Он опасался, что его одежда покажется старомодной, деревенской, захолустной здесь, в Пелопоннесе, который уже так давно стал обителью богов. К тому же весь облик и повадка Ментеса, без сомнения, смущали Телемаха и его товарищей. Ментес вызывал почтение, которое было сродни страху. Еще несколько дней назад Сын превозвышал тафийца, готовый причислить его к сонму богов, теперь же он вступил на скользкий путь сомнения. Телемах так много слышал о политических интригах, не слишком в них разбираясь, что на мгновение даже поддался мысли: а вдруг тафиец — агент на службе у иноземных недругов.
Но благородная, доверчивая и чистосердечная натура одержала в нем верх.
— Я чувствую себя таким отсталым, — откровенно признался он Ментесу. — И я не представляю, что я скажу Нестору.
Тонкими, прямо-таки женскими пальцами Ментес расчесал свою отливающую золотистым блеском, длинную и мягкую бороду. На Телемаха повеяло легким ароматом амбры. За спиной Телемаха бряцало еще ни разу не бывшее в употреблении парадное оружие его друзей, некоторые, словно снаряжаясь на войну, украдкой позаимствовали у отцов длинные щиты. Телемах был подавлен, раздираем сомнениями, неуверен в себе,
~ Пустое, — сказал тафиец, — я отлично знаю, каково вам сейчас. Это нечто вроде морской болезни — чувствуешь себя слабым, беспомощным. Но у морской болезни есть одно великолепное свойство — она проходит, как только под ногами окажется твердая почва. Вспомните только, чей сын Телемах и по какому делу он здесь. Пошли!
Некоторое время они шагали вдоль песчаного берега, потом мимо поросших кустарником болот, а потом тропинкой через них, но вскоре выбрались на более широкую и надежную дорогу. За болотами выше по склону показались хижины, за ними каменные домики, а подальше высокие городские стены. Дорога обвивала холм половиной некрутой спирали. Когда они подошли к растворенным воротам в городской стене, там уже собралась кучка любопытных. Горожане глазели прежде всего на Ментеса, который и впрямь был великолепен: белый с золотым шитьем хитон, высокий золотой шлем, редкой красоты копье, белые поножи, красные сандалии и золотистые волосы и борода; через руку он перебросил шитый серебром белый плащ. Телемах, наоборот, чувствовал себя плохо одетым, лицо у него пылало, руки вспотели от жары и волнения. Время от времени он пытался приосаниться, выпрямлялся, ступая с достоинством, как подобает мужу, и думал: я помню, чей я сын! Уж Он-то не хуже тех, кто здесь стоит! Они наверняка слышали о нем. О нем, о моем отце, слагают песни. Мне нет надобности заискивать перед кем бы то ни было.
Страх, однако, не проходил.
— Вперед! — подбадривал тафиец.
Он шел по крайней мере на три шага впереди Телемаха, собственно говоря, это нахальство, экий франт, тащишься за ним, точно ты его слуга. Телемах сделал несколько широких шагов и пошел с ним рядом. Ментес с любопытством взглянул на него своими зеленовато-голубыми глазами: глаза смеялись.
— Все еще нервничаете?
— Я никогда не бывал на материке, — объяснил Телемах.
Они вышли на широкую улицу, потом прошли через большую площадь, окруженную высокими и низкими домами и усадьбами. Они поднялись так высоко, что отсюда было видно, что делается за городскими стенами.
— Поглядите, какой отсюда вид, — сказал пришелец с Тафоса. — Это обычно успокаивает.
Отсюда был слышен далекий шум прибоя, но видна только часть гавани. Зрение Телемаха обострилось, словно боги наделили его вдруг своей зоркостью. Справа к северу простиралась лагуна, за нею выступал Остроконечный мыс. На западе лежал обильный лесами и горами Закинф, дальше виднелись очертания могучего утесистого Зама, а против него — Итака, почти невидимая в солнечной дымке. Родной остров выглядел узеньким и ничтожным, маленький козий островок между Замом и Левкадой. Горы казались такими низенькими — крошечный скалистый островок, зазубринка, бородавка, морщинка на сверкающем синем плате моря.
Длинный черный корабль со свернутым парусом и опущенной мачтой на веслах вошел в гавань Пилоса.
— Мой, — сказал Ментес.
— Отсюда так здорово видно, — произнес Телемах сдавленным голосом.
— Верно, и на расстоянии все кажется другим, — сказал человек, уверявший, что он с Тафоса. — Посмотрите, прямо перед нами дворец.
Телемах уже думал об этом раньше, но только сейчас решился спросить:
— Вы часто бывали здесь, господин Ментес? Вы все здесь знаете.
— Я просто догадываюсь. Я много странствовал по свету.
Дворец представлял собой высокое белое строение, побольше домов и вилл, мимо которых они прошли. Из ворот — ать-два, ать-два — вышел отряд марширующих солдат, как видно на утренние учения. Телемах испытал нечто вроде разочарованного облегчения, увидя, что выправка у солдат далеко не блестящая. Члены воинских союзов на Итаке отличались бОльшим шиком. Солдаты шагали нестройно и расхлябанно, щиты — хотя это были короткие, современные щиты — они несли, словно пустые подносы, копья — так, точно собирались ворочать ими камни, а мечи и луки, висевшие у них через плечо, громыхали так, словно воины отправлялись травить зайцев.
Ать-два, ать-два, топ-топ-топ-топ, правой, левой — марш!
Стучали сандалии, клубилась пылью земля. Следом за отрядом из ворот вышли двое щеголевато одетых молодых людей. Солдаты скосили на них глаза и почтительно промаршировали мимо. Ментес остановился и стал ждать.
Юноши были не очень высокого роста, но крепкие и упитанные. Когда они подошли ближе, Ментес сдержанно поклонился.
— Можно ли видеть царя Нестора?
Молодые люди остановились. Обоим было лет по двадцати. У одного лицо живое, лицо этакого веселого скептика, другой был шире в плечах, но казался более вялым, он косил, что-то у него было неладное с глазами — точно, он косил.
— Отчего же нет, заходите, — сказал живой. — Вы, конечно, чужестранцы?
— Да, — сдержанно ответил Ментес, — мы только что приплыли с островов.
— Меня зовут Писистрат, — приветливо сказал живой. — Нестор мой отец. Папа как раз сидит сейчас за трапезой, заходите, не церемоньтесь. Я пойду с вами. А это мой брат Фрасимед.
Фрасимед уставился на них своими косыми глазами, изредка моргая, нос у него был заложен, рот открыт, нижняя губа отвисла. Он почесал в затылке с выражением полнейшего равнодушия. Вид у него был вялый, глуповатый, но незлобивый, Телемах почувствовал себя уверенней. Он отважился поклониться и улыбнуться.
— Хорошая погода, и ветерок освежает, — сказал он, но тотчас залился краской и смешался, подметив дружелюбно-насмешливую улыбку Ментеса.
— Угу, — подтвердил Фрасимед, и на том беседа окончилась.
— Вчера у нас там праздник был, — объяснил Писистрат, показав вниз, в сторону гавани. — А сегодня они еле ноги таскают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Но благородная, доверчивая и чистосердечная натура одержала в нем верх.
— Я чувствую себя таким отсталым, — откровенно признался он Ментесу. — И я не представляю, что я скажу Нестору.
Тонкими, прямо-таки женскими пальцами Ментес расчесал свою отливающую золотистым блеском, длинную и мягкую бороду. На Телемаха повеяло легким ароматом амбры. За спиной Телемаха бряцало еще ни разу не бывшее в употреблении парадное оружие его друзей, некоторые, словно снаряжаясь на войну, украдкой позаимствовали у отцов длинные щиты. Телемах был подавлен, раздираем сомнениями, неуверен в себе,
~ Пустое, — сказал тафиец, — я отлично знаю, каково вам сейчас. Это нечто вроде морской болезни — чувствуешь себя слабым, беспомощным. Но у морской болезни есть одно великолепное свойство — она проходит, как только под ногами окажется твердая почва. Вспомните только, чей сын Телемах и по какому делу он здесь. Пошли!
Некоторое время они шагали вдоль песчаного берега, потом мимо поросших кустарником болот, а потом тропинкой через них, но вскоре выбрались на более широкую и надежную дорогу. За болотами выше по склону показались хижины, за ними каменные домики, а подальше высокие городские стены. Дорога обвивала холм половиной некрутой спирали. Когда они подошли к растворенным воротам в городской стене, там уже собралась кучка любопытных. Горожане глазели прежде всего на Ментеса, который и впрямь был великолепен: белый с золотым шитьем хитон, высокий золотой шлем, редкой красоты копье, белые поножи, красные сандалии и золотистые волосы и борода; через руку он перебросил шитый серебром белый плащ. Телемах, наоборот, чувствовал себя плохо одетым, лицо у него пылало, руки вспотели от жары и волнения. Время от времени он пытался приосаниться, выпрямлялся, ступая с достоинством, как подобает мужу, и думал: я помню, чей я сын! Уж Он-то не хуже тех, кто здесь стоит! Они наверняка слышали о нем. О нем, о моем отце, слагают песни. Мне нет надобности заискивать перед кем бы то ни было.
Страх, однако, не проходил.
— Вперед! — подбадривал тафиец.
Он шел по крайней мере на три шага впереди Телемаха, собственно говоря, это нахальство, экий франт, тащишься за ним, точно ты его слуга. Телемах сделал несколько широких шагов и пошел с ним рядом. Ментес с любопытством взглянул на него своими зеленовато-голубыми глазами: глаза смеялись.
— Все еще нервничаете?
— Я никогда не бывал на материке, — объяснил Телемах.
Они вышли на широкую улицу, потом прошли через большую площадь, окруженную высокими и низкими домами и усадьбами. Они поднялись так высоко, что отсюда было видно, что делается за городскими стенами.
— Поглядите, какой отсюда вид, — сказал пришелец с Тафоса. — Это обычно успокаивает.
Отсюда был слышен далекий шум прибоя, но видна только часть гавани. Зрение Телемаха обострилось, словно боги наделили его вдруг своей зоркостью. Справа к северу простиралась лагуна, за нею выступал Остроконечный мыс. На западе лежал обильный лесами и горами Закинф, дальше виднелись очертания могучего утесистого Зама, а против него — Итака, почти невидимая в солнечной дымке. Родной остров выглядел узеньким и ничтожным, маленький козий островок между Замом и Левкадой. Горы казались такими низенькими — крошечный скалистый островок, зазубринка, бородавка, морщинка на сверкающем синем плате моря.
Длинный черный корабль со свернутым парусом и опущенной мачтой на веслах вошел в гавань Пилоса.
— Мой, — сказал Ментес.
— Отсюда так здорово видно, — произнес Телемах сдавленным голосом.
— Верно, и на расстоянии все кажется другим, — сказал человек, уверявший, что он с Тафоса. — Посмотрите, прямо перед нами дворец.
Телемах уже думал об этом раньше, но только сейчас решился спросить:
— Вы часто бывали здесь, господин Ментес? Вы все здесь знаете.
— Я просто догадываюсь. Я много странствовал по свету.
Дворец представлял собой высокое белое строение, побольше домов и вилл, мимо которых они прошли. Из ворот — ать-два, ать-два — вышел отряд марширующих солдат, как видно на утренние учения. Телемах испытал нечто вроде разочарованного облегчения, увидя, что выправка у солдат далеко не блестящая. Члены воинских союзов на Итаке отличались бОльшим шиком. Солдаты шагали нестройно и расхлябанно, щиты — хотя это были короткие, современные щиты — они несли, словно пустые подносы, копья — так, точно собирались ворочать ими камни, а мечи и луки, висевшие у них через плечо, громыхали так, словно воины отправлялись травить зайцев.
Ать-два, ать-два, топ-топ-топ-топ, правой, левой — марш!
Стучали сандалии, клубилась пылью земля. Следом за отрядом из ворот вышли двое щеголевато одетых молодых людей. Солдаты скосили на них глаза и почтительно промаршировали мимо. Ментес остановился и стал ждать.
Юноши были не очень высокого роста, но крепкие и упитанные. Когда они подошли ближе, Ментес сдержанно поклонился.
— Можно ли видеть царя Нестора?
Молодые люди остановились. Обоим было лет по двадцати. У одного лицо живое, лицо этакого веселого скептика, другой был шире в плечах, но казался более вялым, он косил, что-то у него было неладное с глазами — точно, он косил.
— Отчего же нет, заходите, — сказал живой. — Вы, конечно, чужестранцы?
— Да, — сдержанно ответил Ментес, — мы только что приплыли с островов.
— Меня зовут Писистрат, — приветливо сказал живой. — Нестор мой отец. Папа как раз сидит сейчас за трапезой, заходите, не церемоньтесь. Я пойду с вами. А это мой брат Фрасимед.
Фрасимед уставился на них своими косыми глазами, изредка моргая, нос у него был заложен, рот открыт, нижняя губа отвисла. Он почесал в затылке с выражением полнейшего равнодушия. Вид у него был вялый, глуповатый, но незлобивый, Телемах почувствовал себя уверенней. Он отважился поклониться и улыбнуться.
— Хорошая погода, и ветерок освежает, — сказал он, но тотчас залился краской и смешался, подметив дружелюбно-насмешливую улыбку Ментеса.
— Угу, — подтвердил Фрасимед, и на том беседа окончилась.
— Вчера у нас там праздник был, — объяснил Писистрат, показав вниз, в сторону гавани. — А сегодня они еле ноги таскают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131