишь от своего папки. Оставишь нас с матерью одних, — неожиданно подытожил отец и поднялся.
— Да ты что, папа? Как это — оставлю? Почему?
— Я пошутил… — Отец отвернулся и вышел из комнаты.
Когда пришла мать от соседки, Ника уже намывала посуду, а отец читал газету «Труд».
— У Наумовых какое горе! — с порога воскликнула мать.
Она любила вот так, с порога, не поздоровавшись, сообщить услышанное у соседей.
— Что стряслось? — Отец захрустел газетой. — Умер кто?
— Типун тебе на язык! — махнула рукой мать. — Зачем сразу «умер»? Толик у них женился!
— Ну и горе! — передразнил отец.
— Самое настоящее горе! С ребенком взял, старше себя, разведенную!
Ника застыла с тарелкой в руке. Спина покрылась мурашками, словно речь шла о ней.
— Ведь он как с армии вернулся, Тося ему сразу: женись. А он ей: погуляю. Вот и погулял! Матери-то какое горе!
— Их дело.
Отец отложил газету.
— Сергей! Ну как это «их дело»? У нас такой же Славик, одного года с Толиком. Вот так вот ростишь, ростишь, бережешь, а какая-нибудь в момент окрутит и ребенка готового, неродного, на шею повесит!
Ника прикусила губу. Мысли носились в голове как сумасшедшие. Почему отец не спорит? Почему не скажет, что…
— Эллочка, и охота тебе чужие проблемы решать?
Своих полно.
— Нет, Сергей, и не говори. Славика женить надо.
— Он учится.
— Одно другому не помешает.
— Ты же знаешь, он на девушек и не смотрит.
— Так надо найти ему! Или ты станешь ждать, когда он приведет в дом кого ни попадя?
Мать разволновалась не на шутку. Что ей ответил отец, Ника уже не слышала — дверь в комнату прикрыли.
Что делать? Сердце ее колотилось как при беге на физкультуре. Славик догадывается! Он скрывает от родителей Юлию Юрьевну как что-то недопустимое. А может, он собирается жениться тайно? Или вопреки мнению родителей, как это сделал Толик Наумов? Как бы то ни было, Славика нужно предупредить. Если их увидят вместе, то кто-нибудь обязательно расскажет родителям. В поселке такие вещи не спрятать. Тогда будет скандал!
Ника даже представить это боялась — она слишком хорошо знала свою мать в гневе.
Глава 3
— Тетя Кира! Я еду в лагерь! Ура!
Соседка кивнула Нике в затылок — девочка уже мелькнула вниз и выскочила на улицу. Так хочется поделиться с кем-нибудь, но двор пуст. Ника помчалась к клубу.
— Юлия Юрьевна, я в лагерь еду! На вторую смену! — выпалила и осеклась. За тем самым столом, где Ника училась лепить кукол, сидел ее брат. Напротив него — Юлия Юрьевна. Они держались за руки.
Ника замолчала, понимая, что влетела не вовремя, и попятилась к двери. Брат поднялся:
— Ну, мне пора. — Проходя мимо Ники, щелкнул ее по носу. — Хвастунья. Понесла, как сорока на хвосте.
Ника заметила, как, обернувшись у двери, он послал Юле самый нежный взгляд, на который только был способен.
— Так куда ты едешь? — очнулась женщина. — В лагерь?
— Да, в лагерь. Для меня это так важно, если бы вы знали! Я ведь никогда нигде не была, хотя от папиной работы путевки всегда хорошие. Только я маме нужна постоянно, она без меня не может.
— Так почему же теперь ты едешь? — Юля стряхнула с себя сладкое оцепенение, навеянное приходом Славика. Она тряхнула головой и внимательно посмотрела прямо в черные глаза девочки. Как они не похожи с братом! Небо и земля. Славик полон достоинства, даже несколько самоуверен. Ей то и дело приходится сбивать с него излишнюю спесь. А девочка — как испуганный олененок, пугается каждого вздоха. И все же Юля так любит Славу, что этой любви хватит и на маленькую пугливую Нику, и на его родителей, на всех.
— Мама с папой уезжают в Одессу, в глазную клинику. Маму будет обследовать один знаменитый врач.
— Это здорово! А ты, значит, отдыхаешь? Славку без присмотра оставляешь?
Юлины глаза сверкнули озорством. И Нике моментально передалось ее настроение.
— Да! Бросаю бедного, беспомощного братика на целых три недели!
— Как он, бедный, без просмотра? — Юлия Юрьевна вдруг подскочила, закружила Нику по классу. — Хочешь, я тебе сарафан сошью?
— Хочу!
— И шляпу мою соломенную возьмешь, все равно без дела валяется!
— Спасибо! Уж я-то ей дело найду!
Накружившись и насмеявшись досыта, они остановились прямо напротив витрины с куклами. На Нику снисходительно взирала цыганка: жгуче-черные брови, глаза, как черный жемчуг, и вызывающе яркое платье. Ника шила его из лоскутков. Бусины подарила соседка — из них сделали ожерелье.
— Это ведь вы мне посоветовали делать именно цыганку, — припомнила Ника. — Я хотела танцовщицу.
— Ты что, жалеешь? — удивилась женщина.
Ника покачала головой.
— Она такая красивая. И гордая.
— Совсем как ты.
Ника не замахала на Юлю руками, не бросилась возражать, а только едва заметно улыбнулась.
— Даже не верится, что это — моя работа.
— Твоя, а чья же!
— Вы помогали.
— Ника! Мы же договорились: когда мы с тобой одни, называй меня Юлей и на ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88