ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Сестра благодарит меня за то, что я посторожил Бима. Благодарит от души, иначе не скажешь, видно, что от души, на прощание она даже обняла меня, это же надо, думаю я, — обняла, такое не часто случается, но я ведь заслужил, я заработал награду, я пришел на помощь, как настоящий друг, потому что не бросил ее в трудную минуту, все так, мне это было не очень удобно, но я с этим не посчитался, я пожертвовал собой, и Сестра это оценила, и показала это тем, что меня обняла; долг, так сказать, платежом красен, и, оказывается, не напрасно — уныние и тоска немного отпустили, мы обещаем друг другу, что созвонимся, а я говорю, чтобы она зашла к Биму, я выхожу и сажусь в машину, которая оказалась па том самом месте, где я ее оставил, просто чудо, думаю я, машину не украли, не увезли, и раз в кои-то веки она нашлась там, где я ее припарковал. Садись и поезжай куда хочешь! И я еду домой, хотя у меня и нет дома, хотя дом для меня повсюду и нигде, но я еду домой, ведь надо же где-то хранить свои вещи, вот это для меня и называется домом, туда-то мне и надо, чтобы заняться своей работой.
Дома одна за другой происходят две вещи — одна хорошая и одна плохая. Хорошая — это то, что «Афтенпостен» осталась сухой. Она лежит за дверью, я забираю ее в квартиру и кладу на кухонный стол, газета остается сухой, потому что сегодня я дома не ночевал и дверь в спальню закрыта, поэтому воздушные массы не пришли в движение и на кухне не возникла та область низкого давления, о которой я всегда забываю, Плохая вещь — это звонок из финского посольства. Не успел я надеть свитер фирмы «Маримекко» и погрузиться в свои заметки, как раздался звонок, они хотят знать, как продвигается работа, а лучше всего, если бы я мог показать им готовую часть. Как же им не хотеть! Они просят, чтобы я прислал им это по факсу. К несчастью, им известно, что у меня есть факс, так как во время собеседования я имел глупость проговориться об этом. К сожалению, не могу, у меня другой метод работы, не такой метод. Сначала я собираю идеи и мысли, делаю отдельные наброски, примерно так, как поступают художники, добавляю я в пояснение; вообще, я люблю подчеркивать, что моя работа — это искусство, и не каждому оно доступно, а из этого следует, что в данный момент показывать нечего, то есть имеются, конечно, отдельные отрывки, говорю я, одетый в свитер от «Маримекко», готовые куски, конечно же, есть, так, например, уже написан развернутый пассаж о Сибелиусе, затронута также тема воды, я не обошел вниманием воду, зная, как вы, финны, любите воду, поэтому я и заговорил о воде, так что, думаю, это вам должно понравиться, но отдельные части все-таки не дают представления о картине в целом, тут я захожу довольно далеко и утверждаю, что по отдельности эти куски вообще не имеют смысла, но вот когда я их соединю, то получится нечто грандиозное и даже высокохудожественное, заявляю я по телефону в ухо финскому собеседнику, он принимает это как-то недоверчиво, я чувствую, что он сомневается, я так и говорю ему: я, дескать, чувствую ваши сомнения и отношусь к этому с пониманием, однако па меня можно вполне положиться; какой-то он нес-таки бестолковый, по-моему; нетрудно ведь, кажется, понять то, что я говорю, думаю я про себя; надо надеяться, что этот 'финн не типичный представитель своего народа, потому что если он типичен, то, значит, у финнов проблемы, причем не маленькие, а очень даже большие проблемы. Договорный срок наступает через две педели, а дне педели — это еще очень много, говорю я ему, это четырнадцать дней, а четырнадцать дней — это большой срок, в две недели укладывается основательный курс обучения; так, например, четырнадцати дней достаточно для того, чтобы полностью изменить свой жизненный путь, пройдя курс, целью которого является изменение вашего мышления; разумеется, при условии, что его ведет высококвалифицированный специалист, но ведь в наше время нередко встречаются высококвалифицированные специалисты; или вот: путевка на Тенерифе включает в себя четырнадцать дней отдыха, за это время можно взять в аренду машину и объездить весь остров вдоль и поперек, можно облазить горы, взобраться на самую вершину горы, которая называется, кажется, Тейде и высота которой составляет чуть ли не четыре тысячи метров над уровнем моря, можно пойти туда, а можно к Туру Хейердалу, расспросить его про его раскопки, а он, вероятно, пригласит тебя выпить и расскажет подробно о своих последних открытиях, о том, что он думает вечерами, когда сидит на террасе с видом на Атлантический океан, и мысли ему приходят наверняка не о каких-нибудь пустяках, мысли Хейердала должны быть о религии, о различных предметах, о народностях, о миграции, он думает о миграции, и этих мыслей хватит на все четырнадцать дней, но тебе некогда, ты говоришь, что тебе уже пора, ведь надо еще искупаться, надо пойти поесть ресторанной еды, может быть чего-то рыбного, здешние Канарские испанцы знают толк в рыбе, так вот, говорю я финну, пускай он не беспокоится, брошюра помаленьку продвигается, а я сижу тут в свитере от «Маримекко», выдержанном в финских цветах, и через четырнадцать дней он будет спокойно изучать готовую брошюру и даже, возможно, получать от нее наслаждение, если, конечно, он из тех, кто способен наслаждаться, ведь это не всякому дано, пропади они пропадом. После этого разговора я как-то сник. Как ни начну фразу, каждый раз зачеркиваю, и так продолжается несколько дней — начну фразу и зачеркну. Едва сделаю что-то, как снова удаляю, и получается так, как будто ничего и не было.
Мне недостает информации. Удивительный парадокс — мне, человеку, создающему информацию, недостает информации! И тем не менее это так, К такому выводу я пришел после нескольких дней бесплодного писания, думанья и вычеркивания. Факты — вот что мне требуется, голые факты, вокруг которых я могу строить свои рассуждения, а производство фактов мне не под силу, я не могу выдумывать их из головы, за этим надо обращаться к другим источникам, так что нужно отправляться в путь, — иными словами, добывать информацию. Я выхожу на улицу и отправляюсь за два квартала от своего дома в замечательную лавку, где продаются старые газеты и книги, я ходил туда много-много раз, чтобы купить буклетики про Астерикса и Обеликса, а также про Серебряную Стрелу, я страстный поклонник Серебряной Стрелы и его названого брата Сокола — белого человека, который по собственному желанию стал жить среди индейцев, ну и, конечно же, красавицы Светлая Луна, девушки, мастерски владеющей дзюдо, она, как дикая кошка, дерется с белыми, которые хотят ею овладеть, но она их колошматит; когда я был помоложе, мне требовалось подтверждение, что индейцы могут поколотить белых, найти подтверждение хотя бы в комиксах было приятно, ведь индейцы были хорошие и настоящие люди, в природе они понимали все — малое и великое, они не брали от природы больше, чем нужно, и если убивали бизонов, то лишь столько, сколько было нужно, чтобы прокормиться, они воплощали в себе равновесие и дальновидность, в то время как белые — неуравновешенность и недальновидность, и я ненавидел белых, и мне почти невыносимо было читать, как уничтожали индейцев, уничтожение индейцев я считал тогда самым ужасным преступлением всех времен, я идентифицировал себя с индейцами так же, как Бим идентифицирует себя со Скарпхедином, я и сейчас еще возмущаюсь, когда вспоминаю о кровавых битвах при Ваундед-Ни и Литтл-Биг-Хорис, в которых, несмотря ни на что, победили индейцы, так как был убит мерзкий генерал Кастер, и я радовался его смерти;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61