Могли, впрочем, подумать, что глаза у него слезятся. Они отрезали куски мяса, позволяя нищему взять их, — в этом их жесте был определенный смысл. Быть может, делая такой жест, они как бы признавали Телемаха царем Итаки.
На некоторых лицах было написано равнодушие, на других юношеское любопытство, у многих в глазах застыла тревога.
— Это бродяга, которого притащил сюда Эвмей, — объяснил Меланфий сидевшему наискосок от него Антиною.
Муха снова опустилась на лоб Антиноя, он снова ее согнал.
— Будто и без того тут мало нищих! — очень громко сказал, прямо-таки крикнул Главарь женихов. — Будто и без того некому вылизывать дочиста наши тарелки!
— Эвмей тащит их сюда, чтобы они морочили Хозяйке голову своими россказнями. Чтобы она продолжала надеяться, будто Навеки Уехавший, Утонувший и Ставший добычей рыб возвратится и устроит тут заваруху. Этот тип уже пытался сегодня затеять со мной ссору, но я ему показал.
Нищий в эту минуту стоял за спиной Меланфия.
Я разберусь, думал он. Попробую разобраться. Отобрать из них тех, кого можно пощадить. И сам попробую выбраться из этого дела.
— Пошел отсюда! — грубо бросил ему Ангиной.
Я поговорю с ним, может, мне удастся его спасти, думал Странник, Тот, кто возвратился домой.
— Я был когда-то могущественным человеком, — сказал он; то были первые слова, произнесенные им в этом зале.
Муха покружила в воздухе, спикировала и села на теплый лакомый лоб Антиноя. На нем блестели капли пота, едкие и вкусные капли разгорающегося гнева, который пахнул вкусной человечьей кожей. Может, муху опьянил винный дух, шедший у него изо рта. Но она осознала свой долг перед людьми и Судьбой. Сейчас ужалю! — подумала обернувшаяся мухой Афина Паллада.
Когда муха укусила его, и укусила больно, Антиной хлопнул по ней ладонью, хлопнул себя по лбу раз, другой, не ведая, что муха уже сидит под потолком на жирной от сажи кедровой балке и сучит ножками.
— Пошел отсюда! — заорал он. — Убирайся прочь, распроклятый, вонючий оборванец!
Странник, Тот, кто только что возвратился домой, отступил на два шага и уже двинулся к двери, когда Антиной нагнулся и, вытащив скамеечку для ног, поднял ее над столом и швырнул ему вслед. Скамейка угодила нищему в спину, в левую лопатку. Он сделал еще два шага вперед, еще шаг, еще один, боль была сильная, но он удержался на ногах. Разодрав ветхую одежду, кожу, ударив по кости, скамейка отскочила, упала на край очага, а потом скатилась на пол.
— Вот тебе за «могущественного человека», падаль! — заорал Антиной.
Он попал в плечо, это не опасно, думал Возвратившийся домой. А мог попасть в затылок. Я бы рухнул ничком. Жалкое это было бы зрелище.
— Антиной! — громко крикнул Телемах и встал. Убивать их вовсе незачем, думал Высадившийся на берег.
— Антиной, это ты зря, — спокойно сказал Амфином.
Убивать их нет никакой необходимости, многие из них вовсе не дурные люди, их можно вразумить, думал Медленно бредущий к двери.
— Поделом ему, — заявил Меланфий, пытаясь рассмеяться, но тревога вдруг сменилась в нем жутким страхом. Он пытался скрыть его, плюнув вслед нищему.
Многие из них просто хорошие люди, они ничего не говорят, думал Вступивший в игру.
А муха наблюдала за всеми множеством своих глаз. Она опять опустилась вниз и стала кружить над Эвримахом.
Стоявшая у входных дверей Меланфо вообразила, будто он машет ей, она вошла в прихожую и приблизилась к порогу. Он нравится мне больше всех остальных, подумала она, изо всех сил втянув живот, чтобы не оскорблять Эвримаха зрелищем своей беременности. Он всегда был ко мне добрее всех, думала она. Но ей не удалось встретиться с ним взглядом, он вовсе не ей махал — он отмахивался от мухи. А прямо перед ней стоял нищий — их разделял порог. Кто-то чем-то бросил в него, выражение его лица напугало рабыню.
— Нечего путаться тут у людей под ногами, попрошайка несчастный, — сказала она.
Но ей стало жутко от его взгляда, а рот его кривила безобразная улыбка.
— Нечего путаться тут у меня под ногами, вонючий подбирала, — сказала она, но не осмелилась еще раз взглянуть ему в лицо.
Муха ужалила Эвримаха в лоб. Он тоже запустил бы в нищего своей скамеечкой для ног, но в дверях стояла девчонка. И что ей тут понадобилось, подумал он. И чего она торчит тут всем напоказ!
Он знаком велел ей идти прочь.
А нищий, не обращая на них внимания, снова сел на пороге.
* * *
Эвмей видел лицо Телемаха. Сейчас он закричит, подумал он. Но Сын уставился в стол. Челюсти его ходили ходуном: он пережевывал жилистую плоть — Гнев. Сжатые в кулаки руки лежали на столе. Они стискивали твердое вещество — Боль. Он повзрослел, он научился владеть собой, подумал Эвмей. За спиной Сына в дверях, ведущих во внутренние покои, стояла Эвриклея — ладони ее были сложены вместе, а подслеповатые глаза глядели зорким, высматривающим взглядом. Она разъединила руки, поднесла их к своим худым плечам. Пройдя мимо Телемаха, Эвмей приблизился к старухе.
— Госпожа хочет говорить с тобой, Эвмей.
* * *
Пенелопа услышала, как упал и покатился по полу какой-то тяжелый предмет, и почти одновременно — два-три запальчивых возгласа. Она высунулась как могла дальше в окно. Брюхатая дочь Долиона пересекла двор, остановилась, заулыбалась кому-то в прихожей или в зале, а потом исчезла под плоской крышей мегарона.
— Антиной почему-то разозлился и бросил скамейкой для ног в нищего пришельца, — объяснил Эвмей. — Говорит, что не любит бродяг.
— А при чем здесь Меланфо?
— Как видно, она тоже не любит бродяг, — сказал Эвмей с мягкой улыбкой.
— Что это за человек, Эвмей?
— Не могу сказать, Мадам.
— У него такой вид, Ваша милость, словно ему есть что порассказать, — вставила Эвриклея.
— Откуда он?
— Говорит, что с Крита, — сказал Эвмей, — Да и почему бы ему не быть с Крита? Говорит, что встречал Долгоотсутствующего, того, кто, мы надеемся, скоро вернется, того, кого, может быть, мы скоро будем звать Возвращающимся, даже Возвратившимся, — почем мне знать?
Она повернулась к ним спиной. Рабыня с большим животом возвратилась к Зевсову алтарю.
— Высокочтимого Отсутствующего, того, кого, быть может, мы скоро будем звать Высокочтимым Присутствующим, он встречал уже давно, — сказал Эвмей. — А может, вовсе не так давно. На этот счет он говорит как-то невнятно, не высказывается напрямик.
— Много их тут приходит, — сказала Пенелопа. — Наговорят с три короба, а на деле ничего. Мыльный пузырь.
— Очень уж он с виду интересный, — упорствовала Эвриклея, сложив ладони вместе, чтобы унять старческую дрожь в руках. — Сразу скажешь: человек долго странствовал и немало людей повидал. Я думаю, Вашей милости понравится его голос. Он спокойно так говорит.
У дочери Долиона лицо было такое, точно ей только что задали трепку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
На некоторых лицах было написано равнодушие, на других юношеское любопытство, у многих в глазах застыла тревога.
— Это бродяга, которого притащил сюда Эвмей, — объяснил Меланфий сидевшему наискосок от него Антиною.
Муха снова опустилась на лоб Антиноя, он снова ее согнал.
— Будто и без того тут мало нищих! — очень громко сказал, прямо-таки крикнул Главарь женихов. — Будто и без того некому вылизывать дочиста наши тарелки!
— Эвмей тащит их сюда, чтобы они морочили Хозяйке голову своими россказнями. Чтобы она продолжала надеяться, будто Навеки Уехавший, Утонувший и Ставший добычей рыб возвратится и устроит тут заваруху. Этот тип уже пытался сегодня затеять со мной ссору, но я ему показал.
Нищий в эту минуту стоял за спиной Меланфия.
Я разберусь, думал он. Попробую разобраться. Отобрать из них тех, кого можно пощадить. И сам попробую выбраться из этого дела.
— Пошел отсюда! — грубо бросил ему Ангиной.
Я поговорю с ним, может, мне удастся его спасти, думал Странник, Тот, кто возвратился домой.
— Я был когда-то могущественным человеком, — сказал он; то были первые слова, произнесенные им в этом зале.
Муха покружила в воздухе, спикировала и села на теплый лакомый лоб Антиноя. На нем блестели капли пота, едкие и вкусные капли разгорающегося гнева, который пахнул вкусной человечьей кожей. Может, муху опьянил винный дух, шедший у него изо рта. Но она осознала свой долг перед людьми и Судьбой. Сейчас ужалю! — подумала обернувшаяся мухой Афина Паллада.
Когда муха укусила его, и укусила больно, Антиной хлопнул по ней ладонью, хлопнул себя по лбу раз, другой, не ведая, что муха уже сидит под потолком на жирной от сажи кедровой балке и сучит ножками.
— Пошел отсюда! — заорал он. — Убирайся прочь, распроклятый, вонючий оборванец!
Странник, Тот, кто только что возвратился домой, отступил на два шага и уже двинулся к двери, когда Антиной нагнулся и, вытащив скамеечку для ног, поднял ее над столом и швырнул ему вслед. Скамейка угодила нищему в спину, в левую лопатку. Он сделал еще два шага вперед, еще шаг, еще один, боль была сильная, но он удержался на ногах. Разодрав ветхую одежду, кожу, ударив по кости, скамейка отскочила, упала на край очага, а потом скатилась на пол.
— Вот тебе за «могущественного человека», падаль! — заорал Антиной.
Он попал в плечо, это не опасно, думал Возвратившийся домой. А мог попасть в затылок. Я бы рухнул ничком. Жалкое это было бы зрелище.
— Антиной! — громко крикнул Телемах и встал. Убивать их вовсе незачем, думал Высадившийся на берег.
— Антиной, это ты зря, — спокойно сказал Амфином.
Убивать их нет никакой необходимости, многие из них вовсе не дурные люди, их можно вразумить, думал Медленно бредущий к двери.
— Поделом ему, — заявил Меланфий, пытаясь рассмеяться, но тревога вдруг сменилась в нем жутким страхом. Он пытался скрыть его, плюнув вслед нищему.
Многие из них просто хорошие люди, они ничего не говорят, думал Вступивший в игру.
А муха наблюдала за всеми множеством своих глаз. Она опять опустилась вниз и стала кружить над Эвримахом.
Стоявшая у входных дверей Меланфо вообразила, будто он машет ей, она вошла в прихожую и приблизилась к порогу. Он нравится мне больше всех остальных, подумала она, изо всех сил втянув живот, чтобы не оскорблять Эвримаха зрелищем своей беременности. Он всегда был ко мне добрее всех, думала она. Но ей не удалось встретиться с ним взглядом, он вовсе не ей махал — он отмахивался от мухи. А прямо перед ней стоял нищий — их разделял порог. Кто-то чем-то бросил в него, выражение его лица напугало рабыню.
— Нечего путаться тут у людей под ногами, попрошайка несчастный, — сказала она.
Но ей стало жутко от его взгляда, а рот его кривила безобразная улыбка.
— Нечего путаться тут у меня под ногами, вонючий подбирала, — сказала она, но не осмелилась еще раз взглянуть ему в лицо.
Муха ужалила Эвримаха в лоб. Он тоже запустил бы в нищего своей скамеечкой для ног, но в дверях стояла девчонка. И что ей тут понадобилось, подумал он. И чего она торчит тут всем напоказ!
Он знаком велел ей идти прочь.
А нищий, не обращая на них внимания, снова сел на пороге.
* * *
Эвмей видел лицо Телемаха. Сейчас он закричит, подумал он. Но Сын уставился в стол. Челюсти его ходили ходуном: он пережевывал жилистую плоть — Гнев. Сжатые в кулаки руки лежали на столе. Они стискивали твердое вещество — Боль. Он повзрослел, он научился владеть собой, подумал Эвмей. За спиной Сына в дверях, ведущих во внутренние покои, стояла Эвриклея — ладони ее были сложены вместе, а подслеповатые глаза глядели зорким, высматривающим взглядом. Она разъединила руки, поднесла их к своим худым плечам. Пройдя мимо Телемаха, Эвмей приблизился к старухе.
— Госпожа хочет говорить с тобой, Эвмей.
* * *
Пенелопа услышала, как упал и покатился по полу какой-то тяжелый предмет, и почти одновременно — два-три запальчивых возгласа. Она высунулась как могла дальше в окно. Брюхатая дочь Долиона пересекла двор, остановилась, заулыбалась кому-то в прихожей или в зале, а потом исчезла под плоской крышей мегарона.
— Антиной почему-то разозлился и бросил скамейкой для ног в нищего пришельца, — объяснил Эвмей. — Говорит, что не любит бродяг.
— А при чем здесь Меланфо?
— Как видно, она тоже не любит бродяг, — сказал Эвмей с мягкой улыбкой.
— Что это за человек, Эвмей?
— Не могу сказать, Мадам.
— У него такой вид, Ваша милость, словно ему есть что порассказать, — вставила Эвриклея.
— Откуда он?
— Говорит, что с Крита, — сказал Эвмей, — Да и почему бы ему не быть с Крита? Говорит, что встречал Долгоотсутствующего, того, кто, мы надеемся, скоро вернется, того, кого, может быть, мы скоро будем звать Возвращающимся, даже Возвратившимся, — почем мне знать?
Она повернулась к ним спиной. Рабыня с большим животом возвратилась к Зевсову алтарю.
— Высокочтимого Отсутствующего, того, кого, быть может, мы скоро будем звать Высокочтимым Присутствующим, он встречал уже давно, — сказал Эвмей. — А может, вовсе не так давно. На этот счет он говорит как-то невнятно, не высказывается напрямик.
— Много их тут приходит, — сказала Пенелопа. — Наговорят с три короба, а на деле ничего. Мыльный пузырь.
— Очень уж он с виду интересный, — упорствовала Эвриклея, сложив ладони вместе, чтобы унять старческую дрожь в руках. — Сразу скажешь: человек долго странствовал и немало людей повидал. Я думаю, Вашей милости понравится его голос. Он спокойно так говорит.
У дочери Долиона лицо было такое, точно ей только что задали трепку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131