возможно, я слишком суров, но не могу иначе, так что к чертям их — и кончено. В 1617 году Финляндия опять приросла новыми землями, пишу я дальше, на этот раз на востоке, а в 1721 году снова несколько уменьшилась, надо же, а в 1743-м, подумать только, она оказывается еще меньше; тяжелые, видать, настали времена, полные неурядиц, раздоров и неустройства, но вот наконец в 1809 году Финляндия выросла до гигантских размеров, границы раздвинулись далеко на север и на юго-восток, это уже та Финляндия, которую мы знаем, моя Финляндия, моя великая Финляндия. I had a farm in Finland, подумал я вдруг ни с того ни с сего. В 1920 году страна снова уменьшилась, пишу я, а в 1940-м уменьшилась еще немного, а в 1944-м еще чуть-чуть, не то чтобы она стала маленькой, этого ни в коем случае нельзя сказать, но все-таки была уже не такой большой, как в начале XIX века, — одним словом, то прибыток, то убыток, сплошное круговращение, и с Финляндией происходит то же, что со всем остальным, однако этот круговорот не вечен. Финляндия разрасталась и снова сжималась и сегодня, как можно подумать, приобрела наконец свою окончательную форму, хотя вряд ли она окончательная, даже такая, как есть, она кажется мне довольно-таки большой, единственное, что может вызвать какие-то возражения, — это ее форма, потому что в сочетании с Балтийским морем и Швецией и странами Прибалтики все вместе похоже на мальчика на игрушечном экскаваторе, который копает и копает, его лицо и верхняя часть туловища — это западное побережье Финляндии, я вижу их каждый день на телевизионной карте метеопрогноза, но кто же думает о таких вещах, присоединяя или отрезая земли? А кроме того, возможно, эти очертания в любом случае были бы похожи на мальчика с игрушечным экскаватором, ведь, в сущности, очертания формируются природой, и в этом случае природа создала мальчика с игрушечным экскаватором, и в этом выражается ирония судьбы, думаю я, хотя даже для себя не могу сформулировать, в чем же я тут усматриваю иронию судьбы, а президента Финляндии, пишу я, поглядывая в лежащий на столе датский путеводитель, зовут Урхо Калева Кекконен, и про него можно сказать, что он просто замечательный президент, пользующийся в стране популярностью, добавляю я от себя, и к тому же отличный человек, так что пускай вас не отпугивает это несколько странное и жесткое по звучанию имя, такова уж особенность всех финских имен, пишу я, они странны и жестковаты на слух, зато сами финны люди мягкие и… ну мягкие, а что дальше? Какое слово выражает понятие, противоположное странному, — нестранные, обыкновенные, нормальные? Так-то так, но все они плохо сочетаются со словом «мягкий». Вот оно, могущество СМИ, так много зависит от того, какое слово я выберу, на чем в конце концов остановлюсь, я останавливаюсь и некоторое время сосредоточенно думаю, пока не прихожу к тому, что вообще-то мне совершенно до лампочки, какое там будет слово, и финны мне тоже до лампочки, поскольку себя я там не представляю, для меня не играет никакой роли, странные финны или не странные, и потому я пишу «круглые», пишу, что финны мягкие и круглые, написал и сам порадовался, мне это очень понравилось своей бессмысленностью, бессмыслица дает чувство освобождения, потому что нет никакого резона в том, чтобы всюду был смысл, это же тиранство, потому что есть столько явлений, в которых не видно никакого смысла, и я выразил это, написав, что финны мягкие и круглые, а кто-то, наверное, прицепится к тому, что президента сейчас зовут вовсе не Кекконен, но большинство, думаю, ничего не заметит, потому что люди не следят за событиями, им это неинтересно, они все по горло в воде и поэтому ничем не интересуются, воды так много, вес так перемешалось, что люди просто забывают обо всем, что к ним не относится, и это главное, и это определяет их роковой путь, их путь и мой тоже, потому что я тоже много чего забыл, и, как ни крутись, все будет забыто, и эта брошюра тоже покатится ко всем чертям.
А что ты пишешь? — спрашивает Бим. Бим раздражает меня, все-то он спрашивает, все копает! Мне нужны тишина и покой, но если ему непременно надо знать — пожалуйста: я пишу про Финляндию, я делаю брошюру о Финляндии, это заказная работа, договорная работа, это мой заработок, я, как все, должен зарабатывать на жизнь, мне нужны деньги; не секрет, что я работаю на износ, но конечная цель — абсолютное молчание, и, чтобы достигнуть ее, надо пройти через множество испытаний; итак, это будет брошюра о Финляндии. Значит, ты много всего знаешь про Финляндию? — спрашивает Бим. Я почти ничего не знаю про Финляндию, говорю я, и тем не менее взялся сделать брошюру о Финляндии; конечно, это звучит странно, и это действительно странно, но попробуй найти что-то такое, что не было бы странным, и я тебя поглажу по головке, говорю я. Мама и папа знали одного человека, который сидел в тюрьме в Финляндии, говорит Бим. Тюрьма в Финляндии, отмечаю я мысленно, и мне нравится эта мысль, потому что в данный момент мне нравится все, что имеет отношение к Финляндии. Он был менеджером джаза из Карибского региона, говорит Бим, это был женский джаз, там было пять девушек и один парень, и все они, ну как тебе сказать, были не совсем… ну, в общем, они были черные; они выступали с концертами в Осло и Стокгольме, а потом отправились в Финляндию, но когда они плыли на пароме, там оказалась компания финнов с ротвейлерами, целый клуб собаководов, они возвращались после выставки в Швеции; финский клуб собаководов в Швеции, отмечаю я на память; они сидели в баре, продолжает Бим свой рассказ, и там кто-то что-то сказал, что другим не понравилось, кто-то полез с кулаками, завязалась драка, и дошло до того, что финны стали снимать намордники со своих ротвейлеров, тут прибежала охрана и запихала менеджера и музыкантов в камеры на самом дне трюма, а собачников отпустили, и менеджер подумал, что это ужасно несправедливо, по он считал, что утром, когда они прибудут па место, их выпустят, но их не выпустили, а, наоборот, отправили в карцер на трое суток, а после того как они отсидели там трое суток, их перевели в обычные камеры и продержали там еще семь суток, потом был суд, и джазистов оштрафовали, а менеджера оправдали, по к тому времени он успел отсидеть одиннадцать суток в финской тюрьме, и он говорил, что никак не чувствовал себя победителем, рассказывает Бим, и теперь Финляндия для него хуже чумы, и он говорит, что никогда больше туда не поедет, что это дрянная страна, где люди пугаются тех, кто от них отличается. Иначе говоря, это немного напоминает тебя и твоих приятелей, вставляю я. Да, в общем, похоже, соглашается Бим, немного подумав, только я от этого отошел. Но Торгрим и до сих пор такой. Торгрим — дрянная страна.
Хорошенький анекдотик про Финляндию, думаю я и беру его на заметку для будущего употребления, но в эту брошюру я его не вставлю, это же ясно как день, ясно, как солнечный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61