Камень лежал у нее на груди в окружении бриллиантов, удивительная капля чистой зелени. На серьгах были круглые изумруды.
— Ты просто сошел с ума…
— Я знал, что ты скажешь нечто подобное, дорогая. Это мой свадебный подарок, но я не хотел их отдавать до тех пор, пока ты не будешь к этому готова. Они совершенно не подходят невинной девочке.
— Но я же не старуха.
— Нет, теперь ты женщина, Тесса. Привыкай к этому, ты изменилась, и от этого никуда не деться.
— Они такие живые. — Тесса поворачивалась перед зеркалом, завороженная сиянием драгоценных камней. — Мне всегда казалось, что изумруды темно-зеленые, с синеватыми отблесками.
— Сейчас изумруды в основном именно такие, как ты говоришь. Но эти камни очень, очень старые, настоящие аристократы среди изумрудов. У них свой, особый оттенок, кажется, они отражают солнце. Эксперты называют этот цвет «медовым».
— Старые изумруды? Какое странное слово по отношению к драгоценным камням, — мечтательно произнесла Тесса, чуть поводя плечами, чтобы ожерелье заиграло в электрическом свете.
— Эти изумруды были добыты в шестнадцатом веке в Колумбии. Подвеску можно снять и носить как брошь. Когда-то это ожерелье принадлежало Альфонсу XIII, королю Испании.
— Ты настоящий коллекционер, правда? Ты упустил свое призвание. — Тесса попыталась насмешкой скрыть свое потрясение. — Скажите мне, о профессор, сколько весит подвеска?
— Почти пятьдесят карат. Если быть точным, сорок восемь целых и девяносто пять сотых, раз уж тебе интересно. Но должен тебе сказать, что это не слишком элегантный способ принимать подарки, сделанные от души.
— И когда же я смогу надеть брошь в пятьдесят карат? — поинтересовалась Тесса, не укрощенная его словами.
— Когда угодно. Это всегда будет уместным цветовым пятном — на поясе, на лацкане пиджака, на фланелевой ночной рубашке, даже на бикини.
— Я не могу в этом поехать на вечеринку.
— И не надо. Помочь тебе снять ожерелье? Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко.
— Черт тебя побери! — Тесса отскочила подальше. — Даже не смей к ним прикасаться!
— Я всегда говорил, что женщины удивительно быстро привыкают к изумрудам. К рубинам привыкают дольше. Некоторые женщины вообще не могут носить рубины.
— Ты взял надо мной верх и теперь веселишься!
— Будь храброй девочкой, сделай вид, что ты вышла замуж за мужчину, чье «я» чувствует себя комфортно только в том случае, когда на тебе самые лучшие изумруды, которые продал за свою карьеру Гарри Уинстон — во всяком случае, он меня в этом уверял. Ты же актриса и можешь просто забыть об украшениях. И, честно говоря, на твоем месте я бы лучше подумал о том, что у тебя видны соски, стоит только поднять руки.
— Ничего подобного!
— Хочешь пари?
Тесса подняла руки, чтобы поправить плотную цепочку из бриллиантов, на которой держались изумруды. Груди ее поднялись, и соски показались над краем платья.
— О нет! — выдохнула она, не веря своим глазам.
— Ты не сможешь танцевать в этом платье, — с сожалением заметил Люк.
— Хочешь пари?
— Что бы сказала на это твоя мама!
— Агнес провела три дня в Париже, может быть, она теперь изменилась. Вдруг мой отец сводил ее в «Лидо» или в «Фоли-Бержер»? Сегодня утром они собирались вылететь домой. Я обязательно должна позвонить ей на этой неделе и спросить у нее, не следует ли мне сходить и исповедаться в грехе нескромности, совершенном не по моей вине.
— Если бы я тебя не предупредил, твоей вины в этом бы не было. Но теперь, когда ты знаешь, грех нескромности будет на твоей совести.
— Снявши голову, по волосам не плачут. Ты меня испортил этими изумрудами. На это потребовалось не больше минуты. О Люк, неужели я такая легкая добыча? Я и не знала, что люблю драгоценности, пока ты не подарил мне кольцо. И неужели в том, что я чувствую возбуждение и наслаждение, есть что-то греховное?
— Ты спрашиваешь меня как своего духовника?
— Мне больше некого спросить.
— Ты не шутишь, дорогая, правда? В глубине души ты в самом деле чувствуешь, что грешно наслаждаться этими драгоценностями?
— Возможно, — робко ответила Тесса. — Драгоценности — это самое реальное из всех наслаждений, самое материальное.
— Более четырехсот лет эти камни дарили женщинам счастье. Сегодня настал твой черед. Послушай меня, Тесса, ты ни у кого ничего не украла. Я хочу, черт побери, чувствовать себя свободным и дарить тебе драгоценности, когда мне вздумается. Я не желаю лишать себя этого удовольствия. Но если тебя это действительно смущает, я прекращу это. Не могла бы ты хотя бы попробовать к ним привыкнуть? Ради меня?
— Пожалуй, — ответила Тесса, помолчав немного. — Но есть кое-что, что могло бы существенно облегчить мне жизнь.
— Только попроси.
— Я чувствую себя потерянной, в голове у меня пустота, я ощущаю странную легкость. Это, наверное, шок. Мне кажется, что я могу улететь. Вероятно, мне необходимо нечто, основательно притягивающее меня к земле. Кажется, мне нужно совсем немного… Массивные, тяжелые браслеты!
Утром Люка разбудил настойчивый стук в дверь. Он узнал голос Лена Джоунса, которого он оставил вместо себя руководить бизнесом, и чертыхнулся. Больше никто в его офомной империи не знал, где он находится. Лену были даны инструкции не беспокоить его ни под каким видом.
Люк быстро вскочил с постели, оставив уютно свернувшуюся под одеялом Тессу, накинул халат и пошел открывать.
— Люк, прости меня, но ты должен об этом узнать…
— Черт побери, Лен, неужели это не могло подождать?
— Очень сожалею, но это подождать не могло. Речь идет о родителях Тессы. Плохие новости, Люк, очень плохие. Они возвращались в такси из аэропорта, когда в них врезался огромный грузовик-цистерна. Водитель такси и отец Тессы умерли сразу, ее мать пока жива, но долго не протянет. Мне позвонили люди, которые присматривали за сестрой Тессы.
— Черт, черт, черт! Слушай, возвращайся обратно в наш офис в Монте-Карло. Все должно быть готово к вылету моего самолета из Ниццы через три часа. Нет, через два с половиной. Я подготовлю Тессу.
— Мне прислать за тобой машину с шофером?
— В этом нет необходимости. Но тебе лучше полететь в Лос-Анджелес с нами. У меня на столе лежит список приглашенных на свадьбу. Позвони тетушкам Тессы и сообщи о случившемся. Они должны быть готовы вылететь на побережье. Мы все устроим после того, как выясним, в каком состоянии Агнес. Позвони еще Фионе и Мими, Тесса захочет, чтобы они были рядом. Позаботься о прессе, в газетах должно быть как можно меньше деталей. Так, что еще? Да, позвони агенту Тессы и Родди Фенстервальду. Попроси их как можно дольше ничего не сообщать журналистам. Забронируй для нас апартаменты в отеле «Беверли-Хиллз», хотя нет, лучше в «Бель-Эйр», туда труднее пробраться журналистам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Ты просто сошел с ума…
— Я знал, что ты скажешь нечто подобное, дорогая. Это мой свадебный подарок, но я не хотел их отдавать до тех пор, пока ты не будешь к этому готова. Они совершенно не подходят невинной девочке.
— Но я же не старуха.
— Нет, теперь ты женщина, Тесса. Привыкай к этому, ты изменилась, и от этого никуда не деться.
— Они такие живые. — Тесса поворачивалась перед зеркалом, завороженная сиянием драгоценных камней. — Мне всегда казалось, что изумруды темно-зеленые, с синеватыми отблесками.
— Сейчас изумруды в основном именно такие, как ты говоришь. Но эти камни очень, очень старые, настоящие аристократы среди изумрудов. У них свой, особый оттенок, кажется, они отражают солнце. Эксперты называют этот цвет «медовым».
— Старые изумруды? Какое странное слово по отношению к драгоценным камням, — мечтательно произнесла Тесса, чуть поводя плечами, чтобы ожерелье заиграло в электрическом свете.
— Эти изумруды были добыты в шестнадцатом веке в Колумбии. Подвеску можно снять и носить как брошь. Когда-то это ожерелье принадлежало Альфонсу XIII, королю Испании.
— Ты настоящий коллекционер, правда? Ты упустил свое призвание. — Тесса попыталась насмешкой скрыть свое потрясение. — Скажите мне, о профессор, сколько весит подвеска?
— Почти пятьдесят карат. Если быть точным, сорок восемь целых и девяносто пять сотых, раз уж тебе интересно. Но должен тебе сказать, что это не слишком элегантный способ принимать подарки, сделанные от души.
— И когда же я смогу надеть брошь в пятьдесят карат? — поинтересовалась Тесса, не укрощенная его словами.
— Когда угодно. Это всегда будет уместным цветовым пятном — на поясе, на лацкане пиджака, на фланелевой ночной рубашке, даже на бикини.
— Я не могу в этом поехать на вечеринку.
— И не надо. Помочь тебе снять ожерелье? Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неловко.
— Черт тебя побери! — Тесса отскочила подальше. — Даже не смей к ним прикасаться!
— Я всегда говорил, что женщины удивительно быстро привыкают к изумрудам. К рубинам привыкают дольше. Некоторые женщины вообще не могут носить рубины.
— Ты взял надо мной верх и теперь веселишься!
— Будь храброй девочкой, сделай вид, что ты вышла замуж за мужчину, чье «я» чувствует себя комфортно только в том случае, когда на тебе самые лучшие изумруды, которые продал за свою карьеру Гарри Уинстон — во всяком случае, он меня в этом уверял. Ты же актриса и можешь просто забыть об украшениях. И, честно говоря, на твоем месте я бы лучше подумал о том, что у тебя видны соски, стоит только поднять руки.
— Ничего подобного!
— Хочешь пари?
Тесса подняла руки, чтобы поправить плотную цепочку из бриллиантов, на которой держались изумруды. Груди ее поднялись, и соски показались над краем платья.
— О нет! — выдохнула она, не веря своим глазам.
— Ты не сможешь танцевать в этом платье, — с сожалением заметил Люк.
— Хочешь пари?
— Что бы сказала на это твоя мама!
— Агнес провела три дня в Париже, может быть, она теперь изменилась. Вдруг мой отец сводил ее в «Лидо» или в «Фоли-Бержер»? Сегодня утром они собирались вылететь домой. Я обязательно должна позвонить ей на этой неделе и спросить у нее, не следует ли мне сходить и исповедаться в грехе нескромности, совершенном не по моей вине.
— Если бы я тебя не предупредил, твоей вины в этом бы не было. Но теперь, когда ты знаешь, грех нескромности будет на твоей совести.
— Снявши голову, по волосам не плачут. Ты меня испортил этими изумрудами. На это потребовалось не больше минуты. О Люк, неужели я такая легкая добыча? Я и не знала, что люблю драгоценности, пока ты не подарил мне кольцо. И неужели в том, что я чувствую возбуждение и наслаждение, есть что-то греховное?
— Ты спрашиваешь меня как своего духовника?
— Мне больше некого спросить.
— Ты не шутишь, дорогая, правда? В глубине души ты в самом деле чувствуешь, что грешно наслаждаться этими драгоценностями?
— Возможно, — робко ответила Тесса. — Драгоценности — это самое реальное из всех наслаждений, самое материальное.
— Более четырехсот лет эти камни дарили женщинам счастье. Сегодня настал твой черед. Послушай меня, Тесса, ты ни у кого ничего не украла. Я хочу, черт побери, чувствовать себя свободным и дарить тебе драгоценности, когда мне вздумается. Я не желаю лишать себя этого удовольствия. Но если тебя это действительно смущает, я прекращу это. Не могла бы ты хотя бы попробовать к ним привыкнуть? Ради меня?
— Пожалуй, — ответила Тесса, помолчав немного. — Но есть кое-что, что могло бы существенно облегчить мне жизнь.
— Только попроси.
— Я чувствую себя потерянной, в голове у меня пустота, я ощущаю странную легкость. Это, наверное, шок. Мне кажется, что я могу улететь. Вероятно, мне необходимо нечто, основательно притягивающее меня к земле. Кажется, мне нужно совсем немного… Массивные, тяжелые браслеты!
Утром Люка разбудил настойчивый стук в дверь. Он узнал голос Лена Джоунса, которого он оставил вместо себя руководить бизнесом, и чертыхнулся. Больше никто в его офомной империи не знал, где он находится. Лену были даны инструкции не беспокоить его ни под каким видом.
Люк быстро вскочил с постели, оставив уютно свернувшуюся под одеялом Тессу, накинул халат и пошел открывать.
— Люк, прости меня, но ты должен об этом узнать…
— Черт побери, Лен, неужели это не могло подождать?
— Очень сожалею, но это подождать не могло. Речь идет о родителях Тессы. Плохие новости, Люк, очень плохие. Они возвращались в такси из аэропорта, когда в них врезался огромный грузовик-цистерна. Водитель такси и отец Тессы умерли сразу, ее мать пока жива, но долго не протянет. Мне позвонили люди, которые присматривали за сестрой Тессы.
— Черт, черт, черт! Слушай, возвращайся обратно в наш офис в Монте-Карло. Все должно быть готово к вылету моего самолета из Ниццы через три часа. Нет, через два с половиной. Я подготовлю Тессу.
— Мне прислать за тобой машину с шофером?
— В этом нет необходимости. Но тебе лучше полететь в Лос-Анджелес с нами. У меня на столе лежит список приглашенных на свадьбу. Позвони тетушкам Тессы и сообщи о случившемся. Они должны быть готовы вылететь на побережье. Мы все устроим после того, как выясним, в каком состоянии Агнес. Позвони еще Фионе и Мими, Тесса захочет, чтобы они были рядом. Позаботься о прессе, в газетах должно быть как можно меньше деталей. Так, что еще? Да, позвони агенту Тессы и Родди Фенстервальду. Попроси их как можно дольше ничего не сообщать журналистам. Забронируй для нас апартаменты в отеле «Беверли-Хиллз», хотя нет, лучше в «Бель-Эйр», туда труднее пробраться журналистам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97