– Да, он умеет быть обаятельным.
– Питер…
– Отец, у нас тут не соревнование в популярности.
– Нет, в лояльности. Ты можешь сделать лишь то, что люди, которые тебе служат, решат, что ты должен сделать – и ничего больше. Они и есть твоя власть, эти служащие, которые на тебя работают, а он их переманивает на свою сторону.
– Это же только видимость, – отмахнулся Питер.
– Для большинства людей видимость и есть суть. Они действуют под влиянием мгновенных эмоций. Сейчас он им нравится больше тебя.
– Всегда есть кто-то, кто людям больше нравится, – сказал Питер со злобной улыбкой.
Джон Пол удержался от очевидной ремарки – одного слова, потому что оно бы вывело Питера из себя. Слово это было «да».
– Питер, когда Зверь отсюда уедет, кто знает, сколько здесь останется людей, которым он достаточно нравится, чтобы передать ему тот или иной слух время от времени? Или секретный документ?
– Отец, я ценю твою заботу. Но опять повторяю: у меня все под контролем.
– Ты считаешь, что чего ты не знаешь, того и знать не стоит, – не в первый раз заметил Джон Пол.
– А ты, кажется, считаешь, что все, что я делаю, делается недостаточно хорошо, – ответил Питер в сотый раз.
Всегда, когда разговор доходил до этого пункта, Джон Пол не пытался его форсировать дальше: если он станет слишком докучным, если Питера слишком будет угнетать присутствие родителей, их лишат любого влияния.
А это будет невыносимо. Это будет значить потерю последнего ребенка.
– Надо нам действительно завести еще ребенка или парочку, – сказала однажды Тереза. – Я еще достаточно молода, и мы всегда хотели иметь больше тех троих, что правительство нам отвело.
– Вряд ли, – ответил Джон Пол.
– Почему? Ты все еще добрый католик, или это продолжалось лишь до тех пор, пока быть католиком значило быть бунтарем?
Джону Полу не понравились эти слова, частично потому, что в них могла быть и доля правды.
– Нет, милая Тереза. Мы не можем завести новых детей, потому что нам ни за что не дадут оставить их при себе.
– Кто? Правительству теперь совершенно все равно, сколько у нас детей. Для них это все будущие налогоплательщики, или производители детей, или пушечное мясо.
– Мы – родители Эндера Виггина, Демосфена, Локи. Если мы родим нового ребенка, это будет международная новость. Я боялся этого еще до того, как похитили боевых товарищей Эндрю, но после этого и сомнений нет.
– Ты серьезно думаешь, будто люди решат, что раз наши первые трое детей были так…
– Милая, – сказал Джон Пол, зная, как она терпеть не может, когда он ее так называет – потому что он не мог не вкладывать в это слово сарказм, – они упрут этих детей из колыбельки, не успеют они родиться. Они станут целями с момента зачатия, и только и будут ждать, пока кто-то превратит их в марионеток того или иного режима. А если бы мы даже могли их защитить, каждый миг их жизни проходил бы под прессом любопытства публики. Если нам кажется, что Питеру сурово пришлось в тени Эндера, представь себе, каково будет им.
– Быть может, легче, – сказала Тереза. – Они не будут помнить, как когда-то не были в тени брата.
– От этого только хуже. Они будут думать о себе лишь как о братьях или сестрах кого-то.
– Это было так, умозрительное замечание.
– Я бы хотел, чтобы мы могли, – вздохнул Джон Пол.
Легко быть великодушным после победы.
– Мне… мне просто не хватает здесь детей.
– И мне. И если бы я считал, что они смогут быть просто детьми…
– Из наших никто не был по-настоящему ребенком. Беззаботным ребенком.
Джон Пол рассмеялся:
– Только те считают детей беззаботными, кто забыл собственное детство.
Тереза задумалась, потом тоже засмеялась:
– Ты прав. В детстве всегда или небо падает на землю, или конец света приходит.
Этот разговор был еще в Гринсборо, когда Питер открыл свое истинное лицо, но до того, как он получил почти пустой ныне титул Гегемона. И к этому разговору они редко возвращались.
Но теперь эта идея выглядела более привлекательной. Бывали дни, когда Джон Пол хотел вернуться домой, сгрести Терезу в охапку, сказать: «Милая, – без малейшей тени сарказма, – я взял билеты в космос. Мы поедем в какую-нибудь колонию. Оставим этот мир и все его заботы, родим новых детей там, в космосе, где они не будут ни спасать мир, ни править им».
Потом Тереза устроила эту свою попытку проникнуть в комнату Ахилла, и Джон Пол искренне заволновался, не сказалось ли на ее умственных способностях напряжение, под которым она находится.
Именно потому что он так беспокоился об этом, он не стал обсуждать это с ней еще пару дней, ожидая, не поднимет ли она сама этот вопрос.
Она этого не сделала, но он не очень и надеялся.
Когда Джон Пол решил, что первое смущение у нее уже прошло и она сможет вести обсуждение, не пытаясь оправдываться, он как-то за ужином завел этот разговор:
– Значит, ты хочешь быть домоправительницей.
– Я все ждала, когда же ты наконец об этом заговоришь, – усмехнулась Тереза.
– А я ждал, когда ты, – ответил Джон Пол с такой же иронической усмешкой.
– Теперь ты уже этого не узнаешь.
– Я думаю, – сказал Джон Пол, – ты задумывала его убить.
Тереза расхохоталась:
– А как же! Я получила задание от своего резидента.
– Это я и предположил.
– Шучу, – тут же сказала Тереза.
– А я нет. Что-то такое сказал Графф? Или просто шпионский роман?
– Я не читаю шпионских романов.
– Знаю.
– Это не было задание. Но действительно, мысль эту мне заронил он. Лучше всего будет для всех, если Зверь не уедет из Бразилии живым.
– На самом деле я так не думаю, – сказал Джон Пол.
– А почему? Ведь ты же не считаешь, что он представляет какую-то ценность для мира.
– Он вытащил всех из укрытия, разве не так? Каждый показал свой истинный цвет.
– Не каждый. Еще не каждый.
– Все теперь делается открыто. Мир разделился на военные лагеря. Амбиции вышли наружу, предатели названы.
– Значит, его работа сделана, – сказала Тереза, – и больше от него пользы нет.
– Я никогда не думал о тебе как об убийце.
– А я и не убийца.
– Но ведь план у тебя был?
– Я хотела проверить, возможен ли какой-нибудь план – смогу ли я проникнуть в его комнату. Ответ оказался «нет».
– Ага. Но цель остается той же. Только метод изменился.
– Наверное, я этого не сделаю.
– Интересно мне, сколько убийц говорили себе это до того момента, когда спускали курок, или всаживали нож, или подавали отравленное яблоко?
– Можешь перестать меня дразнить, – сказала Тереза. – Мне плевать на политику или последствия. Если убийство Зверя будет стоить Питеру Гегемонии, мне все равно. Я просто не собираюсь сидеть сложа руки и смотреть, как Зверь глотает моего сына.
– Но есть способ получше, – возразил Джон Пол.
– Кроме убийства?
– Убрать его куда-нибудь, чтобы он не мог убить Питера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77