– У меня совсем другое на уме. Скажем, монастырь.
– Ты – монашенка?!
– Ну и что? У матери Терезы появится еще одна преданная сестра. Буду одевать нищих, кормить калек, ухаживать за прокаженными.
– Ты что – всерьез? – У Кензи от ужаса округлились глаза.
– А почему бы и нет? Признай, что эта благородная, чистая работа вполне подходит девушке с голубой кровью.
– Только не тебе!
– Пожалуй, подземелья Калькутты действительно не для меня. В таком случае, – вздохнула Зандра, – мне некуда податься.
– Вот и прекрасно, – с облегчением сказала Кензи. – Пей. В конце концов, жизнь со всеми ее радостями и печалями не такая уж плохая штука. Да и мужчины, пусть и подлецы, конечно, но все же лучшее создание Бога. По крайней мере пока им не найдется замены.
– Да что-то не предвидится.
– Вот именно. Так что радуйся тому, что есть! Ты на редкость красива. Язык хорошо подвешен. Соблазнительна. Молода...
– В следующем месяце мне двадцать девять. И часы тикают.
– Ну и что? Карл Хайнц не единственный холостяк на свете. Только свистни.
Кензи сдвинула брови и неожиданно посерьезнела.
– Слушай, Зандра, не мне, конечно, тебя учить. Представляешь себе – два романа одновременно, и оба с легавыми.
– Ах ты, негодница, – погрозила ей пальцем Зандра, – стыдись!
– Нечего смеяться, – поерзала на месте Кензи. – Все знают, что полицейские-напарники ближе друг другу, чем муж и жена. Думаешь, мне легко?
– Может, и не легко, но хотя бы весело. Разве не так?
– Положим, но что, если Чарли с Ханнесом хвастают друг перед другом своими любовными подвигами?
– Да вряд ли, не может быть!
– Как сказать. – Кензи допила рюмку и критически осмотрела бутылку. Водки осталось на донышке. – Когда дело доходит до баб, – заявила она, выливая остатки, – легавые хуже мальчишек-школьников.
– А может, – икнула Зандра, – выберешь кого-нибудь одного?
– В том-то и дело. Никак не могу решиться. Когда я с Чарли, он мне кажется лучшим парнем на свете. А когда с Ханнесом, лучший – он.
– Но ведь не только внешность и секс имеют значение. То есть, может, у кого-то из них есть в характере то, что ты не переносишь?
– У Чарли точно есть. Он настоящий эгоист. И шовинист тоже.
– Так брось его!
– Видит Бог, я пыталась. Но стоит мне увидеть его, как... О черт! Ну почему жизнь такая запутанная штука?
– Это ты меня спрашиваешь?
– Ой, прости. Совершенно забыла. Это опять господин Смирнов виноват.
– Кстати, о господине Смирнове, – слабо выговорила Зандра, – по-моему, я изрядно перебрала.
И Зандра с немалым усилием и величайшей осторожностью поднялась на ноги.
Это было ошибкой. Когда она приняла вертикальное положение, комната закружилась у нее перед глазами. Пытаясь удержать равновесие, Зандра нелепо замахала руками.
– Эй, Кензи, это что – вращающаяся комната? Вроде ресторанов на крыше, которые так любят туристы?
– Боюсь, что нет.
– Вот и мне так кажется. Проклятие! Нельзя так надираться.
Вытянув руки и напряженно сдвинув брови, Зандра попыталась двинуться вперед.
– Давай помогу, – вскочила Кензи.
Но и под ее ногами пол ходил ходуном, хотя это была не палуба корабля.
– Ого-го, господин Смирнов и на меня действует.
Она с трудом подошла к Зандре и обхватила ее обеими руками за шею.
– Ты чистый ангел, дорогая, – заплетающимся языком пробормотала Зандра. – А уж барменша из тебя вообще лучше не бывает. Не знаю что и делать – целовать тебя или проклинать.
Кензи, чувствовавшая себя поувереннее, взяла инициативу в свои руки. Тем не менее впечатление было такое, будто поводырем слепого выступает слепой. Или, для точности, пьяный ведет пьяного.
Доковыляв до комнаты Зандры, Кензи открыла дверь и втащила туда подругу.
Вовремя, надо сказать.
Руки у Зандры ослабели, и она плюхнулась на спину. К счастью, прямо на кровать.
Кензи даже не пыталась ее раздеть. Она с трудом доползла до своей комнаты и сразу погрузилась в забытье.
Откуда-то из неведомых глубин сна донесся телефонный звонок. Зандра застонала, перевернулась на другой бок и вдавилась поглубже в подушку.
Очнулась она оттого, что Кензи изо всех сил трясла ее за плечи.
– Эй, Спящая красавица! Просыпайся! Тебе звонят.
– Убирайся.
– Зандра! Зандра! Да проснись же ты, черт подери!
Кензи хлопнула в ладоши и направила луч карманного фонарика прямо в глаза Зандре.
– Вставай!
– Который час?
– Шесть утра. Возьми трубку. Это насчет твоего брата Рудольфа.
Рудольф! При звуке этого имени с Зандры весь сон слетел. Она широко открыла глаза и села на кровати, о чем сразу же и пожалела: голову пронзила острая боль.
Кензи швырнула ей отводную трубку.
Чувствуя, что голова раскалывается, Зандра прижала трубку к уху.
– Рудольф!
– Зандра? – Женский голос.
– Я. Кто говорит?
– Пенелопа Тротон. Помнишь? Мы как-то столкнулись в Нью-Йорке...
– А-а... Пенелопа. Привет. А Рудольф тут при чем? Ты его видела? Вы разговаривали? Ну, не молчи же!
– Я – нет. Но его видел Алекс.
– Какой Алекс?
– Алекс Тротон. Мой муж.
– Ну и?..
– Рудольф в больнице.
– В больнице?! – «О Боже, только не это, – взмолилась про себя Зандра. – Только не это!»
– Нет, он жив, успокойся. Но ему очень плохо. Если учесть, как его обработали, Алекс говорит, что он выжил чудом.
Зандра съежилась.
«Как его обработали... Чудо, что он остался жив... Очень плохо... обработали» – эти слова словно молотили по ее черепу.
«О Боже, – взмолилась Зандра, – сделай так, чтобы все кончилось хорошо!»
Три с половиной часа спустя Зандра со все еще раскалывающейся головой и бунтующим желудком уже летела над Атлантикой, направляясь в Лондон.
Глава 39
Воскресенье было тусклым, туманным и темным.
Настроение у принца Карла Хайнца было вполне под стать погоде. После отъезда Зандры он лишь ненадолго задержался у Бекки и в тот же день отправился к себе на Манхэттен.
Такой длинной ночи принц и припомнить не мог.
Он пытался заснуть, но никак не получалось – огромная роскошная постель представлялась ему пустынным островом, на котором он оказался один на один со всеми своими горестями и самоедством.
Он пытался читать. Слушать музыку. Смотреть телевизор.
Ничто не помогало. Ничто не могло отвлечь или утишить боль, хотя бы ненадолго, даже выпивка. Он вновь и вновь прокручивал в голове ужасную сцену на заснеженном холме, повторяя слова, роковым образом сорвавшиеся с его губ: «А если забыть про любовь?.. Как ты знаешь, в роду Энгельвейзенов свои правила наследования... Неужели нельзя выйти за меня просто так?..»
Карла Хайнца в очередной раз передернуло. Проклятие! Неудивительно, что она бежала от него как от прокаженного. Окажись он на ее месте, то поступил бы точно так же.
«Надо же быть таким болваном... таким эгоистом, словно на свете существуют только его желания и только его деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Ты – монашенка?!
– Ну и что? У матери Терезы появится еще одна преданная сестра. Буду одевать нищих, кормить калек, ухаживать за прокаженными.
– Ты что – всерьез? – У Кензи от ужаса округлились глаза.
– А почему бы и нет? Признай, что эта благородная, чистая работа вполне подходит девушке с голубой кровью.
– Только не тебе!
– Пожалуй, подземелья Калькутты действительно не для меня. В таком случае, – вздохнула Зандра, – мне некуда податься.
– Вот и прекрасно, – с облегчением сказала Кензи. – Пей. В конце концов, жизнь со всеми ее радостями и печалями не такая уж плохая штука. Да и мужчины, пусть и подлецы, конечно, но все же лучшее создание Бога. По крайней мере пока им не найдется замены.
– Да что-то не предвидится.
– Вот именно. Так что радуйся тому, что есть! Ты на редкость красива. Язык хорошо подвешен. Соблазнительна. Молода...
– В следующем месяце мне двадцать девять. И часы тикают.
– Ну и что? Карл Хайнц не единственный холостяк на свете. Только свистни.
Кензи сдвинула брови и неожиданно посерьезнела.
– Слушай, Зандра, не мне, конечно, тебя учить. Представляешь себе – два романа одновременно, и оба с легавыми.
– Ах ты, негодница, – погрозила ей пальцем Зандра, – стыдись!
– Нечего смеяться, – поерзала на месте Кензи. – Все знают, что полицейские-напарники ближе друг другу, чем муж и жена. Думаешь, мне легко?
– Может, и не легко, но хотя бы весело. Разве не так?
– Положим, но что, если Чарли с Ханнесом хвастают друг перед другом своими любовными подвигами?
– Да вряд ли, не может быть!
– Как сказать. – Кензи допила рюмку и критически осмотрела бутылку. Водки осталось на донышке. – Когда дело доходит до баб, – заявила она, выливая остатки, – легавые хуже мальчишек-школьников.
– А может, – икнула Зандра, – выберешь кого-нибудь одного?
– В том-то и дело. Никак не могу решиться. Когда я с Чарли, он мне кажется лучшим парнем на свете. А когда с Ханнесом, лучший – он.
– Но ведь не только внешность и секс имеют значение. То есть, может, у кого-то из них есть в характере то, что ты не переносишь?
– У Чарли точно есть. Он настоящий эгоист. И шовинист тоже.
– Так брось его!
– Видит Бог, я пыталась. Но стоит мне увидеть его, как... О черт! Ну почему жизнь такая запутанная штука?
– Это ты меня спрашиваешь?
– Ой, прости. Совершенно забыла. Это опять господин Смирнов виноват.
– Кстати, о господине Смирнове, – слабо выговорила Зандра, – по-моему, я изрядно перебрала.
И Зандра с немалым усилием и величайшей осторожностью поднялась на ноги.
Это было ошибкой. Когда она приняла вертикальное положение, комната закружилась у нее перед глазами. Пытаясь удержать равновесие, Зандра нелепо замахала руками.
– Эй, Кензи, это что – вращающаяся комната? Вроде ресторанов на крыше, которые так любят туристы?
– Боюсь, что нет.
– Вот и мне так кажется. Проклятие! Нельзя так надираться.
Вытянув руки и напряженно сдвинув брови, Зандра попыталась двинуться вперед.
– Давай помогу, – вскочила Кензи.
Но и под ее ногами пол ходил ходуном, хотя это была не палуба корабля.
– Ого-го, господин Смирнов и на меня действует.
Она с трудом подошла к Зандре и обхватила ее обеими руками за шею.
– Ты чистый ангел, дорогая, – заплетающимся языком пробормотала Зандра. – А уж барменша из тебя вообще лучше не бывает. Не знаю что и делать – целовать тебя или проклинать.
Кензи, чувствовавшая себя поувереннее, взяла инициативу в свои руки. Тем не менее впечатление было такое, будто поводырем слепого выступает слепой. Или, для точности, пьяный ведет пьяного.
Доковыляв до комнаты Зандры, Кензи открыла дверь и втащила туда подругу.
Вовремя, надо сказать.
Руки у Зандры ослабели, и она плюхнулась на спину. К счастью, прямо на кровать.
Кензи даже не пыталась ее раздеть. Она с трудом доползла до своей комнаты и сразу погрузилась в забытье.
Откуда-то из неведомых глубин сна донесся телефонный звонок. Зандра застонала, перевернулась на другой бок и вдавилась поглубже в подушку.
Очнулась она оттого, что Кензи изо всех сил трясла ее за плечи.
– Эй, Спящая красавица! Просыпайся! Тебе звонят.
– Убирайся.
– Зандра! Зандра! Да проснись же ты, черт подери!
Кензи хлопнула в ладоши и направила луч карманного фонарика прямо в глаза Зандре.
– Вставай!
– Который час?
– Шесть утра. Возьми трубку. Это насчет твоего брата Рудольфа.
Рудольф! При звуке этого имени с Зандры весь сон слетел. Она широко открыла глаза и села на кровати, о чем сразу же и пожалела: голову пронзила острая боль.
Кензи швырнула ей отводную трубку.
Чувствуя, что голова раскалывается, Зандра прижала трубку к уху.
– Рудольф!
– Зандра? – Женский голос.
– Я. Кто говорит?
– Пенелопа Тротон. Помнишь? Мы как-то столкнулись в Нью-Йорке...
– А-а... Пенелопа. Привет. А Рудольф тут при чем? Ты его видела? Вы разговаривали? Ну, не молчи же!
– Я – нет. Но его видел Алекс.
– Какой Алекс?
– Алекс Тротон. Мой муж.
– Ну и?..
– Рудольф в больнице.
– В больнице?! – «О Боже, только не это, – взмолилась про себя Зандра. – Только не это!»
– Нет, он жив, успокойся. Но ему очень плохо. Если учесть, как его обработали, Алекс говорит, что он выжил чудом.
Зандра съежилась.
«Как его обработали... Чудо, что он остался жив... Очень плохо... обработали» – эти слова словно молотили по ее черепу.
«О Боже, – взмолилась Зандра, – сделай так, чтобы все кончилось хорошо!»
Три с половиной часа спустя Зандра со все еще раскалывающейся головой и бунтующим желудком уже летела над Атлантикой, направляясь в Лондон.
Глава 39
Воскресенье было тусклым, туманным и темным.
Настроение у принца Карла Хайнца было вполне под стать погоде. После отъезда Зандры он лишь ненадолго задержался у Бекки и в тот же день отправился к себе на Манхэттен.
Такой длинной ночи принц и припомнить не мог.
Он пытался заснуть, но никак не получалось – огромная роскошная постель представлялась ему пустынным островом, на котором он оказался один на один со всеми своими горестями и самоедством.
Он пытался читать. Слушать музыку. Смотреть телевизор.
Ничто не помогало. Ничто не могло отвлечь или утишить боль, хотя бы ненадолго, даже выпивка. Он вновь и вновь прокручивал в голове ужасную сцену на заснеженном холме, повторяя слова, роковым образом сорвавшиеся с его губ: «А если забыть про любовь?.. Как ты знаешь, в роду Энгельвейзенов свои правила наследования... Неужели нельзя выйти за меня просто так?..»
Карла Хайнца в очередной раз передернуло. Проклятие! Неудивительно, что она бежала от него как от прокаженного. Окажись он на ее месте, то поступил бы точно так же.
«Надо же быть таким болваном... таким эгоистом, словно на свете существуют только его желания и только его деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146