Боялся, что я могу от него узнать то, что узнала Вэл. Это он убил мою сестру и едва не прикончил меня в Принстоне. Но он совершил одну ошибку, этот дьявол. Он забыл или просто не подумал о вас, Клайв. — Я поднялся и похлопал его по плечу.
— Ну, дела... — протянул бедняга, не в силах сразу переварить всю эту информацию.
— Сестра каким-то образом узнала об ассасинах, и некто не захотел рисковать. Решил убрать ее прежде, чем она успеет поделиться этой информацией... Именно поэтому Хорстман решил убить и меня тоже...
— Что-то я не совсем понимаю, друг.
— Но самое занимательное во всем этом деле... так это тот факт, что Хорстман получал приказы из Рима.
— И пытался убить вас? Не понимаю...
Я принялся объяснять, пил виски и много чего ему наговорил в тот вечер, и, наверное, зря это сделал. Но я завелся, меня, что называется, занесло.
Перед тем как распрощаться со мной, Клайв Патерностер достал из книжного шкафа старый атлас Британских островов. Отрыл его и ткнул грязным обгрызенным ногтем в маленькую точку на карте, обозначавшую местонахождение монастыря Сент-Сикстус.
2
Дрю Саммерхейс позвонил отцу Данну утром, а встреча у них была назначена на два часа дня.
— Если я ошибаюсь, поправьте меня, — произнес Саммерхейс тонким и пронзительным голосом. — Но вроде бы вы хотели обсудить со мной дела сугубо личного характера? Я не ошибаюсь?
Отец Данн хмыкнул. Звонок застиг его у окна, он пытался разглядеть в бинокль уток в Центральном парке.
— Ну, давайте скажем так. Счета через час я не потребую.
— Тогда, значит, по сугубо личному вопросу. И в таком случае, может, вы заскочите ко мне, в мой маленький скромный домик? Там нам будет удобнее. Это возможно, святой отец?
— С радостью.
— Вот и хорошо. Едете по Пятой авеню почти до Вашингтон-сквер. А там рядом и мои скромные владения. — Он назвал номер дома. — Жду вас в два. До встречи.
Данн вышел из такси, перешел через Пятую авеню и увидел старинную каменную ограду вокруг строения, подъезд к которому преграждали встроенные в асфальт столбы. Утро выдалось холодное, но солнечное, каждая деталь выделялась с особой резкостью. Небольшой домик был выкрашен в веселый желтый цвет с оливковой и белой окантовкой, казалось, буквально вчера его покрыли слоем свежей краски. В желтых ящиках для цветов росли миниатюрные вечнозеленые растения, тянули из черной почвы к небу заостренные верхушки. Данн постучал в дверь, взявшись за медное кольцо с горгульей, точной копией одной из тех, что украшали собор Нотр-Дам. Медная горгулья щерила пасть в приветливой улыбке.
Дверь отворил слуга Саммерхейса по имени Эджкомб и проводил Данна в светлую и уютную гостиную, обставленную мягкой мебелью в радостную бело-желтую полоску. Обстановку довершали книжные шкафы, небольшой камин с аккуратной кучкой поленьев, вазы с живыми цветами, а через стеклянные двери был виден маленький ухоженный сад, залитый солнечным светом. Из спрятанных непонятно где динамиков лилась музыка, каждая нота падала, точно драгоценный камень, в неподвижную гладь царившей здесь тишины. Данн подивился тому, как гармонично и продуманно может быть устроено жилье человека. Наверное, именно эта обстановка помогала старику Саммерхейсу так долго сохранять бодрость духа и тела. Хозяину такого прекрасного дома особенно обидно будет умирать, расставаться с этим уютным и замечательным мирком.
Он смотрел в сад, как вдруг за спиной раздался тонкий пронзительный голос.
— Отец Данн! Очень рад, очень. Надеюсь, легко меня нашли.
В дверях стоял Саммерхейс. Высокий, с прямой, как палка, спиной, гладко выбритый и пахнущий туалетной водой и еще немного ромом. На нем был серый костюм в елочку, накрахмаленная белая рубашка, клубный галстук в оливково-красную полоску, на ногах замшевые туфли. Весь его облик дышал такой законченностью и безупречностью, что Данн не сдержал улыбки. И еще заметил про себя: не мешало бы запомнить все это. Может пригодиться для следующей книги.
Саммерхейс уселся в одно из кресел, Данн из скромности, что обычно было для него не характерно, примостился на краешке дивана. За спиной у Саммерхейса висело на белой стене большое полотно Джаспера Джонса. Сплошные американские флаги, видимо, они были призваны напомнить, что это дом патриота.
Эджкомб внес серебряный поднос с кофейным прибором, поставил на низенький столик и бесшумно удалился.
— Я очень рад видеть вас, святой отец, — сказал Саммерхейс, — и одновременно сгораю от любопытства. Ведь вы вроде бы связаны с семьей Дрискилов, я не ошибаюсь?
— Ничуть. И знаете что, не люблю ходить вокруг да около. Если не возражаете, готов сразу перейти к делу. Даже не буду комментировать наличие полотна Джаспера Джонса.
Саммерхейс весело сощурился.
— Мистер Джонс ничего не узнает, обещаю.
— Вот и хорошо. Вы вроде бы были старым другом Хью и Мэри Дрискилов, я не ошибся? Вы не против воспоминаний? Они могут далеко завести.
— Дальше этого места не получится, — с улыбкой заметил Саммерхейс.
— Вспоминать бывает нелегко.
— Вы же священник. И, полагаю, обладаете опытом и умеете выслушивать самые деликатные признания. Я тоже. Вот уже почти сто лет только и делаю, что говорю о самых неприятных вещах. Спрашивайте, не стесняйтесь.
— Недавно услышал я одну замечательную историю, — начал Данн. — Вполне, на мой взгляд, правдивую, но было бы лучше подкрепить ее доказательствами. История давняя, немного притянутая за уши, повествует о превратностях жизни...
— Не слишком хочется иметь дело с притянутыми за уши историями, — холодно вставил Саммерхейс.
— Ну, в этом я не совсем уверен. Героями этой истории являются священник, умерший пятьдесят лет тому назад, женщина, умершая тридцать лет тому назад, и один из ваших ближайших друзей...
Саммерхейс понимающе улыбнулся.
— Уже догадался, куда вы гнете. Не удивлен, что это всплыло. Впрочем, прошло слишком много времени. — Он наклонился, налил две чашки кофе. — Сливки?
— Нет, привык последнее время пить без них. — Данн обжег язык густой коричневой жидкостью. — И все же, одна дама поведала мне весьма любопытную историю. Почти полвека ждала, когда появится человек, которому можно рассказать все это.
— И кто же она такая?
— Старая монахиня, подруга семейства Дрискилов. Некогда учила Бена и Вэл. Была очень дружна с Мэри Дрискил. Сестра Мария-Ангелина...
— А, ну да, конечно. Я ее знал. Была потрясающе привлекательной женщиной.
— Скажите, мне всегда было интересно... какая она была внешне, Мэри Дрискил?
— Мэри? О, очень красивая, высокая, стройная, врожденное чувство достоинства. Волосы светло-каштановые, цвет лица просто чудесный, обладала прекрасным чувством юмора. Могла запросто высмеять любого. С ней не так-то просто было подружиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
— Ну, дела... — протянул бедняга, не в силах сразу переварить всю эту информацию.
— Сестра каким-то образом узнала об ассасинах, и некто не захотел рисковать. Решил убрать ее прежде, чем она успеет поделиться этой информацией... Именно поэтому Хорстман решил убить и меня тоже...
— Что-то я не совсем понимаю, друг.
— Но самое занимательное во всем этом деле... так это тот факт, что Хорстман получал приказы из Рима.
— И пытался убить вас? Не понимаю...
Я принялся объяснять, пил виски и много чего ему наговорил в тот вечер, и, наверное, зря это сделал. Но я завелся, меня, что называется, занесло.
Перед тем как распрощаться со мной, Клайв Патерностер достал из книжного шкафа старый атлас Британских островов. Отрыл его и ткнул грязным обгрызенным ногтем в маленькую точку на карте, обозначавшую местонахождение монастыря Сент-Сикстус.
2
Дрю Саммерхейс позвонил отцу Данну утром, а встреча у них была назначена на два часа дня.
— Если я ошибаюсь, поправьте меня, — произнес Саммерхейс тонким и пронзительным голосом. — Но вроде бы вы хотели обсудить со мной дела сугубо личного характера? Я не ошибаюсь?
Отец Данн хмыкнул. Звонок застиг его у окна, он пытался разглядеть в бинокль уток в Центральном парке.
— Ну, давайте скажем так. Счета через час я не потребую.
— Тогда, значит, по сугубо личному вопросу. И в таком случае, может, вы заскочите ко мне, в мой маленький скромный домик? Там нам будет удобнее. Это возможно, святой отец?
— С радостью.
— Вот и хорошо. Едете по Пятой авеню почти до Вашингтон-сквер. А там рядом и мои скромные владения. — Он назвал номер дома. — Жду вас в два. До встречи.
Данн вышел из такси, перешел через Пятую авеню и увидел старинную каменную ограду вокруг строения, подъезд к которому преграждали встроенные в асфальт столбы. Утро выдалось холодное, но солнечное, каждая деталь выделялась с особой резкостью. Небольшой домик был выкрашен в веселый желтый цвет с оливковой и белой окантовкой, казалось, буквально вчера его покрыли слоем свежей краски. В желтых ящиках для цветов росли миниатюрные вечнозеленые растения, тянули из черной почвы к небу заостренные верхушки. Данн постучал в дверь, взявшись за медное кольцо с горгульей, точной копией одной из тех, что украшали собор Нотр-Дам. Медная горгулья щерила пасть в приветливой улыбке.
Дверь отворил слуга Саммерхейса по имени Эджкомб и проводил Данна в светлую и уютную гостиную, обставленную мягкой мебелью в радостную бело-желтую полоску. Обстановку довершали книжные шкафы, небольшой камин с аккуратной кучкой поленьев, вазы с живыми цветами, а через стеклянные двери был виден маленький ухоженный сад, залитый солнечным светом. Из спрятанных непонятно где динамиков лилась музыка, каждая нота падала, точно драгоценный камень, в неподвижную гладь царившей здесь тишины. Данн подивился тому, как гармонично и продуманно может быть устроено жилье человека. Наверное, именно эта обстановка помогала старику Саммерхейсу так долго сохранять бодрость духа и тела. Хозяину такого прекрасного дома особенно обидно будет умирать, расставаться с этим уютным и замечательным мирком.
Он смотрел в сад, как вдруг за спиной раздался тонкий пронзительный голос.
— Отец Данн! Очень рад, очень. Надеюсь, легко меня нашли.
В дверях стоял Саммерхейс. Высокий, с прямой, как палка, спиной, гладко выбритый и пахнущий туалетной водой и еще немного ромом. На нем был серый костюм в елочку, накрахмаленная белая рубашка, клубный галстук в оливково-красную полоску, на ногах замшевые туфли. Весь его облик дышал такой законченностью и безупречностью, что Данн не сдержал улыбки. И еще заметил про себя: не мешало бы запомнить все это. Может пригодиться для следующей книги.
Саммерхейс уселся в одно из кресел, Данн из скромности, что обычно было для него не характерно, примостился на краешке дивана. За спиной у Саммерхейса висело на белой стене большое полотно Джаспера Джонса. Сплошные американские флаги, видимо, они были призваны напомнить, что это дом патриота.
Эджкомб внес серебряный поднос с кофейным прибором, поставил на низенький столик и бесшумно удалился.
— Я очень рад видеть вас, святой отец, — сказал Саммерхейс, — и одновременно сгораю от любопытства. Ведь вы вроде бы связаны с семьей Дрискилов, я не ошибаюсь?
— Ничуть. И знаете что, не люблю ходить вокруг да около. Если не возражаете, готов сразу перейти к делу. Даже не буду комментировать наличие полотна Джаспера Джонса.
Саммерхейс весело сощурился.
— Мистер Джонс ничего не узнает, обещаю.
— Вот и хорошо. Вы вроде бы были старым другом Хью и Мэри Дрискилов, я не ошибся? Вы не против воспоминаний? Они могут далеко завести.
— Дальше этого места не получится, — с улыбкой заметил Саммерхейс.
— Вспоминать бывает нелегко.
— Вы же священник. И, полагаю, обладаете опытом и умеете выслушивать самые деликатные признания. Я тоже. Вот уже почти сто лет только и делаю, что говорю о самых неприятных вещах. Спрашивайте, не стесняйтесь.
— Недавно услышал я одну замечательную историю, — начал Данн. — Вполне, на мой взгляд, правдивую, но было бы лучше подкрепить ее доказательствами. История давняя, немного притянутая за уши, повествует о превратностях жизни...
— Не слишком хочется иметь дело с притянутыми за уши историями, — холодно вставил Саммерхейс.
— Ну, в этом я не совсем уверен. Героями этой истории являются священник, умерший пятьдесят лет тому назад, женщина, умершая тридцать лет тому назад, и один из ваших ближайших друзей...
Саммерхейс понимающе улыбнулся.
— Уже догадался, куда вы гнете. Не удивлен, что это всплыло. Впрочем, прошло слишком много времени. — Он наклонился, налил две чашки кофе. — Сливки?
— Нет, привык последнее время пить без них. — Данн обжег язык густой коричневой жидкостью. — И все же, одна дама поведала мне весьма любопытную историю. Почти полвека ждала, когда появится человек, которому можно рассказать все это.
— И кто же она такая?
— Старая монахиня, подруга семейства Дрискилов. Некогда учила Бена и Вэл. Была очень дружна с Мэри Дрискил. Сестра Мария-Ангелина...
— А, ну да, конечно. Я ее знал. Была потрясающе привлекательной женщиной.
— Скажите, мне всегда было интересно... какая она была внешне, Мэри Дрискил?
— Мэри? О, очень красивая, высокая, стройная, врожденное чувство достоинства. Волосы светло-каштановые, цвет лица просто чудесный, обладала прекрасным чувством юмора. Могла запросто высмеять любого. С ней не так-то просто было подружиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200