Приняв душ и переодевшись, Фрея почувствовала, что ноги дрожат от переутомления. Она побрела к бару, заказала капуччино, булочки с корицей и села на высокий табурет у окна, глядя, как ударяются и текут по стеклу дождевые капли. Какой же она была дурой, если считала, что таким образом может найти совершенного мужчину или хотя бы партнера на время. Даже Джек правильно расшифровал послание Бернарда, хотя она так и не поняла, почему он сыграл с ней столь злую шутку.
Фрея уставилась в чашку, невольно прислушиваясь к разговору двух женщин позади нее — матери и дочери. Они болтали о всяких пустяках. Судачили о родственниках и друзьях, обсуждали рецепты вкусного и некалорийного салата, в какой цвет перекрасить гостиную — персиковый или желтый, и у Фреи защемило сердце. Фрея часто пыталась представить себе, что у нее есть мать. Ласковая и заботливая. Которой можно излить душу и в ответ услышать слова утешения. К которой можно прийти, когда некуда деться. Иногда она мысленно вела с ней разговоры. «Что ты о нем думаешь? — спрашивала Фрея, когда у нее появлялся новый бой-френд. — У вас с папой было так же?» Но мама никогда не отвечала. Потому что не было у Фреи матери, только злая мачеха.
Фрее исполнилось тринадцать, когда отец сказал, что они с Аннабел, его новой подругой, собираются пожениться и переехать в большой дом в Корнуолле. Фрея просто остолбенела. Зачем ему куда-то переезжать? Семь лет они жили вдвоем и им было так хорошо. Фрея ходила в школу, а отец в это время писал свои книги в большой лондонской квартире, которую приходила убирать португалка Сильвия, веселая и добрая, заражавшая всех своей неуемной энергией. Только она, казалось, могла навести порядок в этом доме и избавить их с отцом от хаоса. Во время каникул они путешествовали по Европе, посещали музеи, церкви, библиотеки, ходили в гости к друзьям отца — тоже историкам, как и он сам. «Ты можешь пойти со мной, — говорил отец, — только не жалуйся, что тебе скучно». И она не жаловалась. Отец брал ее с собой на званые ужины, беседовал с ней об архитектуре, о блюдах, которыми их угощали, о людях, с которыми приходилось общаться. Он научил ее играть в шахматы, вист, отличать свежих устриц от несвежих, рассказал, что такое спиннакер и пантеон. Иногда отец позволял ей смотреть, как он бреется, рисуя лезвием забавные узоры на покрытых густой пеной щеках, и она, глядя на него, весело смеялась. Фрея научилась укладывать свой чемодан, стирать белье и просить счет на всех европейских языках. Научилась не беспокоить его, когда он читал газету, сидел в туалете, записывал что-то в тетрадь или просто думал, никогда не спрашивала, сколько он проиграл и есть ли у них деньги. Они останавливались в дешевых пансионах с обшарпанными ванными комнатами и колючей туалетной бумагой, на чужих квартирах, где пахло непривычной едой, иногда — в роскошных отелях, где изображали из себя королей, путешествующих инкогнито. «Позвольте сказать вам, принцесса Пресканни, что вы превосходно выглядите сегодня. Ваши пряжки на туфлях просто ослепительны!»
Отец был хорош собой и нравился женщинам. Фрея даже гордилась его победами, зная, что очередное увлечение скоро закончится. Она незаметно следовала за отцом и его подругой, куда бы они ни пошли, и хранила память о прекрасной женщине, которая однажды утром пошла за рогаликами к завтраку и не вернулась — ее сбил грузовик. Несколькими годами позже, подслушав чужой разговор, она узнала, что ее мать была беременна.
У Аннабел была трехлетняя дочь Тэш. Отец объяснил Фрее, что у Тэш нет папы — как у нее, Фреи, нет мамы, так что они решили объединиться и создать семью. Фрея, которая любила отца больше всех в мире, приняла это как данность. В церкви она стояла, невидимая за огромным букетом, который держала в руках, и смотрела, как отец своими грубоватыми пальцами надевает кольцо на руку новобрачной. Аннабел была с ней очень мила, но свободолюбивая и неспособная к притворству Фрея сразу почувствовала, что очень скоро все изменится не в лучшую сторону.
Вначале все шло почти хорошо. Были восторженные охи и ахи по поводу новой спальни и нового дома — огромного, несуразного, где-то на краю света, в Корнуолле. В анфиладе комнат легко можно было заблудиться, не говоря уже о саде, заросшем и почти непроходимом, подступавшем к самому морю. Там были растения с огромными листьями, колючие с тыльной стороны, окна со стеклами, как в комнате смеха. Амбары, полуразрушенная голубятня, маленькая часовня, в которой зимой становилось очень холодно. И самое главное, не было ничего плохого и в самой Тэш — пухлой девчушке с прямым взглядом и вздернутым носом. Так легко было удрать от нее и избавиться от ее деспотичного присутствия. Тэш, ну-ка посмотри вверх! Тэш, лови банан!
Первый шок Фрея испытала тогда, когда Аннабел мягко, но весьма решительно заявила ей, что она должна стучаться, прежде чем входить в спальню отца, которая теперь стала и ее, Аннабел, спальней. Потом последовало решение отправить Фрею в интернат, поскольку местная школа казалась «не соответствующей требованиям». Фрея не жаловалась — она не хотела огорчать отца. По той же причине она терпела болезненное любопытство Аннабел. Сколько раз в неделю Фрея моет голову? Следует ли ей так много времени проводить перед телевизором? Не нужна ли ей лампа побольше? Теперь с отцом путешествовала Аннабел.
А пока Фрея была в школе, в доме заправляла Тэш. Единственный ребенок женщины, уже пережившей глубокую трагедию, и приемная дочь человека, который изо всех сил пытался сплотить семью, Тэш росла избалованной и вздорной. Ей прощалось все. Она отказывалась делить с кем бы то ни было место под солнцем. Вначале Фрея просто не могла поверить, что маленький ребенок способен так злонамеренно манипулировать взрослыми. Тэш изрисовала все ее книги, прятала ее вещи. Однажды разбила орнамент из шведского стекла — драгоценный подарок погибшей матери. Разбила нарочно, на глазах у Фреи и тут же побежала жаловаться матери, что Фрея ее ударила. Аннабел переговорила с отцом, который, смущаясь, отвел Фрею в сторонку и попросил быть поласковее с «сестрой». Фрея уже вступила в период отрочества, считалась взрослой, и от нее ожидали «взрослого» поведения. Как-то на каникулах она вернулась домой и обнаружила, что Тэш называет отца папочкой, а он воспринимает это как должное. Отец предал ее. Фрею будто ударили ножом в сердце, и рана день ото дня становилась все глубже. Фрея поняла, что то время, когда они с отцом жили вместе — свободное и славное время без правил, потому что им не нужны были правила, — кончилось навсегда. Она пыталась найти утешение в другом. Усердно училась, у нее появились свои интересы, она становилась все более скрытной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100