Как случилось, что он оказался здесь? Он ходил по городу и просил милостыню. А вот теперь убил человека, украл его одежду и документы. Это он помнил. Помнил все подробности случившегося и до сих пор ощущал легкий парфюмерный запах студента. Однако действия его были чисто механические, бессознательные, он убедил себя, что действовал по чьему-то внушению. Нет. Не так. Не чьему-то. Скорее всего, просто пробудилось к жизни его второе "я". Подавленного несчастного нищего сменил некто легко впадающий в экстатическое состояние. Латур с удовольствием думал о своих силах и о проявленной им решительности. Он дрожал, словно ему было холодно, и снова постучал в дверь.
Анатом работал над трупом, когда слуга доложил ему о неожиданном посетителе. Рушфуко недовольно хмыкнул. Он терпеть не мог, когда его прерывали. Не любил всего неожиданного, случайного, несвоевременного. Он знал, что люди, как правило, считают неприятные случайности частью своих будней и что терпимость стала теперь нормой. Но у него не было на это времени. Он был занят. Его жизнь была рассчитана по минутам: работа, еда, чтение, рисунок, записи и трупосечение. Он давно перестал делать доклады — им всегда сопутствовало что-нибудь непредвиденное, а потому неприятное. Все заботы по обнародованию результатов своей работы он возложил на своего коллегу Хоффманна. Хоффманн был датчанин, строивший из себя француза. Мягкий характер, восторженная душа, он, вероятно, был так исполнен благодати, что, по выражению янсенистов, мог парить в безвоздушном пространстве. Хоффманна не раздражали неожиданности. Рушфуко все больше и больше проникался к нему благодарностью за то, что Хоффманн освободил его от этой части работы. Сейчас анатом скептически оглядел вторгшегося к нему незнакомца. Стоявший перед ним молодой человек дрожал либо от волнения, либо от страха. У него дрожали руки, дрожало все тело. Дрожало старообразное морщинистое лицо.
— Я Шарль Кантен, — прошептал он.
— Что вам угодно?
Рушфуко начал терять терпение.
— Я... я... я хочу стать вашим учеником.
Анатом презрительно хмыкнул:
— Это вы написали мне письмо?
— Да, месье.
— Вы занимались в Отель-Дьё?
— Да, я изучал анатомию и хирургию, месье. Я...
— Вы имеете представление о том, чем я занимаюсь? — Рушфуко движением руки прервал Латура.
— Я видел, как вы производили трупосечение в анатомическом театре. Вы лучший анатом в стране.
— Не говорите глупостей!
Лицо Рушфуко дернулось от раздражения. Латур смотрел вниз. На принадлежавшие студенту короткие панталоны, на его блестящие башмаки, которые Латуру были велики, на рукава с оборками и думал, что они похожи на морозные узоры. Время как будто остановилось. Наконец Латур вздрогнул, выпрямился и посмотрел анатому в глаза:
— Задайте мне любой вопрос из анатомии, месье. Испытайте меня. Я все знаю.
Рушфуко засмеялся, в его глазах мелькнул раздраженный блеск, и он уже хотел выставить непрошеного гостя за дверь. Но тут в него словно бес вселился, и ему захотелось уязвить гордость этого парня, унизить его, а потом уже отправить восвояси. Нужно было придумать вопрос посложнее. Рушфуко скрестил руки на груди и смотрел свысока на дрожавшую перед ним фигуру.
— Что находится между латеральной стороной полушария и височной костью? — спросил он и улыбнулся первый раз за это утро. Вопрос был с подвохом. Потому что между ними не было ничего.
— Сильвиева борозда.
Латур словно выплюнул эти слова. Рушфуко крепче сжал руки на груди. Парень был явно хитрее, чем могло показаться на первый взгляд. Он не ошибся: сильвиева борозда шла наискосок вверх от височной кости. Рушфуко решил расспросить парня более подробно, ему хотелось унизить гостя, и он искал, к чему бы придраться.
— Что содержит белое мозговое вещество?
Латур задумался, лоб его сложился складками. Рушфуко наслаждался растерянным видом студента. Но тут Латур встретился глазами с анатомом.
— Раньше считалось, что оно содержит звериный дух, но Вьессан доказал, что белое вещество состоит из бесчисленного множества связанных в узлы волокон. Это хорошо видно, если вскипятить это вещество в масле...
Рушфуко кашлянул и внимательно посмотрел на этого пучеглазого парня. Глаза у него были синие, взгляд пронзительный. Этот Шарль Кантен явно читал и Везалия, и Раймона де Вьессана, что для молодого студента-анатома было не совсем обычно.
— Как лучше всего препарировать мозг?
Рушфуко улыбался. Он знал, что школы анатомов до сих пор применяют устаревший метод Везалия и начинают операцию с темени. Ему хотелось, пользуясь случаем, ругнуть это старое неверное учение, а тогда будет уже просто выставить за дверь этого студента, являвшего собой живой пример негодности общепринятой медицины.
— Раньше начинали с темени. Вьессан стал препарировать с основания.
Рушфуко перестал задавать вопросы. Он смотрел на свои руки, словно искал в них ответа. Припереть этого парня к стене не получилось, и его вдруг поразило, что он противоречит самому себе. Он уже давно искал помощника, знающего анатомию. Внешность у стоявшего перед ним парня была неприятная, кроме того, он излучал какую-то необъяснимую силу, но в остальном в нем не было ничего необычного. Он даже сумел ответить на несколько сложных вопросов. Рушфуко снова посмотрел на Латура. Особое внимание он обратил на его выпуклые глаза.
— Приходите завтра утром, — сказал он и попытался улыбнуться. Заметив, что у него получается лишь вымученная гримаса, он быстро отвернулся и, более ничего не прибавив, направился в анатомический кабинет. Латур неуверенно шагнул за ним, ему хотелось поблагодарить анатома. Но не успел он раскрыть рта, как Рушфуко скрылся за дверью.
Латур остановился, взгляд его скользнул по высокому белому потолку, обоям с китайским узором, арке, ведущей в рабочие комнаты. Ему показалось, что он уловил слабый запах спирта, идущий оттуда. С чувством облегчения он закрыл глаза и подумал, что отныне он Шарль Кантен, ученик великого анатома. Он как будто пробовал новое имя на вкус: Шарль. Шарль Кантен. Вкус у этого имени был приятный.
Латур приступил к работе у Рушфуко ранним летним утром, и прошло целых шесть месяцев, прежде чем он возобновил свои прогулки по Парижу.
Рушфуко начинал занятия с рассветом и не прерывал их до полудня. Отдохнув два часа, он возобновлял работу и редко заканчивал ее раньше полуночи. В течение всего дня и вечера Латур не отходил от анатома. Ночью он спал в комнате для служанки позади спальни Рушфуко и мог слышать, как тот храпит. Он знал любовь анатома к точности, его неприязнь к чужим, его любимые блюда. Знал, что раздражает учителя и каким он бывает в хорошем настроении. Латур понял, что Рушфуко суеверен и что есть вещи, которые ни при каких обстоятельствах нельзя вносить в анатомический кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54