Хэзел аккуратно сложила платок, положила в карман и тихим, строгим голосом вполне натурально произнесла:
– Я знаю, что ты не хотела, Фиалка. Постараемся быть осторожнее в этой сцене.
– Отлично, давайте начнем со «Славно…», – распорядилась Мелани. – Все по местам.
– Освободите, пожалуйста, сцену! – крикнул Мэттью, торопясь за Мелани, которая направилась к своему стулу в центральном проходе.
Ассистентки помрежа исчезли за кулисой, возбужденно переговариваясь: «Ты видела, что случилось?» – «Нет, а ты?» – «Она вцепилась ей в лицо когтями. Ты бы видела эту царапину!» А Хэзел мгновенно вошла в роль Елены и страдальческим голосом говорила:
Славно!
Нет у тебя ни робости, ни капли
Девичьего стыда.
Меня, как всегда, поразило умение актеров мгновенно перевоплощаться. Фишер, который до репетиций казался мне обычной смазливой юной бездарностью, играл очень умно, что вообще-то не должно было меня удивлять. После первого же разговора с ним становилось ясно: У этого парня есть кое-что еще, помимо симпатичной морды. Судя по всему, он немало поработал с текстом, и его Деметрий, поначалу юнец совратительный, жестокий и злобный, к концу пьесы, после всего, что случилось в ночном лесу, становится вполне сносным типом. В сцене, которую они репетировали сейчас, Деметрий, Хэзел и Фиалка так умело заводили друг друга, что драка выглядела по-настоящему страшной. Обычно подобные потасовки в спектаклях преподносятся как комические номера.
Единственным слабым звеном оставался Пол, который всегда играл самого себя, тупо подавая реплики и не проявляя никакого интереса к развитию характера. Как мужчина он был великолепен: высок и широк в плечах, с рыжей шевелюрой и великолепной молочно-белой, чуть веснушчатой кожей. Однако Пол был из тех актеров, которых держат скорее для импозантности, чем для дела. Если бы у него был разумный агент, он бы отправил его на телевидение, и Пол играл бы в сериале доктора или полицейского и получал бы мешки писем от восторженных фанаток.
Я досмотрела сцену до конца. На этот раз все движения были выполнены точно, хотя им не хватало той спонтанности, от которой захватывало дух. Все излишне осторожничали, кроме Хэзел, которая бросалась в воздух с прежней энергией, словно ничего не случилось, – а может, с ее точки зрения, ничего и не случилось. Хэзел не интересовало ничего, кроме роли; царапина не имела отношения к спектаклю и была мгновенно забыта. Свойство, достойное восхищения.
Я смотрела на Хэзел, и меня невольно задевало то страдание, с каким она произносит свои реплики. Я вдруг поняла, что думаю о Ширли Лоуэлл. Хэзел была способна мучиться и переживать за вымышленную Елену, но при этом равнодушно отмахнулась от известия, что девушка, которую она знала, покончила с собой. Как Хэзел относится к смерти Ширли теперь, когда стало известно, что девушку убили? Может, прямо спросить у нее? Скорее всего, Хэзел ответит что-нибудь невнятное своим тихим голосочком и сменит тему, но все-таки попытаться стоит.
Как позже выяснилось, это было не лучшее решение.
Глава шестнадцатая
Актеры убежали со сцены, слегка приволакивая ноги, – так они делали всякий раз, когда заканчивалась работа над их сценой и требовалось быстро освободить пространство для других. Можно подумать, их специально обучают этому в театральных школах. Но, оказавшись за кулисами, все резко тормозили. Со сцены доносились голоса Оберона и Пэка. Последней появилась Фиалка. Замерев в позе загнанного животного, она с тревогой осмотрелась и капризным голоском вскрикнула:
– Софи! Софи?
Та уже спешила к ней:
– Фиалка! Я все слышала. Как ты себя чувствуешь?
Фиалка бросилась в объятия Софи с видом кинодивы времен немого кинематографа.
– После репетиции мне надо идти на допрос, – хныкала она, – и писать заявление. Мне страшно. Не могу сосредоточиться, а у нас еще не получилась сцена, и все просто набросились на меня…
Сидевшая за столом Луиза вежливо, но твердо шикнула на Фиалку. Софи встретилась с помощницей худрука взглядом.
– Извини, Луиза, – прошептала она. – Пойдем, Фиалка, а то мы путаемся под ногами. Давай встанем у другого выхода, у нас есть время поболтать.
Она увела Фиалку. Стив свирепо посмотрел им вслед:
– Как будто не понимает, что театр – не место для истерик.
Луиза щелкнула переключателем на пульте, взглянула на расписание и тихо проговорила в микрофон:
– Деметрий к правому выходу, Деметрий к правому выходу, пожалуйста.
«Сон в летнюю ночь» двигался вперед без особых сбоев, как хорошо отлаженный механизм. У меня появилось ощущение, будто я – в рубке боевого корабля; реальные события – где-то далеко, прибегают и убегают с сообщениями возбужденные люди, но здесь, в центре мироздания, царит спокойствие – стол в озерце желтого света и невозмутимый штурман Луиза. Казалось, уйди отсюда – и сразу очутишься на периферии событий.
У пожарного ведра стоял Пол, быстро и нервно стряхивая в песок пепел.
– Что думаешь об этом спектакле? – саркастически, но очень тихо спросил он. – Она ведь твоя подруга, да?
– Ты о Фиалке?
– Такой бардак. – Он пропустил мои слова мимо ушей; ему просто хотелось спустить пар, а я первой подвернулась под руку. – Фиалка, конечно, полный вперед. Хэзел ни в чем не виновата. Хейзи никогда не ошибается. Репетируя с ней, бесишься и пугаешься ее безупречности, но понимаешь, что это – от Бога. – Пол прикурил от бычка следующую сигарету и снова заговорил: – На самом деле Шекспир – это не мое. Я, конечно, учился в театральной школе и все такое, отбарабанил свой срок, но в «Сне» согласился играть только потому, что агент настоял. Он считает, что поработать с ММ полезно для карьеры. Она ведь довольно известный режиссер, да? В общем, – заключил он, затягиваясь сигаретой с такой страстью, словно это была трубка от баллона с кислородом, – мне, честно говоря, весь этот бардак не по душе. Да и о стишата эти язык сломаешь. По-моему, я скорее актер натуралистического типа, понимаешь?
– Я как раз думала о том, что ты классно смотрелся бы по ящику, – честно ответила я. Пол просиял:
– Правда? У меня как раз что-то такое намечается. Типа драматический сериал. Молодой герой и все такое. Не видела вечером рекламный ролик шоколада? Я там изображаю парня, которого кинула подружка, отвалившая жрать шоколад. Глупо, конечно, но все-таки деньги.
– Наверно, проглядела.
– Ничего страшного, еще покажут, – беспечно сказал он. – По правде сказать, мне больше понравилось в ролике сниматься. Хотя, наверно, это кощунство. Но я лучше себя чувствую перед камерой. Так уж я устроен. Но мне нравится и вот так повозиться, как в последней сцене, – добавил он. – Когда я ловлю Хэйз и все такое. Весело. Только Фиалка иногда раздражает своими номерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Я знаю, что ты не хотела, Фиалка. Постараемся быть осторожнее в этой сцене.
– Отлично, давайте начнем со «Славно…», – распорядилась Мелани. – Все по местам.
– Освободите, пожалуйста, сцену! – крикнул Мэттью, торопясь за Мелани, которая направилась к своему стулу в центральном проходе.
Ассистентки помрежа исчезли за кулисой, возбужденно переговариваясь: «Ты видела, что случилось?» – «Нет, а ты?» – «Она вцепилась ей в лицо когтями. Ты бы видела эту царапину!» А Хэзел мгновенно вошла в роль Елены и страдальческим голосом говорила:
Славно!
Нет у тебя ни робости, ни капли
Девичьего стыда.
Меня, как всегда, поразило умение актеров мгновенно перевоплощаться. Фишер, который до репетиций казался мне обычной смазливой юной бездарностью, играл очень умно, что вообще-то не должно было меня удивлять. После первого же разговора с ним становилось ясно: У этого парня есть кое-что еще, помимо симпатичной морды. Судя по всему, он немало поработал с текстом, и его Деметрий, поначалу юнец совратительный, жестокий и злобный, к концу пьесы, после всего, что случилось в ночном лесу, становится вполне сносным типом. В сцене, которую они репетировали сейчас, Деметрий, Хэзел и Фиалка так умело заводили друг друга, что драка выглядела по-настоящему страшной. Обычно подобные потасовки в спектаклях преподносятся как комические номера.
Единственным слабым звеном оставался Пол, который всегда играл самого себя, тупо подавая реплики и не проявляя никакого интереса к развитию характера. Как мужчина он был великолепен: высок и широк в плечах, с рыжей шевелюрой и великолепной молочно-белой, чуть веснушчатой кожей. Однако Пол был из тех актеров, которых держат скорее для импозантности, чем для дела. Если бы у него был разумный агент, он бы отправил его на телевидение, и Пол играл бы в сериале доктора или полицейского и получал бы мешки писем от восторженных фанаток.
Я досмотрела сцену до конца. На этот раз все движения были выполнены точно, хотя им не хватало той спонтанности, от которой захватывало дух. Все излишне осторожничали, кроме Хэзел, которая бросалась в воздух с прежней энергией, словно ничего не случилось, – а может, с ее точки зрения, ничего и не случилось. Хэзел не интересовало ничего, кроме роли; царапина не имела отношения к спектаклю и была мгновенно забыта. Свойство, достойное восхищения.
Я смотрела на Хэзел, и меня невольно задевало то страдание, с каким она произносит свои реплики. Я вдруг поняла, что думаю о Ширли Лоуэлл. Хэзел была способна мучиться и переживать за вымышленную Елену, но при этом равнодушно отмахнулась от известия, что девушка, которую она знала, покончила с собой. Как Хэзел относится к смерти Ширли теперь, когда стало известно, что девушку убили? Может, прямо спросить у нее? Скорее всего, Хэзел ответит что-нибудь невнятное своим тихим голосочком и сменит тему, но все-таки попытаться стоит.
Как позже выяснилось, это было не лучшее решение.
Глава шестнадцатая
Актеры убежали со сцены, слегка приволакивая ноги, – так они делали всякий раз, когда заканчивалась работа над их сценой и требовалось быстро освободить пространство для других. Можно подумать, их специально обучают этому в театральных школах. Но, оказавшись за кулисами, все резко тормозили. Со сцены доносились голоса Оберона и Пэка. Последней появилась Фиалка. Замерев в позе загнанного животного, она с тревогой осмотрелась и капризным голоском вскрикнула:
– Софи! Софи?
Та уже спешила к ней:
– Фиалка! Я все слышала. Как ты себя чувствуешь?
Фиалка бросилась в объятия Софи с видом кинодивы времен немого кинематографа.
– После репетиции мне надо идти на допрос, – хныкала она, – и писать заявление. Мне страшно. Не могу сосредоточиться, а у нас еще не получилась сцена, и все просто набросились на меня…
Сидевшая за столом Луиза вежливо, но твердо шикнула на Фиалку. Софи встретилась с помощницей худрука взглядом.
– Извини, Луиза, – прошептала она. – Пойдем, Фиалка, а то мы путаемся под ногами. Давай встанем у другого выхода, у нас есть время поболтать.
Она увела Фиалку. Стив свирепо посмотрел им вслед:
– Как будто не понимает, что театр – не место для истерик.
Луиза щелкнула переключателем на пульте, взглянула на расписание и тихо проговорила в микрофон:
– Деметрий к правому выходу, Деметрий к правому выходу, пожалуйста.
«Сон в летнюю ночь» двигался вперед без особых сбоев, как хорошо отлаженный механизм. У меня появилось ощущение, будто я – в рубке боевого корабля; реальные события – где-то далеко, прибегают и убегают с сообщениями возбужденные люди, но здесь, в центре мироздания, царит спокойствие – стол в озерце желтого света и невозмутимый штурман Луиза. Казалось, уйди отсюда – и сразу очутишься на периферии событий.
У пожарного ведра стоял Пол, быстро и нервно стряхивая в песок пепел.
– Что думаешь об этом спектакле? – саркастически, но очень тихо спросил он. – Она ведь твоя подруга, да?
– Ты о Фиалке?
– Такой бардак. – Он пропустил мои слова мимо ушей; ему просто хотелось спустить пар, а я первой подвернулась под руку. – Фиалка, конечно, полный вперед. Хэзел ни в чем не виновата. Хейзи никогда не ошибается. Репетируя с ней, бесишься и пугаешься ее безупречности, но понимаешь, что это – от Бога. – Пол прикурил от бычка следующую сигарету и снова заговорил: – На самом деле Шекспир – это не мое. Я, конечно, учился в театральной школе и все такое, отбарабанил свой срок, но в «Сне» согласился играть только потому, что агент настоял. Он считает, что поработать с ММ полезно для карьеры. Она ведь довольно известный режиссер, да? В общем, – заключил он, затягиваясь сигаретой с такой страстью, словно это была трубка от баллона с кислородом, – мне, честно говоря, весь этот бардак не по душе. Да и о стишата эти язык сломаешь. По-моему, я скорее актер натуралистического типа, понимаешь?
– Я как раз думала о том, что ты классно смотрелся бы по ящику, – честно ответила я. Пол просиял:
– Правда? У меня как раз что-то такое намечается. Типа драматический сериал. Молодой герой и все такое. Не видела вечером рекламный ролик шоколада? Я там изображаю парня, которого кинула подружка, отвалившая жрать шоколад. Глупо, конечно, но все-таки деньги.
– Наверно, проглядела.
– Ничего страшного, еще покажут, – беспечно сказал он. – По правде сказать, мне больше понравилось в ролике сниматься. Хотя, наверно, это кощунство. Но я лучше себя чувствую перед камерой. Так уж я устроен. Но мне нравится и вот так повозиться, как в последней сцене, – добавил он. – Когда я ловлю Хэйз и все такое. Весело. Только Фиалка иногда раздражает своими номерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81