Он улыбался, и его лицо излучало удовольствие и покой. Латур прижался лбом к стволу дерева. В его груди словно затянулся узел, голова кружилась. Когда лошадь ступила на листья и скользнула в яму с Гупилем в седле, причем ни один острый камень не повредил его, Латур так испугался, что его сжимавшие дерево руки разжались сами собой, и он, чертыхаясь, полетел вниз. Гупиль вылез из ямы без единой царапины и спокойно подошел к нему. Латур посмотрел на мыски адвокатских сапог и закрыл глаза в ожидании побоев. Но их не последовало. Гупиль подошел к яме, вытащил свой пистолет, прицелился и пристрелил лошадь. Потом вернулся к Латуру и повел его домой. Они шли молча, и Латур пытался убедить себя, что Гупиль изобьет его. Небось радуется: теперь этот мальчишка узнает, что такое боль! Латур не боялся палки. Гораздо страшнее было думать о том, сколько пройдет дней, прежде чем мать снова заговорит с ним.
Гупиль привел его на задний двор и вожжами привязал к яблоне. Потом вошел в дом, и Латур услыхал голоса, его и Бу-Бу, но слов разобрать не мог. Они говорили очень тихо. Латур утешался тем, что наказание уже близко и что Гупиль будет бить его так сильно, что он наконец почувствует боль, а мать, увидев, как он страдает, простит его. Но прошло несколько часов, и ничего не случилось. Латур простоял привязанный к яблоне весь день, весь вечер и всю ночь. Он прислушивался к тихим голосам, долетавшим из дома, смотрел на слабый свет лампы и в конце концов стал желать лишь одного: чтобы кто-нибудь вышел из дома и избил его. Гупиль отвязал его только на другой день. Латур упал на колени перед адвокатом. Он плакал и просил, чтобы его наказали. Но Гупиль просто повернулся и ушел. Через несколько дней он приехал на лошади, как две капли воды похожей на ту, что он пристрелил. Ее тоже звали Бу.
*
«Что такое боль?» Латур полагал, что есть четыре вида боли. Обычная боль. Душевная боль. Боль в животе или в сердце. И боль, вызванная тем, что человек слишком много думает. Он не переставал удивляться гримасам Бу-Бу, когда стертые ноги причиняли ей боль. Сам Латур не чувствовал боли, порой он даже не верил, что он живой человек. Душевная боль была для него чем-то загадочным. Он думал, что в нее можно вглядываться, отчего она становится еще сильнее. Можно уступить ей, влюбиться в нее. Душевная боль, которую Латур испытал, когда Гупиль привязал его к дереву и заставил ждать наказания, которое так и не последовало, была для него ненастоящей и отвратительной. Ее нельзя было контролировать, и она заставила Латура желать смерти. Теперь он, думая о том, что адвокат заключил с ним договор, расторгнуть который было уже невозможно, не смел поднять на Гупиля глаза: адвокат рассчитался с Латуром, даже не наказав его, и тем самым заставил того жаждать наказания и боли. Это сделало Гупиля всемогущим, а Латура — слабым и жалким. Другой вид душевной боли Латур испытывал, сидя в лесу и размышляя об Онфлёре, горожанках и странной ненависти читавшейся на лицах незнакомых людей. О власти над ними священника и планах Гупиля. Такую боль человек испытывает, когда чувствует свою зависимость от чего-то непонятного.
Латур, окруженный безграничной материнской любовью, продолжал жить в кухонном чаду родного дома с Бу-Бу и Гупилем, занятыми своими делами, но считал, что на самом деле все это уже кончилось. Отошло в прошлое. Он уходил из дома. Играл с дочерьми управляющего яблоневым садом Реньё. Они были такие милые, с круглыми животиками, и у каждой на носу была родинка. Он заманивал их в свое тайное убежище — хижину, построенную им в лесу. Девочкам нравились сказки о Лесном Царе, которые он рассказывал, могучем Лесном Царе, способном явить им невероятные чудеса, если они предстанут перед ним голышом. С видом знатока он присутствовал при этом сеансе и следил, чтобы все делалось по желанию Лесного Царя. Худенькие девочки стояли в хижине без единой нитки на теле, дрожа от нетерпения и холода, а Латур ходил вокруг них, щурился и тер лоб: нет, этого еще мало, они должны лечь на землю и поднять ноги как можно выше, чтобы Его Величество Лесной Царь как следует рассмотрел их. Девочки переглянулись. Но взгляд синих глаз Латура убедил их, и они повиновались. Он удовлетворил свое любопытство и дрожащим голосом объявил, что Лесной Царь доволен. Однако до чего же странно устроено у девочек тело! Он пошел домой к Бу-Бу и, чего давно не делал, сунул голову ей под мышку.
У Латура появился новый интерес. Огромный яблоневый сад и зеленые холмы Онфлёра привлекали бабочек. Здесь росли всевозможные цветы, осот и тимьян, над которыми они кружили, и Латур не уставал наблюдать за ними. Ослепительно синие или ярко-алые, они мелькали среди листвы, словно фантастические пятна в однообразной зелени деревьев. Латур научился различать бабочек и узнал их названия. Адмирал с черными бархатными крыльями, покрытыми белыми пятнышками и поперечными оранжевыми полосками. Вишнево-коричневый дневной павлиний глаз с фиолетовым глазком на каждом крылышке. Он видел пестрых разноцветных огневок, махаонов, парусников. Здесь были лимонно-желтые и ядовито-зеленые бабочки, светло-голубые и белые. Латур выискивал самых ярких, он любил наблюдать, как они спят на деревьях или на нижних сторонах листьев. Их грациозный полет отзывался в нем дрожью, но, когда они исчезали за кронами деревьев, на него накатывала тоска — ведь он не знал, увидит ли он их снова. Тогда он начинал ловить их. Сначала, поймав, он быстро отпускал их, но потом обнаружил, что бабочек можно убивать и засушивать, и они навсегда сохранят свою красоту. Он собирал их в коробки, которые хранил в сарае на заднем дворе. Иногда он вынимал мертвых бабочек из коробок и представлял себе, будто они живые и, легко взмахивая крыльями, летают над ним. Сарай служил ему кабинетом, и Латур предпочитал проводить время со своими бабочками, чем слушать бессмысленную болтовню Гупиля.
Но вот наступил день, когда Бу-Бу сказала, что отныне Латур будет посещать католическую начальную школу в Онфлёре. Спорить было бесполезно. Эта перспектива вызвала у него отвращение. Ему вовсе не хотелось вместе с другими мальчиками Онфлёра слушать поучения священника. Но Бу-Бу настояла на своем.
Латур со страхом смотрел на суровые лица учеников и слушал монотонные молитвы отца Мартена. У него не было оснований считать, что учитель или ученики дружески отнесутся к нему. Отец Мартен был строг и требовал от своих подопечных безупречного поведения. Правильная речь и строгая осанка могли помочь завоевать его симпатии. У него был горячий нрав, и он легко раздражался, если ученики проявляли недостаток воспитания. От них требовалась безоговорочная покорность учителю, Церкви, религии и уважение к соученикам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54