Арсения такой поворот событий немного испугал. Он-то видел, что лицо ее стало хуже. Она была очаровательная, пусть немного нестандартная, но все же такая красивая. А стала какая-то неживая – как кукла из порномагазина. Белые волосы, толстые губы, глупые глаза. Бойко и его окружение – люди циничные, они не будут с Вероникой нежности разводить. Так прямо и скажут ей, чтобы убиралась, что ей больше нет места среди девушек с обложки. Она расстроится, и начнется все по-новому – истерики, обвинения, рыдания.
Но, как ни странно, на этот раз она пришлась ко двору. Ее пригласили на кастинг, который она с блеском выиграла. Вероника появилась в рекламе зубной пасты, которую показывали по телевизору каждые пятнадцать минут, во всех рекламных блоках. И каждый раз она с визгом неслась к телеэкрану:
– Милый! Посмотри! Это же я, я! Какая же я хорошенькая, правда?
Сначала его это умиляло, и он, смеясь, говорил: «Правда хорошенькая». Так продолжалось неделями. Один и тот же рекламный ролик, один и тот же пронзительный визг – посмотри, это же я, я! И вот однажды он имел неосторожность сказать:
– Вероника, а мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Почему обязательно обсуждать твою внешность и этот дебильный ролик?
Конечно, она надулась, расплакалась. Он ее совершенно не понимает. Он сидит над своими дурацкими книжками, а ею не интересуется. У самого него работы нет. А она пошла в гору, и вот он ей завидует.
Это не было правдой даже отчасти, поэтому он только плечами пожал и вернулся к Кастанеде.
А Вероника действительно пошла в гору. Ее приглашали на заметные показы. Она позировала для журналов – сначала для иллюстраций и фэшн-стори, потом для обложек. Она бывала дома все реже и реже.
И вот в один прекрасный день ушла навсегда, а он это понял не сразу. Она иногда не ночевала дома, поэтому ничего странного он поначалу не заметил. И только потом, когда Вероника не появилась и на третий день, он начал подозревать – что-то не так. Он позвонил ей на мобильный и услышал ненавистную фразу о временной недоступности некоторых абонентов.
Только потом он догадался заглянуть в ее шкаф. Заглянул и обомлел – а полки-то пусты! Она пропала вместе со всеми своими вещами и даже «до свидания» сказать поленилась. Или не хотела нарываться на скандал, он ведь обязательно устроил бы ей скандал.
Когда Арсений понял, что она не вернется, он напился. Он вообще мало пил, следил за внешностью. Наркоши и алкоголики на подиуме надолго не задерживаются. Но вот тут не выдержал – купил в ларьке две бутылки водки, о закуске забыл. Холодильник был пуст, но в кухонном шкафчике нашелся пакетик гречки. Арсений сварил кашу готовить он не умел, поэтому гречка получилась твердой и хрусткой. Ему было все равно: он заедал кашей водку. Стопка обжигающей водки – ложка безвкусной каши. Водка – гречка, водка – гречка.
Начал пить в полночь, опомнился, когда уже светало, и ему показалось, что он трезв. Арсений встал из-за стола и, держась за стены, добрел до кровати. Там его и вырвало – прямо на пахнущие телом Вероники простыни.
В тот вечер он понял, что все-таки это была любовь. Почему он не знал об этом раньше? Раньше – когда он мог запросто подойти и растрепать ей волосы, когда он по первой ее просьбе несся в магазин за крабовым мясом (она обожала морепродукты), когда он читал ей вслух Кортасара, потому что Вероника хотела казаться начитанной и модной, но сама читать ленилась. Когда он обмерял ее талию стареньким сантиметром, когда он слушал, как она мило и глупо о чем-то щебечет, когда он покупал для нее фруктовый лед и отправлял на ее телефон дурацкие SMS-ки – тогда Арсений был уверен, что он влюблен. И только сейчас, когда он увидел пустые полки в шкафах, он понял, что не влюблен он, а любит. А это разные вещи.
Утром он проснулся похмельный и злой. Выпил крепкого кофе и три таблетки растворимого аспирина. Принял холодный душ. И тоскливо уселся за Гомера. А что ему оставалось делать? Список литературы длинный, а времени в обрез.
Впереди его ждала новая жизнь.
Он действительно пришел к ней на съемочную площадку. Не узнал ее в гриме, а когда узнал, был потрясен. Грим проститутки, как ни странно, очень ей шел. Яркий макияж, взбитые волосы, искусственные колтуны, сетчатые колготки, сапоги на шпильках и кожаная мини-юбка.
– Ты сенсационна, – шепнул он, осторожно отодвинув от ее уха жесткую от лака прядь. – Всегда так одевайся.
– Боюсь, меня неправильно поймут. Арсений дождался, когда пожилая гримерша покинет комнату, и прижал ее прямо к столику, по которому была раскидана косметика.
– Что ты делаешь? А если кто-нибудь войдет?
– Наплевать. – Его руки смяли подол кожаной юбки.
– Ты съешь мою помаду! Меня тетя Рая, гримерша, убьет.
– Я тебя защищу.
По вечерам они обедали в уютных загородных ресторанчиках. Карине, с одной стороны, хотелось бывать с ним на людях, хотелось, чтобы все видели, как красив ее любимый, как он ее обожает, какие идеальные у них отношения. С другой – она все же заботилась о репутации. Ничего не поделаешь – классическое воспитание.
Арсений любил бывать в ее доме. Ему нравилось, что Карина заботится о нем, как родная мать. Готовит для него, а если он остается на ночь, гладит ему футболку. Вероника никогда его не опекала. Готовила она отвратительно и гладить не умела, да он бы ей и не доверил столь ответственное занятие – обязательно прожгла бы черную дыру на самом видном месте! Вероника вообще была специалистом по прожиганию черных дыр – и в прямом, и в переносном смысле. Ушла, бросила его, выжгла напоследок кусочек Арсения, а он до сих пор реабилитироваться не может.
Вроде бы так хорошо ему с Кариной, так сладко и спокойно, но все же это не то. Он постоянно оглядывается назад, он боится запутаться, он хочет подпустить ее еще ближе и в то же время никогда не может окончательно расслабиться в ее присутствии.
Он старался, честное слово, старался. Ни к кому другому не относился он так тепло, как к Карине Дрозд. И все же это странное чувство, это постоянное ожидание подвоха… С этим он ничего поделать не мог.
«Я одинока. Я всегда была одинокой и навсегда останусь таковою. Потому что я одинокой родилась» – так сказала ему Анна, одна из тех клиенток, ради которых он когда-то с таким энтузиазмом продирался сквозь тексты Гессе и Сарамаго.
Она была грустной тридцатилетней красавицей, эта Анна. Филолог по образованию, бесперспективно читающая лекции в каком-то платном не слишком известном вузе, несколько лет назад она выгодно вышла замуж за владельца фирмочки, фасующей крабовые палочки. Через год крабовый делец от нее ушел. Потому что Анна казалась ему женщиной из прошлого, прекрасной в своей недоступной строгости. Он мечтал растопить Снегурочку, ему хотелось, чтобы холодновато-сдержанная Анна выла от страсти в его объятиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71