Интересно, куда он подался?
Фрея шла по улице, погруженная в собственные мысли, пока некий звук — среднее между ворчанием и приветствием — не заставил ее поднять голову. Тот самый старый итальянец в майке поднял бутылку пива в знак приветствия.
Фрея помахала ему рукой и подошла, заслоняя глаза от солнца.
— Вы помните моего друга Джека? — спросила она. — Большой светловолосый парень лет тридцати, который раньше жил в квартире, где идет ремонт, — уточнила она.
— Конечно.
— И что с ним произошло?
— Съехал, — ответил старик, глотнув пива.
— Давно?
— Недели три… четыре назад.
— Не знаете, случайно, куда? Вы с ним говорили?
— Я сказал ему: «Уезжаете?» Он в ответ: «Да, из города».
— Из города? — Фрея была в шоке. — Но зачем? Куда?
Старик угрюмо смотрел на нее:
— Люди приезжают, уезжают. Это Нью-Йорк.
Фрея вежливо поблагодарила его и пошла дальше. Она говорила себе, что глупо так волноваться. Ей нет никакого дела до того, куда и зачем уехал Джек. Негодяй, она никогда его не простит. И не желает больше видеть. Она сама ему об этом сказала. Никогда. Слово гулко ударило в грудь. Июль, август, сентябрь… В сентябре он должен вернуться. У него работа.
Что, если он вообще не вернется? Если она прогнала его навсегда? Фрея никак не могла вспомнить название города, откуда Джек родом. Оуквилл? Окленд?
О, да какая разница! Она ступила на проезжую часть и чуть было не столкнулась с велосипедистом, выразительно покрутившим пальцем у виска. Как поступил Джек с Росинантом? «Где ты?» — сердито воскликнула она про себя. Но ответа не последовало.
Жизнь Джека вошла в рабочую колею. Он вставал на рассвете вместе с птицами, умывался, одевался, делал необходимую работу по дому. До пяти сидел за машинкой, потом отправлялся на вечернюю прогулку, плавал в быстрой речке, иногда ловил форель на ужин. По вечерам разводил огонь в очаге и перечитывал написанное. Делал пометки на завтра. Потом забирался в гамак и засыпал еще до десяти. Скучновато, но он чувствовал себя здоровым и сильным. Кроме того, строгий распорядок способствовал сосредоточению. Медленно, но верно стопка напечатанного росла на его столе.
В субботу после обеда он садился в пикап и возвращался в цивилизацию. Он так привык к затворничеству, что поездка в сонный крохотный городишко казалась ему не менее захватывающей, чем прогулка по Пятой авеню. «Эй, пиццерия! Женщины! Телевизор!» Повсюду приходилось задерживаться подолгу: здесь люди любили поговорить, и он считал, что хотя бы из дружелюбия должен поддержать разговор.
Вначале он заезжал на почту, проверяя, нет ли для него писем. Писем было мало, поскольку немногие знали, где его искать. Затем он заезжал в магазин, чтобы пополнить запас продовольствия. Джек решительно обходил прилавок с вином и пивом (крепкие спиртные напитки — вне закона), он также игнорировал взгляды, которые на него бросала молоденькая кассирша, и ее игривый тон, когда она задавала ему вопросы. «Притормози, парень!»
Раз или два он хотел купить открытку с видами, чтобы послать Фрее — пару строк, и все. Но что он ей напишет? «Я здесь работаю над романом» — слишком хвастливо. «Думаю о тебе» — она сразу порвет открытку. Сделав покупки, Джек неприлично рано, к шести часам, отправлялся в трактир, где съедал целую гору цыплят и бараньих котлет на косточке. Еду подавали на деревянных блюдах в виде свиньи, на гарнир шла кукуруза с густой подливой. Затем он возвращался домой и читал Пруста. Еще немного, и он начнет его понимать.
Сегодня жара стояла страшная, несмотря на то что осень уже заявляла о себе, слегка позолотив кроны деревьев. Джек припарковал машину на главной улице и поспешил в прохладный сумрак почтового отделения — там работал вентилятор. Как обычно, люди подходили, чтобы поздороваться и поболтать, он отвечал с улыбкой. У него не было ровным счетом никакого предчувствия.
— Похоже, вы сегодня именинник, — сказал мужчина за стойкой, когда Джек наконец добрался до маленького окошка, и протянул ему целых три письма.
Джек отошел с письмами в угол, испытывая нелегкое чувство от того, что его собственный отец, Кэндис и Лорен одновременно решили ему написать. Он решил начать с послания Кэндис (сиреневая почтовая бумага, почерк с закорючками, обратный адрес на конверте). Он разрезал конверт и вытащил то, что, очевидно, являлось длинным важным сообщением.
«Дорогой Джек, — писала она. — Боюсь, что новость, которую я должна тебе сообщить, явится для тебя страшным ударом…»
Глава 33
Три месяца спустя
— Не нервничай.
— Я не нервничаю!.. Как я выгляжу?
— Я уже говорил тебе, ты выглядишь прекрасно!
— Прекрасно? В последний раз, когда я спрашивала, ты сказал «красиво»!
— Ты выглядишь красиво.
— А еще раньше ты сказал «сказочно».
— Ты выглядишь сказочно и красиво — лучишься и сияешь, в общем, так, как положено выглядеть невесте.
— Как насчет прически? Я ненавижу ноябрь. В ноябре в Нью-Йорке всегда так ветрено.
— Твоя прическа — само совершенство. Мы в такси, ты не забыла?
— Что, если его там нет?
— Он там. Прекрати ощипывать свой букет.
— Но я так нехорошо с ним поступила!
— А он ужасно относился к тебе. Вы простили друг друга. Это называется любовью.
— Я сейчас упаду в обморок.
— Не упадешь.
— Я на самом деле его люблю, правда.
— Я знаю.
— О Боже, мы уже на месте! Ты захватил успокоительное?
Церковь была битком набита, невеста опаздывала. В третий раз органист начинал играть «Возрадуемся во Христе». Джек, теребя манжеты, осматривал ряды собравшихся: все одеты словно на похороны, кругом с детства знакомые лица. Запах дорогих духов смешивался с удушливым ароматом белых лилий. Ему было жарко и неуютно в непривычном костюме. Воротник сдавливал горло, как удавка, заставляя вытягивать шею под агрессивным углом, словно ему предстояло вести в последний бой армию конфедератов на проклятых янки. И тем не менее он обещал Кэндис и обещал отцу. Он должен был через это пройти.
— О'кей! Вдохни поглубже. Ты готова?
— Ты первый.
— Не глупи.
— Только выгляни. Ради меня. Пожалуйста!
Дверь в церковь была приоткрыта. Проход к алтарю выложили красной керамической плиткой. Гости шушукались. На том конце красной дорожки в тревожном ожидании стоял мужчина и смотрел на весьма колоритное изображение распятия. Фрея улыбнулась. Майкл повернул голову, и лицо его озарилось такой радостью, что глаза защипало от слез.
— Мы собрались здесь, чтобы приобщиться к святому таинству соединения в браке этого мужчины и этой женщины, что является высокой честью…
Джек перехватил взгляд мачехи. Она подмигнула, и на какой-то миг ему стало легко. После Лорен отец женился еще дважды: он никогда не принимал брак всерьез. Джек иногда задумывался, не повторит ли он отца в этом смысле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Фрея шла по улице, погруженная в собственные мысли, пока некий звук — среднее между ворчанием и приветствием — не заставил ее поднять голову. Тот самый старый итальянец в майке поднял бутылку пива в знак приветствия.
Фрея помахала ему рукой и подошла, заслоняя глаза от солнца.
— Вы помните моего друга Джека? — спросила она. — Большой светловолосый парень лет тридцати, который раньше жил в квартире, где идет ремонт, — уточнила она.
— Конечно.
— И что с ним произошло?
— Съехал, — ответил старик, глотнув пива.
— Давно?
— Недели три… четыре назад.
— Не знаете, случайно, куда? Вы с ним говорили?
— Я сказал ему: «Уезжаете?» Он в ответ: «Да, из города».
— Из города? — Фрея была в шоке. — Но зачем? Куда?
Старик угрюмо смотрел на нее:
— Люди приезжают, уезжают. Это Нью-Йорк.
Фрея вежливо поблагодарила его и пошла дальше. Она говорила себе, что глупо так волноваться. Ей нет никакого дела до того, куда и зачем уехал Джек. Негодяй, она никогда его не простит. И не желает больше видеть. Она сама ему об этом сказала. Никогда. Слово гулко ударило в грудь. Июль, август, сентябрь… В сентябре он должен вернуться. У него работа.
Что, если он вообще не вернется? Если она прогнала его навсегда? Фрея никак не могла вспомнить название города, откуда Джек родом. Оуквилл? Окленд?
О, да какая разница! Она ступила на проезжую часть и чуть было не столкнулась с велосипедистом, выразительно покрутившим пальцем у виска. Как поступил Джек с Росинантом? «Где ты?» — сердито воскликнула она про себя. Но ответа не последовало.
Жизнь Джека вошла в рабочую колею. Он вставал на рассвете вместе с птицами, умывался, одевался, делал необходимую работу по дому. До пяти сидел за машинкой, потом отправлялся на вечернюю прогулку, плавал в быстрой речке, иногда ловил форель на ужин. По вечерам разводил огонь в очаге и перечитывал написанное. Делал пометки на завтра. Потом забирался в гамак и засыпал еще до десяти. Скучновато, но он чувствовал себя здоровым и сильным. Кроме того, строгий распорядок способствовал сосредоточению. Медленно, но верно стопка напечатанного росла на его столе.
В субботу после обеда он садился в пикап и возвращался в цивилизацию. Он так привык к затворничеству, что поездка в сонный крохотный городишко казалась ему не менее захватывающей, чем прогулка по Пятой авеню. «Эй, пиццерия! Женщины! Телевизор!» Повсюду приходилось задерживаться подолгу: здесь люди любили поговорить, и он считал, что хотя бы из дружелюбия должен поддержать разговор.
Вначале он заезжал на почту, проверяя, нет ли для него писем. Писем было мало, поскольку немногие знали, где его искать. Затем он заезжал в магазин, чтобы пополнить запас продовольствия. Джек решительно обходил прилавок с вином и пивом (крепкие спиртные напитки — вне закона), он также игнорировал взгляды, которые на него бросала молоденькая кассирша, и ее игривый тон, когда она задавала ему вопросы. «Притормози, парень!»
Раз или два он хотел купить открытку с видами, чтобы послать Фрее — пару строк, и все. Но что он ей напишет? «Я здесь работаю над романом» — слишком хвастливо. «Думаю о тебе» — она сразу порвет открытку. Сделав покупки, Джек неприлично рано, к шести часам, отправлялся в трактир, где съедал целую гору цыплят и бараньих котлет на косточке. Еду подавали на деревянных блюдах в виде свиньи, на гарнир шла кукуруза с густой подливой. Затем он возвращался домой и читал Пруста. Еще немного, и он начнет его понимать.
Сегодня жара стояла страшная, несмотря на то что осень уже заявляла о себе, слегка позолотив кроны деревьев. Джек припарковал машину на главной улице и поспешил в прохладный сумрак почтового отделения — там работал вентилятор. Как обычно, люди подходили, чтобы поздороваться и поболтать, он отвечал с улыбкой. У него не было ровным счетом никакого предчувствия.
— Похоже, вы сегодня именинник, — сказал мужчина за стойкой, когда Джек наконец добрался до маленького окошка, и протянул ему целых три письма.
Джек отошел с письмами в угол, испытывая нелегкое чувство от того, что его собственный отец, Кэндис и Лорен одновременно решили ему написать. Он решил начать с послания Кэндис (сиреневая почтовая бумага, почерк с закорючками, обратный адрес на конверте). Он разрезал конверт и вытащил то, что, очевидно, являлось длинным важным сообщением.
«Дорогой Джек, — писала она. — Боюсь, что новость, которую я должна тебе сообщить, явится для тебя страшным ударом…»
Глава 33
Три месяца спустя
— Не нервничай.
— Я не нервничаю!.. Как я выгляжу?
— Я уже говорил тебе, ты выглядишь прекрасно!
— Прекрасно? В последний раз, когда я спрашивала, ты сказал «красиво»!
— Ты выглядишь красиво.
— А еще раньше ты сказал «сказочно».
— Ты выглядишь сказочно и красиво — лучишься и сияешь, в общем, так, как положено выглядеть невесте.
— Как насчет прически? Я ненавижу ноябрь. В ноябре в Нью-Йорке всегда так ветрено.
— Твоя прическа — само совершенство. Мы в такси, ты не забыла?
— Что, если его там нет?
— Он там. Прекрати ощипывать свой букет.
— Но я так нехорошо с ним поступила!
— А он ужасно относился к тебе. Вы простили друг друга. Это называется любовью.
— Я сейчас упаду в обморок.
— Не упадешь.
— Я на самом деле его люблю, правда.
— Я знаю.
— О Боже, мы уже на месте! Ты захватил успокоительное?
Церковь была битком набита, невеста опаздывала. В третий раз органист начинал играть «Возрадуемся во Христе». Джек, теребя манжеты, осматривал ряды собравшихся: все одеты словно на похороны, кругом с детства знакомые лица. Запах дорогих духов смешивался с удушливым ароматом белых лилий. Ему было жарко и неуютно в непривычном костюме. Воротник сдавливал горло, как удавка, заставляя вытягивать шею под агрессивным углом, словно ему предстояло вести в последний бой армию конфедератов на проклятых янки. И тем не менее он обещал Кэндис и обещал отцу. Он должен был через это пройти.
— О'кей! Вдохни поглубже. Ты готова?
— Ты первый.
— Не глупи.
— Только выгляни. Ради меня. Пожалуйста!
Дверь в церковь была приоткрыта. Проход к алтарю выложили красной керамической плиткой. Гости шушукались. На том конце красной дорожки в тревожном ожидании стоял мужчина и смотрел на весьма колоритное изображение распятия. Фрея улыбнулась. Майкл повернул голову, и лицо его озарилось такой радостью, что глаза защипало от слез.
— Мы собрались здесь, чтобы приобщиться к святому таинству соединения в браке этого мужчины и этой женщины, что является высокой честью…
Джек перехватил взгляд мачехи. Она подмигнула, и на какой-то миг ему стало легко. После Лорен отец женился еще дважды: он никогда не принимал брак всерьез. Джек иногда задумывался, не повторит ли он отца в этом смысле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100