«А ты, дорогой папочка, и сделал этот снимок, ведь так? И именно ты предал старого своего друга Д'Амбрицци этому слизняку Инделикато». — Она посмела назвать Манфреди Инделикато слизняком, Бен! Что происходит? Чтоб монахиня посмела сказать такое, что это означает?
— Это означает, что Инделикато и был слизняком. Она права. — Мне показалось, я даже улыбнулся. Вэл было бы приятно слышать это, уверен. — Она еще слишком слабо выразилась.
— Она не понимала, что люди, подобные Инделикато и Пию, я ведь знал этого человека, Бен, они понимали, что есть добро, а что зло, они заботились о Церкви, не думали о сиюминутной нравственной выгоде, не выставляли себя... Господи, да что там говорить, Бен, ведь Д'Амбрицци покушался на самого Папу! Его надо было остановить. И я, будучи его близким другом... я мог просто убить его! Надо было убить. Но я не смог, я слишком любил его, а потому и предал!... А она, видите ли, заявляет, что зря я спасал Пия! Она просто обезумела, Бен, вот что, и сеяла вокруг себя безумие. Она презрела все свои обеты! Она стала подстилкой Локхарта! Она собиралась разрушить все, неужели ты этого не понимаешь? Нет, ни черта ты не понял из того, что я тут говорил... Я сделал то, что должен был сделать. Днем выехал из дома, Хорстман ждал меня на дороге в Принстон. Мой отъезд служил ему сигналом... — Отец заплакал. — Это был самый страшный момент в моей жизни. Это и есть сердце тьмы, Бен, и ты не знаешь, не понимаешь, что это такое...
— Да, отец, тебе пришлось нелегко. Ты прошел через настоящий ад. — В глазах помутилось, мне хотелось убить его сейчас же, сию минуту...
— Я и есть в аду! Господи, неужели не видишь? Я в аду, и мне из него уже никогда не выбраться...
— А люди говорят, что нет на свете справедливости, — заметил я. — Так, давай разберемся... ты дал Инделикато или Хорстману сигнал убить собственную дочь. Мне плевать, когда и как... но в чем ее преступление? Разве Вэл кого-нибудь убила? Разве на дороге или там, в часовне, осталось чье-то другое тело, а не ее? Она была монахиней, она любила свою Церковь, она верила в изначальное ее добро и правоту. Она хотела избавить Церковь от зла и не была при этом фанатичкой или сумасшедшей. У нее были доказательства, что Церковью правят безумцы. Между Вэл и тобой существует огромная разница. Ты не веришь в саму сущность Церкви, а она верила! Она верила в справедливость, порядочность, доброту и силу Церкви, она знала, что стоит Церкви очиститься, и она будет жить и процветать снова!
— Но я спас тебя, Бен! Они и тебя хотели убить, когда я лежал в больнице... и так хотел умереть, все из-за Вэл... Они на тебя напали, и тогда я передал Инделикато, что если ты погибнешь, я все расскажу, обращусь в газеты, потому что тогда у меня ничего не останется... Потому что Церковь и без того уже заставила меня заглянуть в бездну... Ты меня слышишь? Я спас тебя, я спас Церковь!
— Мои поздравления, отец.
— И потом она занялась этой историей с Говерно. Сказала, что убийство — это вполне в моем стиле... что и это выплывет наружу... Она посмела заглянуть в бездну и тащила меня за собой...
— Я знаю, что такое сердце тьмы. Я тоже заглянул в эту бездну. — Я увидел Вэл, маленькую девчушку в красном купальнике, она танцевала в струях фонтана, солнце зажигало искры в каплях влаги на коже, и казалось, что крохотное ее тельце усыпано бриллиантами. И я шагнул к отцу. Пришло время положить конец этим страданиям. Пришло время уничтожить бешеного пса.
Он резко отпрянул. Он понял, что его ждет. Отцеубийство... что ж, и это преступление прекрасно вписывалось в семейное досье.
Он приподнял руку, пытаясь защититься. Рукава свитера были в крови.
И тут я услышал шум. Стук, а потом и сдавленный крик. Обернулся. В комнате никого не было, кроме нас двоих. Елка насмешливо подмигивала разноцветными огоньками. Они отражались в глазах медведя, точно чучело вдруг ожило. Стук превратился в грохот, и что-то треснуло, прямо над головой.
На стекле, в окне на скате крыши, лежал человек. Руки раскинуты, кулаки бьют по стеклу, а само стекло и рама вот-вот вылетят.
И тут обрушилось само небо. Ворвалось в комнату под весом тела. Алюминиевая рама изогнулась и лопнула, по стеклу побежали трещины, а потом на нас просыпался целый ливень битого стекла и алюминиевых планок, переливающихся, сверкающих в свете огня и лампочек. В лицо ударил ледяной ветер, миллионы снежинок закружили по комнате, отец что-то кричал, и в вихре стекла, снега и металла прямо на нас, точно метеорит с неба, падал человек.
Тело ударилось о спинку дивана, врезалось в журнальный столик и распростерлось на полу, прямо под елкой. Он лежал лицом вниз. Потом вдруг задрыгал ногами, силясь перевернуться на спину. Руки в перчатках пытались стащить черную лыжную маску, точно он задыхался.
Я опустился перед ним на колени. Перевернул. Весь перед белой парки был залит кровью. В нижней левой части туловища, прямо над поясом, виднелось аккуратное входное отверстие от пули, а переворачивая его, я заметил и выходное, в нижней части спины. Было очень много крови. Стало ясно, что мы слышали вовсе не треск сломанной ветки. Он продолжал цепляться за маску. И парка, и маска были усеяны мелкими осколками стекла. Он глухо кашлял, пытался что-то сказать.
Я помог снять маску. Лицо исцарапано и все в крови. Это был Арти Данн.
Он поднял на меня глаза, слизнул с губы кровь.
— Паршивый выдался денек, — пробормотал он и зашелся в хриплом смехе. — Этот ублюдок в меня стрелял. В меня... Я следил за вами... Сидел у костра... Я знал, что он придет за вашим отцом... Он здесь.
— Знали?...
— Знал, что Саммерхейс никакой не Архигерцог... Что это ваш отец, больше просто некому... Боялся, что вы никогда этого не поймете... о, черт, какже больно... Извините за крышу, но я должен был... предупредить вас. — Глаза его немного затуманились. Он задвигал головой, пытаясь оглядеться. — А ваш отец скверно выглядит... Вам нужен защитник, Бен, ей-богу... — Он закашлялся, облизал губы. Слюна была розовой. Возможно, от порезов во рту. — Мне уже лучше... Послушайте, он здесь. Он вернулся, и здесь... Я знал, что он придет. — Я обнял отца Данна за плечи, немного приподнял, чтоб было легче дышать. — Я знал, что он придет... ждал... — Силы покидали его с каждой секундой.
Отец сидел перед камином, обхватив голову руками. Вытирал глаза, размазывал рукавом кровь по лицу. Под разводами крови лицо было пепельно-серым, точно сырой цемент.
— Что он говорит? Скажи мне, что он там говорит? Кто здесь? Кто пришел?
Тут за спиной у меня раздался голос, и я сразу узнал его. Я слышал этот же голос в церкви в Авиньоне, он велел мне возвращаться домой. Теперь я знал, почему он не убил меня тогда, ведь у него были все шансы. Отец замолвил за меня словечко, с больничной койки в Принстоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200
— Это означает, что Инделикато и был слизняком. Она права. — Мне показалось, я даже улыбнулся. Вэл было бы приятно слышать это, уверен. — Она еще слишком слабо выразилась.
— Она не понимала, что люди, подобные Инделикато и Пию, я ведь знал этого человека, Бен, они понимали, что есть добро, а что зло, они заботились о Церкви, не думали о сиюминутной нравственной выгоде, не выставляли себя... Господи, да что там говорить, Бен, ведь Д'Амбрицци покушался на самого Папу! Его надо было остановить. И я, будучи его близким другом... я мог просто убить его! Надо было убить. Но я не смог, я слишком любил его, а потому и предал!... А она, видите ли, заявляет, что зря я спасал Пия! Она просто обезумела, Бен, вот что, и сеяла вокруг себя безумие. Она презрела все свои обеты! Она стала подстилкой Локхарта! Она собиралась разрушить все, неужели ты этого не понимаешь? Нет, ни черта ты не понял из того, что я тут говорил... Я сделал то, что должен был сделать. Днем выехал из дома, Хорстман ждал меня на дороге в Принстон. Мой отъезд служил ему сигналом... — Отец заплакал. — Это был самый страшный момент в моей жизни. Это и есть сердце тьмы, Бен, и ты не знаешь, не понимаешь, что это такое...
— Да, отец, тебе пришлось нелегко. Ты прошел через настоящий ад. — В глазах помутилось, мне хотелось убить его сейчас же, сию минуту...
— Я и есть в аду! Господи, неужели не видишь? Я в аду, и мне из него уже никогда не выбраться...
— А люди говорят, что нет на свете справедливости, — заметил я. — Так, давай разберемся... ты дал Инделикато или Хорстману сигнал убить собственную дочь. Мне плевать, когда и как... но в чем ее преступление? Разве Вэл кого-нибудь убила? Разве на дороге или там, в часовне, осталось чье-то другое тело, а не ее? Она была монахиней, она любила свою Церковь, она верила в изначальное ее добро и правоту. Она хотела избавить Церковь от зла и не была при этом фанатичкой или сумасшедшей. У нее были доказательства, что Церковью правят безумцы. Между Вэл и тобой существует огромная разница. Ты не веришь в саму сущность Церкви, а она верила! Она верила в справедливость, порядочность, доброту и силу Церкви, она знала, что стоит Церкви очиститься, и она будет жить и процветать снова!
— Но я спас тебя, Бен! Они и тебя хотели убить, когда я лежал в больнице... и так хотел умереть, все из-за Вэл... Они на тебя напали, и тогда я передал Инделикато, что если ты погибнешь, я все расскажу, обращусь в газеты, потому что тогда у меня ничего не останется... Потому что Церковь и без того уже заставила меня заглянуть в бездну... Ты меня слышишь? Я спас тебя, я спас Церковь!
— Мои поздравления, отец.
— И потом она занялась этой историей с Говерно. Сказала, что убийство — это вполне в моем стиле... что и это выплывет наружу... Она посмела заглянуть в бездну и тащила меня за собой...
— Я знаю, что такое сердце тьмы. Я тоже заглянул в эту бездну. — Я увидел Вэл, маленькую девчушку в красном купальнике, она танцевала в струях фонтана, солнце зажигало искры в каплях влаги на коже, и казалось, что крохотное ее тельце усыпано бриллиантами. И я шагнул к отцу. Пришло время положить конец этим страданиям. Пришло время уничтожить бешеного пса.
Он резко отпрянул. Он понял, что его ждет. Отцеубийство... что ж, и это преступление прекрасно вписывалось в семейное досье.
Он приподнял руку, пытаясь защититься. Рукава свитера были в крови.
И тут я услышал шум. Стук, а потом и сдавленный крик. Обернулся. В комнате никого не было, кроме нас двоих. Елка насмешливо подмигивала разноцветными огоньками. Они отражались в глазах медведя, точно чучело вдруг ожило. Стук превратился в грохот, и что-то треснуло, прямо над головой.
На стекле, в окне на скате крыши, лежал человек. Руки раскинуты, кулаки бьют по стеклу, а само стекло и рама вот-вот вылетят.
И тут обрушилось само небо. Ворвалось в комнату под весом тела. Алюминиевая рама изогнулась и лопнула, по стеклу побежали трещины, а потом на нас просыпался целый ливень битого стекла и алюминиевых планок, переливающихся, сверкающих в свете огня и лампочек. В лицо ударил ледяной ветер, миллионы снежинок закружили по комнате, отец что-то кричал, и в вихре стекла, снега и металла прямо на нас, точно метеорит с неба, падал человек.
Тело ударилось о спинку дивана, врезалось в журнальный столик и распростерлось на полу, прямо под елкой. Он лежал лицом вниз. Потом вдруг задрыгал ногами, силясь перевернуться на спину. Руки в перчатках пытались стащить черную лыжную маску, точно он задыхался.
Я опустился перед ним на колени. Перевернул. Весь перед белой парки был залит кровью. В нижней левой части туловища, прямо над поясом, виднелось аккуратное входное отверстие от пули, а переворачивая его, я заметил и выходное, в нижней части спины. Было очень много крови. Стало ясно, что мы слышали вовсе не треск сломанной ветки. Он продолжал цепляться за маску. И парка, и маска были усеяны мелкими осколками стекла. Он глухо кашлял, пытался что-то сказать.
Я помог снять маску. Лицо исцарапано и все в крови. Это был Арти Данн.
Он поднял на меня глаза, слизнул с губы кровь.
— Паршивый выдался денек, — пробормотал он и зашелся в хриплом смехе. — Этот ублюдок в меня стрелял. В меня... Я следил за вами... Сидел у костра... Я знал, что он придет за вашим отцом... Он здесь.
— Знали?...
— Знал, что Саммерхейс никакой не Архигерцог... Что это ваш отец, больше просто некому... Боялся, что вы никогда этого не поймете... о, черт, какже больно... Извините за крышу, но я должен был... предупредить вас. — Глаза его немного затуманились. Он задвигал головой, пытаясь оглядеться. — А ваш отец скверно выглядит... Вам нужен защитник, Бен, ей-богу... — Он закашлялся, облизал губы. Слюна была розовой. Возможно, от порезов во рту. — Мне уже лучше... Послушайте, он здесь. Он вернулся, и здесь... Я знал, что он придет. — Я обнял отца Данна за плечи, немного приподнял, чтоб было легче дышать. — Я знал, что он придет... ждал... — Силы покидали его с каждой секундой.
Отец сидел перед камином, обхватив голову руками. Вытирал глаза, размазывал рукавом кровь по лицу. Под разводами крови лицо было пепельно-серым, точно сырой цемент.
— Что он говорит? Скажи мне, что он там говорит? Кто здесь? Кто пришел?
Тут за спиной у меня раздался голос, и я сразу узнал его. Я слышал этот же голос в церкви в Авиньоне, он велел мне возвращаться домой. Теперь я знал, почему он не убил меня тогда, ведь у него были все шансы. Отец замолвил за меня словечко, с больничной койки в Принстоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200