» И что же ты думаешь? Этот придурок малолетний берет орех и засовывает его себе в задницу! Да так глубоко, что пришлось щипцами вынимать! Бедный папа вернулся домой весь в крови и в дерьме. Ругался страшно. А мы с Сэмом чуть животы себе не надорвали. С тех пор Ричи еще долго дразнили «орехом в шоколаде».
— Господи боже ты мой!
— Ага. И как только я это вспомнила, сразу сказала себе: попался! Теперь ты мой, голубчик!
— Да, он сразу понял, что ты знаешь, это было на лице написано.
— У этих людей все на лице написано. И у Ричи, и у тех девок, и у дебила со свастикой на роже. Лицо — это все, что у них есть. И потерять лицо для такого человека смерти подобно. Помни об этом, и сможешь иметь с ними дело.
— Хочешь выпить?
— Почему бы и нет?
Мы входим в бар в «Лицее», и я заказываю пару бокалов вина, а потом добавляю, подмигнув ей:
— И принесите орехов.
— Вообще-то я орехи терпеть не могу. У вас оливки есть?
— Отметишь нашу удачу тостом?
— За твой отель, — провозглашает она.
— Точно. И будь проклят любой, кто станет у нас на пути!
— Будь он проклят и пусть катится к черту! — И она отправляет в рот оливку.
— Алике, ты в самом деле удивительная. Я таких никогда не встречал.
— Спасибо.
— Думаешь как мужчина, говоришь как мужчина. Не интересуешься всей этой чепухой, по которой женщины с ума сходят.
— Например?
— Ну, знаешь, подходят ли туфли к сумочке, ах, что же делать с волосами, где найти такой крем, от которого буду выглядеть лет на двадцать… Всякая такая фигня.
— Крем, говоришь? — Она отбрасывает назад прядь волос, и глаза ее вспыхивают так, что, кажется, способны осветить целый стадион.
Но я, дурак, гну свою линию.
— Ну да, вся эта косметика. Пудра, тени, кремы какие-то дурацкие… Покрывать лицо пятью слоями штукатурки, чтобы казаться моложе, — по-моему, полный идиотизм. Чем плохо выглядеть на свой возраст?
— Чем плохо? Чем плохо, ты спрашиваешь? — Она обвиняюще тыкает в меня соломинкой для коктейля с нанизанной на нее оливкой. — Во-первых, когда Мировой Конгресс Мужчин соберется и примет решение считать морщинистых старух более привлекательными, чем молоденьких девочек без морщин, вот тогда, может быть — может быть, — мы продолжим разговор о том, как здорово выглядеть на свой возраст. Договорились? И во-вторых: знаешь, сколько Сэм заплатил за свою квартиру, которая тебе так понравилась? Знаешь, сколько мне стоил дом во Франции? Знаешь, откуда мы берем десять тысяч фунтов в год на благотворительные цели? Задавался когда-нибудь таким вопросом? Нет? Так я тебе объясню. Все это мы получили благодаря продаже крема — одного из тех самых дурацких кремов, которые тебя так раздражают. Производство этого дурацкого крема сперва наладил мой дед в Германии. Потом мама, покидая Германию с киндертранспортом, вывезла несколько пузырьков этого дурацкого крема на себе. А потом мой отец возродил это дело из ничего. Так что, если не знаешь, о чем говоришь, лучше молчи.
И она подзывает официанта.
— Хочешь еще выпить? — спрашивает она, отправляя в рот следующую оливку.
— Конечно, хочу.
Несколько дней спустя, дождливым вечером, мне позвонила Эрика и сказала вот что:
— Привет. Я собираюсь в Лондон на пару дней. Не хочешь со мной встретиться?
Она еще спрашивает!
— А что такое?
— Да ничего особенного. Просто захотелось пройтись по лондонским магазинам.
— Ясно. Ничего нового.
Все женщины это обожают. Хочешь, чтобы твоя женщина была счастлива — покупай ей все, что она хочет.
— Мне нужно обновить свой гардероб.
— Как скажешь. Мне ты в любых нарядах нравишься.
— Заказала себе номер в отеле «Бейзил» в Найтс-бридже. Совсем рядом с «Харродзом».
— Чтобы далеко ходить не приходилось?
— Не смейся надо мной. — По голосу я чувствую, что она улыбается.
— Так что, мне позвонить туда и заказать номер?
— Я уже обо всем позаботилась.
— То есть…
— Подожди, сам увидишь.
— Прекрати меня дразнить!
— Почему? Это же так весело!
— Эрика, ты хочешь сказать, что…
— Джо, не порти сюрприза.
— Хорошо, не буду. — Я едва дышу от волнения.
— Послушай, тебе, наверное, не терпится узнать, как там Майкл. Знаешь, у него все хорошо, просто отлично. Должна признать, поначалу твое предложение меня удивило, мне трудно было такое переварить, в глубине души я была уверена, что это не сработает — но оказалось совсем напротив. Твои родители на него не нахвалятся, особенно отец, им теперь стало гораздо легче жить. Майкл говорит, что хочет ухаживать за стариками или больными. Понимает, что для этого придется вернуться в школу и закончить колледж, но это его не пугает. Похоже, он наконец-то нашел свою цель в жизни. Просто потрясающе: у нашего сына дар помогать людям, а мы этот дар едва не проморгали. Какой же ты молодец, что нашел выход!
— Сказать по правде, выход нашел не я. Мне этот выход подсказали.
— Кто бы тебе ни подсказал, это явно очень умный человек.
— Да, она умница.
— И кто она?
— Одна женщина, с которой я здесь познакомился.
— Да?
— Да нет, это не то, что ты думаешь. Умная, интересная женщина с несложившейся судьбой, привлекательная, пожалуй, но не в моем вкусе.
— Она замужем?
— Нет.
— Сколько ей лет?
— Где-то около пятидесяти. Может, чуть меньше.
— И насколько привлекательная?
— Очень даже. В молодые годы, должно быть, была просто красавицей. Высокая, хорошо одевается.
— Фигура хорошая?
— Ничего.
— А морщины есть?
— Я особенно не приглядывался. Вокруг глаз, кажется, намечается что-то такое.
— Волосы красит?
— Господи, откуда мне знать? И вообще, почему мы вдруг съехали на ее внешность? Давай поговорим о тебе.
— А что я? Меня ты знаешь.
— Да, тебя знаю. И ужасно скучаю.
— Я прилечу через неделю. Недельку сможешь потерпеть?
— Я уже почти год терплю.
— Да.
— Эрика, так мы снова вместе?
— Джо, приезжай в Лондон. Там и поговорим. Знаешь, я теперь не такая, как раньше. Год — это очень много и очень мало, но все мы меняемся. И я изменилась за этот год. Изменилась так, как ты и не подозреваешь. Не хочу ничего обещать тебе по телефону.
Изменилась? Слава богу! Наконец-то выкинула из головы эти дурацкие идеи — бог знает, откуда она их набралась, то ли из книжонок какого-нибудь дипломированного шарлатана, то ли от какой-дибудь разведенной подруги, позавидовавшей нашему счастью. Но теперь, как видно, все позади: Эрика прошла через это, вот и отлично, я же знал, что это временное помрачение, что надо быть терпеливым и спокойно ждать, и у нее это пройдет. Я же знал, что рано или поздно к ней вернется рассудок: она поймет, что ее жизненная задача — быть женой и матерью, что над нею вновь возымеет власть идея семьи, сияющая и при-
тягательная, которой в свое время без колебаний покорился я. Ибо в одном я уверен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Господи боже ты мой!
— Ага. И как только я это вспомнила, сразу сказала себе: попался! Теперь ты мой, голубчик!
— Да, он сразу понял, что ты знаешь, это было на лице написано.
— У этих людей все на лице написано. И у Ричи, и у тех девок, и у дебила со свастикой на роже. Лицо — это все, что у них есть. И потерять лицо для такого человека смерти подобно. Помни об этом, и сможешь иметь с ними дело.
— Хочешь выпить?
— Почему бы и нет?
Мы входим в бар в «Лицее», и я заказываю пару бокалов вина, а потом добавляю, подмигнув ей:
— И принесите орехов.
— Вообще-то я орехи терпеть не могу. У вас оливки есть?
— Отметишь нашу удачу тостом?
— За твой отель, — провозглашает она.
— Точно. И будь проклят любой, кто станет у нас на пути!
— Будь он проклят и пусть катится к черту! — И она отправляет в рот оливку.
— Алике, ты в самом деле удивительная. Я таких никогда не встречал.
— Спасибо.
— Думаешь как мужчина, говоришь как мужчина. Не интересуешься всей этой чепухой, по которой женщины с ума сходят.
— Например?
— Ну, знаешь, подходят ли туфли к сумочке, ах, что же делать с волосами, где найти такой крем, от которого буду выглядеть лет на двадцать… Всякая такая фигня.
— Крем, говоришь? — Она отбрасывает назад прядь волос, и глаза ее вспыхивают так, что, кажется, способны осветить целый стадион.
Но я, дурак, гну свою линию.
— Ну да, вся эта косметика. Пудра, тени, кремы какие-то дурацкие… Покрывать лицо пятью слоями штукатурки, чтобы казаться моложе, — по-моему, полный идиотизм. Чем плохо выглядеть на свой возраст?
— Чем плохо? Чем плохо, ты спрашиваешь? — Она обвиняюще тыкает в меня соломинкой для коктейля с нанизанной на нее оливкой. — Во-первых, когда Мировой Конгресс Мужчин соберется и примет решение считать морщинистых старух более привлекательными, чем молоденьких девочек без морщин, вот тогда, может быть — может быть, — мы продолжим разговор о том, как здорово выглядеть на свой возраст. Договорились? И во-вторых: знаешь, сколько Сэм заплатил за свою квартиру, которая тебе так понравилась? Знаешь, сколько мне стоил дом во Франции? Знаешь, откуда мы берем десять тысяч фунтов в год на благотворительные цели? Задавался когда-нибудь таким вопросом? Нет? Так я тебе объясню. Все это мы получили благодаря продаже крема — одного из тех самых дурацких кремов, которые тебя так раздражают. Производство этого дурацкого крема сперва наладил мой дед в Германии. Потом мама, покидая Германию с киндертранспортом, вывезла несколько пузырьков этого дурацкого крема на себе. А потом мой отец возродил это дело из ничего. Так что, если не знаешь, о чем говоришь, лучше молчи.
И она подзывает официанта.
— Хочешь еще выпить? — спрашивает она, отправляя в рот следующую оливку.
— Конечно, хочу.
Несколько дней спустя, дождливым вечером, мне позвонила Эрика и сказала вот что:
— Привет. Я собираюсь в Лондон на пару дней. Не хочешь со мной встретиться?
Она еще спрашивает!
— А что такое?
— Да ничего особенного. Просто захотелось пройтись по лондонским магазинам.
— Ясно. Ничего нового.
Все женщины это обожают. Хочешь, чтобы твоя женщина была счастлива — покупай ей все, что она хочет.
— Мне нужно обновить свой гардероб.
— Как скажешь. Мне ты в любых нарядах нравишься.
— Заказала себе номер в отеле «Бейзил» в Найтс-бридже. Совсем рядом с «Харродзом».
— Чтобы далеко ходить не приходилось?
— Не смейся надо мной. — По голосу я чувствую, что она улыбается.
— Так что, мне позвонить туда и заказать номер?
— Я уже обо всем позаботилась.
— То есть…
— Подожди, сам увидишь.
— Прекрати меня дразнить!
— Почему? Это же так весело!
— Эрика, ты хочешь сказать, что…
— Джо, не порти сюрприза.
— Хорошо, не буду. — Я едва дышу от волнения.
— Послушай, тебе, наверное, не терпится узнать, как там Майкл. Знаешь, у него все хорошо, просто отлично. Должна признать, поначалу твое предложение меня удивило, мне трудно было такое переварить, в глубине души я была уверена, что это не сработает — но оказалось совсем напротив. Твои родители на него не нахвалятся, особенно отец, им теперь стало гораздо легче жить. Майкл говорит, что хочет ухаживать за стариками или больными. Понимает, что для этого придется вернуться в школу и закончить колледж, но это его не пугает. Похоже, он наконец-то нашел свою цель в жизни. Просто потрясающе: у нашего сына дар помогать людям, а мы этот дар едва не проморгали. Какой же ты молодец, что нашел выход!
— Сказать по правде, выход нашел не я. Мне этот выход подсказали.
— Кто бы тебе ни подсказал, это явно очень умный человек.
— Да, она умница.
— И кто она?
— Одна женщина, с которой я здесь познакомился.
— Да?
— Да нет, это не то, что ты думаешь. Умная, интересная женщина с несложившейся судьбой, привлекательная, пожалуй, но не в моем вкусе.
— Она замужем?
— Нет.
— Сколько ей лет?
— Где-то около пятидесяти. Может, чуть меньше.
— И насколько привлекательная?
— Очень даже. В молодые годы, должно быть, была просто красавицей. Высокая, хорошо одевается.
— Фигура хорошая?
— Ничего.
— А морщины есть?
— Я особенно не приглядывался. Вокруг глаз, кажется, намечается что-то такое.
— Волосы красит?
— Господи, откуда мне знать? И вообще, почему мы вдруг съехали на ее внешность? Давай поговорим о тебе.
— А что я? Меня ты знаешь.
— Да, тебя знаю. И ужасно скучаю.
— Я прилечу через неделю. Недельку сможешь потерпеть?
— Я уже почти год терплю.
— Да.
— Эрика, так мы снова вместе?
— Джо, приезжай в Лондон. Там и поговорим. Знаешь, я теперь не такая, как раньше. Год — это очень много и очень мало, но все мы меняемся. И я изменилась за этот год. Изменилась так, как ты и не подозреваешь. Не хочу ничего обещать тебе по телефону.
Изменилась? Слава богу! Наконец-то выкинула из головы эти дурацкие идеи — бог знает, откуда она их набралась, то ли из книжонок какого-нибудь дипломированного шарлатана, то ли от какой-дибудь разведенной подруги, позавидовавшей нашему счастью. Но теперь, как видно, все позади: Эрика прошла через это, вот и отлично, я же знал, что это временное помрачение, что надо быть терпеливым и спокойно ждать, и у нее это пройдет. Я же знал, что рано или поздно к ней вернется рассудок: она поймет, что ее жизненная задача — быть женой и матерью, что над нею вновь возымеет власть идея семьи, сияющая и при-
тягательная, которой в свое время без колебаний покорился я. Ибо в одном я уверен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94