Точнее сказать, своего внутреннего младенца, поскольку им не удалось продвинуться дальше доэдиповой стадии – обсессивная фиксация на гениталиях и телесных функциях. А может, они слишком увлекались физиологическими опусами Кэти Экер.
Слава богу, урбанистические поэты в своих излияниях ограничились стенами лифта. Благоразумно решили не удобрять пол использованными шприцами, презервативами и отходами жизнедеятельности человеческого организма, которым были посвящены их литературные изыскания. Тем не менее, когда лифт добрался до пятого этажа, я уже знала о частной жизни индивидуумов, известных под именами Карл, Силла и Брайан, гораздо больше, чем хотелось. Не думаю, что смогла бы смотреть им в глаза, если б нас познакомили.
Как только двери лифта открылись, я увидела Хэзел. Та стояла в дверях квартиры.
– Сэм? Я получила твое сообщение…
Она замолчала, ожидая, что я объясню, зачем мне понадобилось с ней встречаться. То есть чтобы попасть к ней в квартиру, требовалось что-то сказать. Хэзел заняла такую позицию, чтобы блокировать проход, но не выглядеть при этом враждебно. Однако дверь в подъезд она мне открыла. Полдела сделано.
– Можно к тебе? – спросила я, решив сделать вид, будто считаю само собой разумеющимся ее гостеприимство. – Здесь не очень удобно говорить.
– У меня мало времени, – сказала Хэзел, но все-таки сделала маленький шажок назад.
– Ничего. Я не собираюсь тебе мешать. Просто это очень личный разговор… – Я замолчала, чтобы мои слова загадочной недоговоренностью повисли в воздухе.
Последовала продолжительная пауза; наконец Хэзел вздохнула, отступила в сторону и жестом предложила мне войти.
Типичная муниципальная квартира с дурной планировкой, разделенная на максимальное количество крохотных комнатушек. За входной дверью располагался узкий коридорчик, двери в комнаты находились очень близко друг к другу, так что сразу становилось ясно – теснота за ними адская. За первой дверью налево была гостиная, куда и провела меня Хэзел. Дверь напротив вела в микроскопическую кухню. Почему архитектор решил, что коридор должен проходить посреди квартиры, отделяя кухню от гостиной, – большая загадка; вместе из них получилось бы вполне приемлемое жилое пространство.
Хэзел не предложила мне даже чаю. Она просто села на диван и сложила руки на коленях, ожидая, когда я усядусь напротив. Никакой непринужденной беседы, никакой светскости. В такой обстановке гораздо труднее поднимать сложные вопросы. Пытаясь выиграть время, я огляделась. Комната была меблирована безлико, не позволяя судить о ее обитательнице. Ни определенной цветовой гаммы, ни собственного стиля, по которому можно было бы судить о вкусе Хэзел. Казалось, она оставила все, что можно, от прежних жильцов и добавила лишь самое необходимое. Стол, диван и стулья с прямыми спинками – типичные образчики крайне непритязательной мебели; стоит отвести от них глаза, и уже не помнишь, как они выглядят. Над диваном висели две книжные полки, на которых в алфавитном порядке были расставлены сценарии. Все чисто, аккуратно и функционально, как сама Хэзел. И как самой Хэзел, квартире этого вполне хватало.
Она ждала, когда я заговорю. И я, запинаясь, начала:
– Все очень обеспокоены тем, что происходит в театре. Особенно последней неприятностью с Фиалкой на вечеринке.
– Да. Я слышала об этом сегодня утром. Вчера я рано ушла. Меня уже там не было, когда это произошло.
– Как ты думаешь, кто это сделал? – Я уже знала, что с Хэзел нет смысла ходить вокруг да около.
Она даже не моргнула:
– Не знаю. Очень хотелось бы, чтобы все прекратилось. Сильно отвлекает. – Ее бледное лицо оставалось бесстрастным.
– А как насчет Филипа Кэнтли? Как ты думаешь, это самоубийство? Это он убил Ширли Лоуэлл?
Хэзел смотрела мне прямо в глаза.
– Да, я думаю, это он убил Ширли Лоуэлл, – неожиданно ответила она. – По крайней мере, я считаю, что он способен на такое. Я однажды видела, как он обращается с Фиалкой.
– Вчера Хелен намекнула, что у тебя тоже был с ним роман, – выдала я, чтобы немного накалить обстановку. Нельзя сказать, что я откровенно врала. Хелен, конечно, прямо не говорила о Хэзел, но кого еще она могла иметь в виду? Кроме Фиалки, в «Кукольном доме» занята только одна актриса – Хэзел, если, конечно, не считать служанку и няню.
И тут впервые я увидела всплеск эмоций со стороны Хэзел. Попросту говоря, она была ошеломлена:
– Хелен… Что она сказала?
Я развела руками:
– Именно это и сказала.
– Не знаю, что и ответить. Хелен сказала, что я… то есть я слышала разные сплетни, но это уже просто абсурд.
Хэзел уставилась на меня, словно пытаясь найти в моем лице объяснение. Судя по всему, ее потрясло не только предположение, что она могла спать с Филипом Кэнтли, но и вообще мысль о том, что она могла с кем-то спать.
– Зачем ей понадобилось такое говорить? – спросила я.
– О, Хелен много чего болтает, – чуть успокоившись, ответила Хэзел. – Только обычно она говорит правду. Именно поэтому меня так поразило ее заявление. Когда Хелен рассказала мне о Мэттью и Табите, я сначала сомневалась, а потом поняла, что так все и есть. На самом деле все, что она мне говорила, на поверку оказывалось чистой правдой. Хелен много чего мне рассказывает, – задумчиво добавила она. – Наверно, потому, что я сама не сплетничаю. У нее есть возможность спустить пар, зная, что дальше эта информация никуда не пойдет.
– Погоди-погоди. Что ты сказала про Мэттью и Табиту? Они что – встречаются?
– Встречались. В начале репетиций. Но потом перестали.
– Откуда ты знаешь? – заинтересовалась я.
– Да это же видно. Я сразу замечаю такие вещи. Возможно, потому, что меня лично эта сторона жизни мало интересует, – безмятежно добавила она. – Но я прекрасно вижу, что творится с остальными. Есть много неприметных признаков. В действительности инициативу проявляла Табита. А Мэттью сразу же влюбился в ММ. Если бы он спросил меня, я бы посоветовала ему подождать до премьеры. ММ не станет отвлекаться на такую ерунду во время репетиций.
Хэзел, судя по всему, ничего не имела против моих настойчивых расспросов. Можно подумать, сплетни – ее любимое занятие. Придирчивый человек сказал бы, что ей нравится демонстрировать свою проницательность, но я считаю, что Хэзел просто интересовалась жизнью других людей. Она – прирожденный наблюдатель, подмечает мельчайшие жесты, странности поведения и пользуется ими в работе.
– Ты хорошо знаешь ММ? – спросила я, пытаясь придумать вопрос, который не прозвучал бы снова как «откуда ты знаешь?».
– Нет, не очень. Она была на последнем курсе режиссерского факультета, когда я поступила в театральное училище. Я работала с ней пару раз. Но я не знаю, что она за человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81