Идем в постель!
— Ах, идиотом? — Харли отстранился от меня и моих протянутых к нему рук. Голос его прозвучал холодно. — Ты заставила меня пройти через все это, а теперь называешь идиотом? — Он провел рукой по волосам и покачал головой. — Я не знаю, что и думать, Синди. Право, не знаю.
— Да прекрати ты! Нечего дуться!
— Я никогда не дуюсь. — Харли скрестил руки на груди и снова вперил взор во тьму.
Я вернулась в комнату и подождала, но его силуэт на балконе оставался неподвижным. Во мне разгорался гнев. Как он смеет обвинять меня в том, что я спала с таким монстром, как Чак Вудкок? Харли обращается со мной как со шлюхой, с проституткой! Вполне в его духе то, что он воображает меня кем-то вроде героини фильма «Красотка». А что бы делал Харли, если бы я и впрямь была проституткой? Как та девица из фильма? И какое продолжение имела бы эта история в жизни? Я представила себе, как ссорятся стареющие Джулия Робертс и Ричард Гир, пока она укладывает спать детей.
Вот он оборачивается к ней, перестав чистить зубы, и бросает ей в лицо: «Как ты смеешь критиковать меня после всего, что сделала? Если бы не я, ты бы все еще околачивалась на улицах…»
Я медленно сосчитала до ста, потом заперла балконную дверь и выключила свет.
— И черт с тобой, — сказала я пустой комнате. Послышался энергичный стук в стекло балконной двери.
— Впусти меня, Синди! Перестань дурить!
Я забралась в постель и зарылась головой в подушки. Измученная тем, что целую неделю удовлетворяла сексуальные аппетиты Харли, я тотчас же крепко уснула.
На следующее утро он был полон раскаяния.
— Не знаю, что на меня нашло! — Харли поднялся с мокрого плетеного стула, на котором провел всю ночь. — Мне очень жаль, Синди! Прости меня! Я чувствую себя ослом.
Его зубы выбивали дробь. Руки и ноги покрыла гусиная кожа.
— Похоже, меня кто-то искусал. — Встревожившись, Харли начал рыться в многочисленных флакончиках и горшочках фирмы «Лапиник» на туалетном столике. — Есть у нас какой-нибудь антисептический крем?
Позже в тот же самый день я нашла Харли в нашем номере. Он лежал на кушетке, прижимая к животу диванную подушку, и отчаянно рыдал.
— Харли! — испуганно вскрикнула я. — Что случилось? Судя по виду, он был серьезно болен или съехал с катушек.
Харли издал страдальческий вопль, потом сел на кушетке и улыбнулся мне:
— Что? Ты что-то сказала?
Я молча смотрела на Харли, опасаясь за его рассудок.
— О, прости, это всего лишь мои биоэнергетические упражнения, — объяснил он с глупейшим видом. — Я погружаюсь в свои детские эмоции, чтобы выпустить скопившуюся во мне ярость. Если этого не сделать, она будет нарастать и вызывать напряжение. — В глазах его появились огоньки. — Конечно, это не единственный способ снимать напряжение, — добавил он, бросая многозначительный взгляд на постель. — Хочешь?
В подобных обстоятельствах я сочла своим долгом согласиться, но что-то изменилось. Теперь секс уже не был ничем не осложненным физическим актом, теперь в нем появились моральные отголоски наказания и подавления. Каждый толчок в моем теле отдавался обвинениями, которые я слышала от него прежде, и проникал в мое сознание. Ему была нестерпима мысль о том, что я дарила свою благосклонность другим мужчинам, но разве могло быть иначе? Я предложила Харли свое тело, и он взял его как трофей, как свидетельство своей мужской сущности и силы. Он не сделал попытки заглянуть глубже, проникнуть дальше красоты Синди, в ее внутренний мир, в ее личность. Я чувствовала себя преданной и оскверненной этими его знаками внимания. Я никак не ожидала, что любовь может быть такой.
На следующий день во время наших ежеутренних сексуальных упражнений я внезапно получила передышку.
— О Боже! На простынях кровь! — закричал Харли, выпрыгивая из постели будто ужаленный. Он осмотрел свои покрасневшие гениталии, потом помчался в ванную с выражением ужаса на лице.
Сквозь запертую дверь до меня доносилось журчание воды, пущенной на полную мощность.
— Не волнуйся! — крикнула я. — У меня просто начались месячные.
Наконец Харли вернулся с полотенцем, обернутым вокруг талии.
— Должно быть, ты разочарована, дорогая, — сказал он, садясь на краешек кровати и протягивая мне коробку бумажных салфеток. — Я очень разочарован.
— Думаю, я переживу это. — Я улыбнулась от облегчения, поскольку теперь целую неделю могла располагать своим телом.
— Ничего, — продолжал Харли. — Может быть, в следующем месяце нам повезет больше.
— Что значит «повезет больше»?
— Есть только одно утешение. — Он одарил меня странной улыбкой. — По крайней мере в следующий раз ребенок будет уж точно моим. — Харли похлопал меня по животу. — Надеюсь, первенцем у нас будет мальчик.
Я выпрямилась на кровати и уставилась на него.
— Но, Харли… Я думаю… Не стоит ли нам немного повременить… с детьми?
— А зачем ждать?
Внезапно перед моим мысленным взором возникло видение: процессия одетых в бледно-голубые костюмчики наследников империи «Лапиник». Я пока не была готова взвалить на себя ответственность за целую семью. Мне предстояло еще разобраться в собственной жизни.
— Я…
— Не волнуйся, — усмехнулся он. — Из тебя получится замечательная мамаша.
Я решила не сообщать ему, что перед свадьбой начала принимать противозачаточные пилюли. Скоро, конечно, у него возникнут подозрения на этот счет, но я справлюсь с этой проблемой, как только соберусь с силами. А пока что я должна проявлять особую осторожность и принимать по пилюле ежедневно.
Я не хотела стать жертвой несчастной случайности.
Когда наш медовый месяц закончился, я чувствовала себя измученной, поскольку не подозревала, какое напряжение постоянно терпеть общество другого человеческого существа. Харли редко выпускал меня из поля зрения. Он ревниво наблюдал за мной каждую минуту, следил за каждым моим шагом, особенно если поблизости оказывались мужчины. Я чувствовала себя узницей.
Я твердила себе, что постепенно все наладится и пока рано делать выводы. Когда мы привыкнем жить вместе и я освоюсь в мире Харли, он научится лучше понимать меня и уважать во мне личность. Я обязана сделать усилие и потерпеть некоторое время.
В аэропорту нас встретил Жозе и повез незнакомой мне дорогой в Беверли-Хиллз. Я узнала местность, только когда мы свернули на бульвар Сансет.
— Смотри! — шепнул Харли, показывая куда-то вверх.
Я подняла глаза и испытала шок, увидев свое лицо, увеличенное до огромных размеров и смотревшее на меня с гигантского плаката.
На плакате мои губы были слегка приоткрыты, а в глазах застыло мечтательное выражение. Надпись гласила:
«"Лапиник"! Будь лицом из толпы!»
— Ты такая красивая, — пробормотал Харли. — Я горжусь тобой, Синди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Ах, идиотом? — Харли отстранился от меня и моих протянутых к нему рук. Голос его прозвучал холодно. — Ты заставила меня пройти через все это, а теперь называешь идиотом? — Он провел рукой по волосам и покачал головой. — Я не знаю, что и думать, Синди. Право, не знаю.
— Да прекрати ты! Нечего дуться!
— Я никогда не дуюсь. — Харли скрестил руки на груди и снова вперил взор во тьму.
Я вернулась в комнату и подождала, но его силуэт на балконе оставался неподвижным. Во мне разгорался гнев. Как он смеет обвинять меня в том, что я спала с таким монстром, как Чак Вудкок? Харли обращается со мной как со шлюхой, с проституткой! Вполне в его духе то, что он воображает меня кем-то вроде героини фильма «Красотка». А что бы делал Харли, если бы я и впрямь была проституткой? Как та девица из фильма? И какое продолжение имела бы эта история в жизни? Я представила себе, как ссорятся стареющие Джулия Робертс и Ричард Гир, пока она укладывает спать детей.
Вот он оборачивается к ней, перестав чистить зубы, и бросает ей в лицо: «Как ты смеешь критиковать меня после всего, что сделала? Если бы не я, ты бы все еще околачивалась на улицах…»
Я медленно сосчитала до ста, потом заперла балконную дверь и выключила свет.
— И черт с тобой, — сказала я пустой комнате. Послышался энергичный стук в стекло балконной двери.
— Впусти меня, Синди! Перестань дурить!
Я забралась в постель и зарылась головой в подушки. Измученная тем, что целую неделю удовлетворяла сексуальные аппетиты Харли, я тотчас же крепко уснула.
На следующее утро он был полон раскаяния.
— Не знаю, что на меня нашло! — Харли поднялся с мокрого плетеного стула, на котором провел всю ночь. — Мне очень жаль, Синди! Прости меня! Я чувствую себя ослом.
Его зубы выбивали дробь. Руки и ноги покрыла гусиная кожа.
— Похоже, меня кто-то искусал. — Встревожившись, Харли начал рыться в многочисленных флакончиках и горшочках фирмы «Лапиник» на туалетном столике. — Есть у нас какой-нибудь антисептический крем?
Позже в тот же самый день я нашла Харли в нашем номере. Он лежал на кушетке, прижимая к животу диванную подушку, и отчаянно рыдал.
— Харли! — испуганно вскрикнула я. — Что случилось? Судя по виду, он был серьезно болен или съехал с катушек.
Харли издал страдальческий вопль, потом сел на кушетке и улыбнулся мне:
— Что? Ты что-то сказала?
Я молча смотрела на Харли, опасаясь за его рассудок.
— О, прости, это всего лишь мои биоэнергетические упражнения, — объяснил он с глупейшим видом. — Я погружаюсь в свои детские эмоции, чтобы выпустить скопившуюся во мне ярость. Если этого не сделать, она будет нарастать и вызывать напряжение. — В глазах его появились огоньки. — Конечно, это не единственный способ снимать напряжение, — добавил он, бросая многозначительный взгляд на постель. — Хочешь?
В подобных обстоятельствах я сочла своим долгом согласиться, но что-то изменилось. Теперь секс уже не был ничем не осложненным физическим актом, теперь в нем появились моральные отголоски наказания и подавления. Каждый толчок в моем теле отдавался обвинениями, которые я слышала от него прежде, и проникал в мое сознание. Ему была нестерпима мысль о том, что я дарила свою благосклонность другим мужчинам, но разве могло быть иначе? Я предложила Харли свое тело, и он взял его как трофей, как свидетельство своей мужской сущности и силы. Он не сделал попытки заглянуть глубже, проникнуть дальше красоты Синди, в ее внутренний мир, в ее личность. Я чувствовала себя преданной и оскверненной этими его знаками внимания. Я никак не ожидала, что любовь может быть такой.
На следующий день во время наших ежеутренних сексуальных упражнений я внезапно получила передышку.
— О Боже! На простынях кровь! — закричал Харли, выпрыгивая из постели будто ужаленный. Он осмотрел свои покрасневшие гениталии, потом помчался в ванную с выражением ужаса на лице.
Сквозь запертую дверь до меня доносилось журчание воды, пущенной на полную мощность.
— Не волнуйся! — крикнула я. — У меня просто начались месячные.
Наконец Харли вернулся с полотенцем, обернутым вокруг талии.
— Должно быть, ты разочарована, дорогая, — сказал он, садясь на краешек кровати и протягивая мне коробку бумажных салфеток. — Я очень разочарован.
— Думаю, я переживу это. — Я улыбнулась от облегчения, поскольку теперь целую неделю могла располагать своим телом.
— Ничего, — продолжал Харли. — Может быть, в следующем месяце нам повезет больше.
— Что значит «повезет больше»?
— Есть только одно утешение. — Он одарил меня странной улыбкой. — По крайней мере в следующий раз ребенок будет уж точно моим. — Харли похлопал меня по животу. — Надеюсь, первенцем у нас будет мальчик.
Я выпрямилась на кровати и уставилась на него.
— Но, Харли… Я думаю… Не стоит ли нам немного повременить… с детьми?
— А зачем ждать?
Внезапно перед моим мысленным взором возникло видение: процессия одетых в бледно-голубые костюмчики наследников империи «Лапиник». Я пока не была готова взвалить на себя ответственность за целую семью. Мне предстояло еще разобраться в собственной жизни.
— Я…
— Не волнуйся, — усмехнулся он. — Из тебя получится замечательная мамаша.
Я решила не сообщать ему, что перед свадьбой начала принимать противозачаточные пилюли. Скоро, конечно, у него возникнут подозрения на этот счет, но я справлюсь с этой проблемой, как только соберусь с силами. А пока что я должна проявлять особую осторожность и принимать по пилюле ежедневно.
Я не хотела стать жертвой несчастной случайности.
Когда наш медовый месяц закончился, я чувствовала себя измученной, поскольку не подозревала, какое напряжение постоянно терпеть общество другого человеческого существа. Харли редко выпускал меня из поля зрения. Он ревниво наблюдал за мной каждую минуту, следил за каждым моим шагом, особенно если поблизости оказывались мужчины. Я чувствовала себя узницей.
Я твердила себе, что постепенно все наладится и пока рано делать выводы. Когда мы привыкнем жить вместе и я освоюсь в мире Харли, он научится лучше понимать меня и уважать во мне личность. Я обязана сделать усилие и потерпеть некоторое время.
В аэропорту нас встретил Жозе и повез незнакомой мне дорогой в Беверли-Хиллз. Я узнала местность, только когда мы свернули на бульвар Сансет.
— Смотри! — шепнул Харли, показывая куда-то вверх.
Я подняла глаза и испытала шок, увидев свое лицо, увеличенное до огромных размеров и смотревшее на меня с гигантского плаката.
На плакате мои губы были слегка приоткрыты, а в глазах застыло мечтательное выражение. Надпись гласила:
«"Лапиник"! Будь лицом из толпы!»
— Ты такая красивая, — пробормотал Харли. — Я горжусь тобой, Синди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94