В вечер накануне похорон Харриет сидела в единственном в Дулитле бюро похоронных услуг, завернувшись в красную кашемировую шаль. Ее мать суетилась вокруг каждого посетителя, который расписывался в книге и входил внутрь, чтобы отдать дань уважения двум закрытым гробам. Харриет отказалась выставлять напоказ их тела. На радость или горе, она хотела, чтобы все запомнили ее мужа таким, каким он был в жизни, а не разбитые останки человека, которые ее попросили опознать, когда тела его и его отца доставили в Дулитл.
Оливия, мать Донни, благодарила за помощь своего доктора и фармацевта. Харриет налила в свой кофе виски, которое заметила в глубине родительского буфета. Она не любила алкоголь, но пройти через вечерние визиты и завтрашние похороны было подвигом, который она понятия не имела, как совершить.
Она ужасно горевала по Донни. Он был таким славным, милым человеком, умным и веселым. Зак как будто навсегда разучился улыбаться. Харриет держалась в основном ради сына, снова и снова повторяя ему, как сильно его любил Донни и как теперь Донни будет охранять его с небес. Она даже не знала, верит ли, так или иначе, в небеса. Но она хотела с яростным желанием, чтобы ее сын верил в такое чудо.
Оливия вошла в главный зал, посмотрела на закрытые гробы мужа и сына и промокнула глаза вышитым платком. Харриет встала и подошла к ней.
– Нам нужно было оставить их открытыми, – сказала Оливия.
Харриет промолчала.
– Все должны видеть папу и дедушку Зака, – продолжала Оливия, ее губы дрожали. – Я всегда говорила, что у него глаза и уши Смитов. Твоя мама настаивает, что малыш Зак ничуть не похож на Донни, но я-то лучше знаю. Вот как раз на прошлой неделе, перед тем как Донни уехал с отцом, я говорила ему, как сильно последняя школьная фотография Зака похожа на моего брата Элмера.
Харриет провела мыском своей туфли от Маноло Бланика по унылому бежевому ковру похоронного бюро и изнутри прикусила губу. После долгой борьбы с собой она смогла выговорить:
– Я уверена, говорили.
– И если бы люди только могли увидеть, они бы узнали, – сказала Оливия, начиная тихо плакать. – Никто бы больше никогда не сомневался.
Узнали что? Кровь Харриет застыла в жилах. Она огляделась. Группы гостей стояли вдоль стен, только один или двое около гробов, окруженных цветами и фотографиями отца и сына в лучшие времена.
Харриет почувствовала присутствие Зака. Она оглянулась через плечо. Ее сын, расправив плечи и высоко подняв подбородок, смотрел на нее и на бабушку из противоположного угла комнаты. Харриет заставила себя обнять Оливию за плечи и прошептала:
– Не беспокойтесь, что Зак не похож на Донни. Моя мама говорит, что он пошел в Роджерсов. Внешность не имеет значения. – Харриет попыталась успокоить страх, поднимающийся внутри ее, что Оливия знает правду и готова выплеснуть ее перед всеми. – Донни любил Зака. Все, что имеет значение, – это любовь.
– Любовь! – Оливия отстранилась. Она обвела зал безумным взглядом горящих глаз и, указывая пальцем на Харриет, воскликнула: – Ты притворилась, что любишь моего сына, и украла его у нас! – Она прижала руку ко рту, всхлипнула и села на стул. – Мне так жаль, – сказала она.
Харриет наклонилась над ней. Без сомнения, находясь под влиянием приправленного алкоголем кофе и своего собственного чувства вины, она сказала голосом, который могла слышать только Оливия:
– Будьте любезны, помолчите насчет ушей, глаз и носа Зака.
Оливия расплакалась сильнее и покачала головой.
– Это неправильно, – произнесла она, и потом снова: – Это просто неправильно.
– Конечно, неправильно, что они погибли, – сказала Харриет, стараясь изменить направление мыслей Оливии.
Оливия подняла голову и посмотрела Харриет в глаза. Сквозь слезы она проговорила:
– Пожалуйста, не разрушай мои воспоминания. Зак – это все, что у меня теперь осталось.
Харриет отпрянула. Что это значит? «Не позволяй мне узнать, что то, что я подозреваю, правда»? Она провела рукой по волосам с такой силой, будто хотела вырвать их с корнем. Волна вины захлестнула ее, а потом пришел неистовый гнев. Вина за то, что осталась в живых, а гнев от того, что не знает, что делать. Вина за то, что она теперь свободна – свободна жить своей жизнью, без травмы и слухов, которые вызвал бы развод с Донни. Гнев в основном на себя и на мальчишку, который много лет назад исчез и оставил ее одну разбираться с беременностью в восемнадцать лет. Она сделала лучшее, что могла.
Харриет снова посмотрела на Оливию. Ее сердце смягчилось. Оливия не виновата в ее боли. Она была такой милой женщиной.
– Мне так жаль, – сказала она, ее голос прервался.
Оливия сжала руку Харриет. Она похлопала ее по плечу и сказала, промокая глаза:
– Я не в своем уме. Просто дай мне посидеть здесь одной несколько минут.
Харриет обернулась. Зак продолжал смотреть на них своими темными, широко распахнутыми глазами. Он пошел было к ним, но остановился. Харриет поманила его. Он подошел к Оливии. Обняв ее, он сказал:
– Не волнуйся, бабуля О, все будет хорошо.
У Харриет сжалось сердце, когда она услышала, как Зак назвал Оливию своим любимым прозвищем. Ее глаза затуманили слезы. Но она не заплачет. Она еще не плакала ни разу с тех пор, как раздался тот телефонный звонок из Колорадо.
И все же сейчас, когда она смотрела на своего сына, стоявшего рядом с Оливией, в ее горле поднялся всхлип и был готов вырваться наружу. Она прижала руку ко рту и стала глубоко дышать через нос. Отвернувшись, она пошла наружу, мимо матери, которая звала ее подойти поздороваться с миссис Ридли, пришедшей выразить соболезнование, мимо любопытных глаз стольких людей, с которыми у нее не было ничего общего и никогда не будет.
Следующим утром она сразу же уехала. Только потому, что он очень просил об этом, она позволила Заку остаться еще на два дня с Оливией. Она встретила его в аэропорту, и, как всегда бывает после любой смерти, не важно, насколько личной и трагичной, жизнь продолжалась.
Как она будет продолжаться и сейчас, успокаивала себя Харриет. Зак приспособится к Рождеству в Дулитле, без сомнения, гораздо легче, чем она сама. После поминок Оливия больше не говорила ни слова о том, что Зак не похож на Смитов. Она также не скучала по рождественской поездке в Нью-Йорк, так что, в общем, Харриет придется свыкнуться с мыслью о поездке в Арканзас.
Харриет вышла из студии и прошла по коридору, ведущему в заднюю часть их просторной квартиры. Она должна была Донни больше, чем когда-либо могла отплатить. Он спас ее, дал ей возможности, которых у нее никогда бы не было, не будь он ее мужем, так что самое меньшее, что она могла сделать, – это хоть немного потрафить желаниям, его матери.
Во второй половине того же дня Харриет сидела на застекленной террасе, поджидая Зака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78