Они появляются в жизни друг друга и покидают ее, входят в дома и выходят из них, держатся бодро и довольно, демонстрируют, что наконец-то покинули родительский дом и очутились в обществе, во всех отношениях превосходящем круг общения их родителей. Мама, папа, вы только посмотрите! Полюбуйтесь на меня! Это свидетели моей жизни! Люди, которые воспринимают меня всерьез, как и вы, достаточно близкие, чтобы тревожиться о моей заболевшей кошке, но вместе с тем далекие, чтобы судить о работе, которую мне посчастливилось или нр посчастливилось получить. А вы, родители, только и знаете, что читать нотации. Вы думали, мне достался всего лишь муж, но как видите, передо мной открылась новая жизнь, новый прекрасный мир…
Компании служат наковальней, на которой оттачиваются навыки поведения в обществе и уточняются политические убеждения; вылетающие из-под молота искры разногласий быстро гаснут. В компании ты узнаешь, как принято себя вести, как правильно рассадить гостей за столом, чего ждать от детей, как положить конец надоедливым звонкам, как приготовить coq au vin, как избежать немыслимого сочетания шоколадного мусса с тушеным мясом, как выкрутиться, если тебя застали в разгар вечеринки в чужой спальне, с чужим мужем. В компании редко приглашают неженатых и незамужних: они остаются желанными гостями до тех пор, пока помнят свое место и не стремятся выдвинуться на первый план. При всем уважении к Мэрион.
Беда в том, что в компаниях возникают не только социальные, но и эротические узы. Достаточно подслушанного разговора по телефону, подмеченного взгляда, нарастающего напряжения — и компании как не бывало. Кто что-то знал, но промолчал, кто ничего не знал, но не сумел удержать язык за зубами. Предательство больно ранит, доверие теряется в мгновение ока, разрыва не избежать. Если ты дружишь с одним человеком, то не имеешь права дружить с его недругом — это уж слишком.
Компания, формальным центром которой на время стали супруги Бек, распалась сама по себе — внезапно, но без скандала, просто Анита вытеснила Джослин. Когда мы переехали из Ричмонда, где остались Лесли и Анита, то снова начали встречаться, пока однажды я не застала Сьюзен в постели с Эдом, они лежали на покрывале. Эд уверял, что это нелепая случайность, и я поверила ему, точнее, мне пришлось поверить: мы прожили вместе слишком долго, были слишком добры друг к другу, чтобы дать волю подозрениям и всему, к чему они могут привести. Но в то же время наша компания перестала собираться за ужином: то ли продукты подорожали, то ли все мы слишком устали, а может, нас не обошли стороной модные в восьмидесятых диеты. Клетчатка, пониженное содержание жиров и отказ от алкоголя отнюдь не способствовали застольям. Мы ощутили потерю, но она была не настолько велика, чтобы спохватиться и вновь разослать приглашения.
Нельзя требовать от писательницы-жены большего — ее давно клонит в сон. Отрывок был записан на дискету в директорию «Пробелы», где хранилась и автобиография.
Тем вечером, когда я вернулась от Розали, Эд уже лежал в постели. Мне пришло в голову разбудить его и рассказать о том, что однажды произошло между мной и Лесли Беком, а также между мной и Винни, и таким образом вновь очутиться в центре внимания. (Помните Винни? Это врач, муж Сьюзен — полный, энергичный, деятельный врач, так не похожий на Эда.) После этого я смогу со спокойной совестью обо всем поведать Розали, не боясь, что она проболтается, потому что кому какое дело, кроме Эда? Или Лесли?
Но я сразу поняла, что ни в чем не признаюсь. Я по-прежнему стараюсь, чтобы в мире все шло правильно, а не кое-как. Если вы похожи на меня, значит, и вы явились в этот мир с изрядным запасом амбиций. Вы молотили по воздуху красными пухленькими младенческими ручками и ножками и призывали окружающих к порядку. Вы плакали, выражали протест, мурлыкали от удовольствия, озабоченные соображениями не столько голода, жажды, боли и удовольствия, сколько справедливости и несправедливости. На меня неизменно производит впечатление праведное негодование младенцев. Мы рождаемся в уверенности, что все должно быть в порядке, и злимся и теряемся, обнаруживая, что жестоко ошиблись. И сдаемся слишком быстро.
«Ты была плаксой, — часто повторяла моя мать. — Ты родилась первой, хныкала днем и ночью и чуть было не отбила у меня желание иметь других детей. Но к шести-семи годам ты изменилась и превратилась в настоящую маленькую помощницу».
Ну что ж, спасибо тебе, мама. Ты укачала меня, убаюкала и заставила примириться с миром. Но и тобой мне пришлось делиться: ты населила мой мир другими жадными детскими ротиками — как больно рвать себя на части, смиряться и становиться послушной девочкой! Я сдалась, научилась выдерживать экзамены, чистить обувь, переводить через дорогу младших братьев и сестер, вместо того чтобы толкать их под машины, поступила в колледж, ужаснулась своей безмозглости, чудом избежав изнасилования со стороны шофера грузовика, и бросилась в объятия милого Эда, вполне приемлемого, хоть и бедного жениха для меня, двадцатилетней.
На свадьбу съехалась вся родня, все радовались и завидовали моим родителям, которым я никогда не доставляла хлопот.
«А если и доставляла, то лишь в первые пять лет», — уточняла мама, и, похоже, она была разочарована тем, что я не сдержала обещание стать буйным, непослушным ребенком, с которым неприятностей не оберешься. Можно дожить до моих лет и по-прежнему ничего не знать о себе.
Эд уже успел получить первую ученую степень к тому времени, как я очутилась на полпути к тому же диплому бакалавра английского языка, поэтому мне хватило ума забыть про колледж, уехать с ним на юг и окончить курсы секретарей — весьма практичное решение для молодой замужней женщины. И вот теперь я тружусь на полставки в «Аккорд риэлтерс» или буду трудиться где-нибудь еще, где найдется работа; у большого мира свои реалии.
Видимо, вы уже догадались, к чему я клоню: я подыскиваю убедительное оправдание своему роману с Лесли Беком. По-моему, я просто обязана оправдаться. У Розали не было детей, замужем она пробыла недостаточно долго, чтобы уверенно причислять себя к кругу матерей и жен, понимать, что эти роли одинаковы для всех женщин и что, тайно совокупляясь с чужими мужьями, мы не только повышаем свою самооценку и привносим пикантность в рутинную жизнь, но и унижаем себя. Розали можно простить: о подобных осложнениях она не подозревала. Это как раз тот случай, когда незнание освобождает от ответственности.
Но я, Нора, прекрасно понимала, что делаю. В свою защиту могу сказать только одно: послушайте, я способна на большее, чем быть просто доброй женой добряку Эду; другими словами, я наступаю на горло своей песне, не реализую собственный потенциал, и это мучительно, я не хочу умереть вот так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Компании служат наковальней, на которой оттачиваются навыки поведения в обществе и уточняются политические убеждения; вылетающие из-под молота искры разногласий быстро гаснут. В компании ты узнаешь, как принято себя вести, как правильно рассадить гостей за столом, чего ждать от детей, как положить конец надоедливым звонкам, как приготовить coq au vin, как избежать немыслимого сочетания шоколадного мусса с тушеным мясом, как выкрутиться, если тебя застали в разгар вечеринки в чужой спальне, с чужим мужем. В компании редко приглашают неженатых и незамужних: они остаются желанными гостями до тех пор, пока помнят свое место и не стремятся выдвинуться на первый план. При всем уважении к Мэрион.
Беда в том, что в компаниях возникают не только социальные, но и эротические узы. Достаточно подслушанного разговора по телефону, подмеченного взгляда, нарастающего напряжения — и компании как не бывало. Кто что-то знал, но промолчал, кто ничего не знал, но не сумел удержать язык за зубами. Предательство больно ранит, доверие теряется в мгновение ока, разрыва не избежать. Если ты дружишь с одним человеком, то не имеешь права дружить с его недругом — это уж слишком.
Компания, формальным центром которой на время стали супруги Бек, распалась сама по себе — внезапно, но без скандала, просто Анита вытеснила Джослин. Когда мы переехали из Ричмонда, где остались Лесли и Анита, то снова начали встречаться, пока однажды я не застала Сьюзен в постели с Эдом, они лежали на покрывале. Эд уверял, что это нелепая случайность, и я поверила ему, точнее, мне пришлось поверить: мы прожили вместе слишком долго, были слишком добры друг к другу, чтобы дать волю подозрениям и всему, к чему они могут привести. Но в то же время наша компания перестала собираться за ужином: то ли продукты подорожали, то ли все мы слишком устали, а может, нас не обошли стороной модные в восьмидесятых диеты. Клетчатка, пониженное содержание жиров и отказ от алкоголя отнюдь не способствовали застольям. Мы ощутили потерю, но она была не настолько велика, чтобы спохватиться и вновь разослать приглашения.
Нельзя требовать от писательницы-жены большего — ее давно клонит в сон. Отрывок был записан на дискету в директорию «Пробелы», где хранилась и автобиография.
Тем вечером, когда я вернулась от Розали, Эд уже лежал в постели. Мне пришло в голову разбудить его и рассказать о том, что однажды произошло между мной и Лесли Беком, а также между мной и Винни, и таким образом вновь очутиться в центре внимания. (Помните Винни? Это врач, муж Сьюзен — полный, энергичный, деятельный врач, так не похожий на Эда.) После этого я смогу со спокойной совестью обо всем поведать Розали, не боясь, что она проболтается, потому что кому какое дело, кроме Эда? Или Лесли?
Но я сразу поняла, что ни в чем не признаюсь. Я по-прежнему стараюсь, чтобы в мире все шло правильно, а не кое-как. Если вы похожи на меня, значит, и вы явились в этот мир с изрядным запасом амбиций. Вы молотили по воздуху красными пухленькими младенческими ручками и ножками и призывали окружающих к порядку. Вы плакали, выражали протест, мурлыкали от удовольствия, озабоченные соображениями не столько голода, жажды, боли и удовольствия, сколько справедливости и несправедливости. На меня неизменно производит впечатление праведное негодование младенцев. Мы рождаемся в уверенности, что все должно быть в порядке, и злимся и теряемся, обнаруживая, что жестоко ошиблись. И сдаемся слишком быстро.
«Ты была плаксой, — часто повторяла моя мать. — Ты родилась первой, хныкала днем и ночью и чуть было не отбила у меня желание иметь других детей. Но к шести-семи годам ты изменилась и превратилась в настоящую маленькую помощницу».
Ну что ж, спасибо тебе, мама. Ты укачала меня, убаюкала и заставила примириться с миром. Но и тобой мне пришлось делиться: ты населила мой мир другими жадными детскими ротиками — как больно рвать себя на части, смиряться и становиться послушной девочкой! Я сдалась, научилась выдерживать экзамены, чистить обувь, переводить через дорогу младших братьев и сестер, вместо того чтобы толкать их под машины, поступила в колледж, ужаснулась своей безмозглости, чудом избежав изнасилования со стороны шофера грузовика, и бросилась в объятия милого Эда, вполне приемлемого, хоть и бедного жениха для меня, двадцатилетней.
На свадьбу съехалась вся родня, все радовались и завидовали моим родителям, которым я никогда не доставляла хлопот.
«А если и доставляла, то лишь в первые пять лет», — уточняла мама, и, похоже, она была разочарована тем, что я не сдержала обещание стать буйным, непослушным ребенком, с которым неприятностей не оберешься. Можно дожить до моих лет и по-прежнему ничего не знать о себе.
Эд уже успел получить первую ученую степень к тому времени, как я очутилась на полпути к тому же диплому бакалавра английского языка, поэтому мне хватило ума забыть про колледж, уехать с ним на юг и окончить курсы секретарей — весьма практичное решение для молодой замужней женщины. И вот теперь я тружусь на полставки в «Аккорд риэлтерс» или буду трудиться где-нибудь еще, где найдется работа; у большого мира свои реалии.
Видимо, вы уже догадались, к чему я клоню: я подыскиваю убедительное оправдание своему роману с Лесли Беком. По-моему, я просто обязана оправдаться. У Розали не было детей, замужем она пробыла недостаточно долго, чтобы уверенно причислять себя к кругу матерей и жен, понимать, что эти роли одинаковы для всех женщин и что, тайно совокупляясь с чужими мужьями, мы не только повышаем свою самооценку и привносим пикантность в рутинную жизнь, но и унижаем себя. Розали можно простить: о подобных осложнениях она не подозревала. Это как раз тот случай, когда незнание освобождает от ответственности.
Но я, Нора, прекрасно понимала, что делаю. В свою защиту могу сказать только одно: послушайте, я способна на большее, чем быть просто доброй женой добряку Эду; другими словами, я наступаю на горло своей песне, не реализую собственный потенциал, и это мучительно, я не хочу умереть вот так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63