Старик был подавлен и очень нервничал, поэтому беспрестанно говорил с водителем.
— Джон тогда не приехал ко мне, а теперь я не могу его перевезти, — говорил он. — Я не мог уснуть всю ночь. Вы будете очень любезны, если отвезете меня домой, я не могу избавиться от ужасного впечатления, от лица Джейса! Я ничего не видел кошмарнее. Вы его тоже видели? Кто напал на него, человек или зверь? Вы не знаете? Нет? Какие страшные вещи происходят. Мне кажется, что никто мне ничего не сможет сказать по этому поводу. Вы не думаете, что Джейсу воздалось за его грехи? Его слабость к мясной пище... Эта безнравственная женщина! И эта игра? Какой позор! И... вы не знаете, был ли он пьян, когда это произошло?
— Откуда я знаю! — сказал шофер. — Давайте переменим разговор, хотите?
— Я никогда не видел таких ужасных ран на человеческом лице, — бормотал старик.
— Не говорите больше об этом, — предупредил водитель.
— Обыкновенные люди не хотят ничего знать о страшных сторонах этой жизни, — продолжал Стентон. — Это их отличает от артистов. Это неважно, во что они верят. Мы, люди искусства, стоим лицом к лицу с жизнью, мы можем понять красоту и власть. Все это я воплощаю в музыке, я связан со своим квинтетом. О, музыка! Это самое главное...
— Вы можете оставить меня в покое? — громко сказал шофер грузовика. — Посмотрим, успокоитесь ли вы, когда приедем домой?
Стентон повернулся к водителю и вдруг спросил:
— Нет ли у вас случайно нотного листа? Конечно нет, зачем вы будете его с собой возить? Но вы не могли бы вести грузовик побыстрее? Я сейчас чувствую в себе музыку и хочу занести ее на бумагу.
— Подите вы!.. — заорал шофер. Но нажал на газ.
Стентон, не поблагодарив водителя, выскочил из грузовика около двери своего дома и быстро вбежал в него. Со всей возможной для него скоростью он поднялся в свою комнату.
На его рабочем столе лежала нотная бумага, много ее было в шкафу, на покрывале кровати, на полу, на журнальном столике. Стентон склонился над столом, и его карандаш начал быстро выписывать нотные каракули, перелагая на музыку то, что звучало у него в мозгу. Его глаза были наполнены слезами.
— О, бедный Джейс, — стонал он. — Ты жил не напрасно! Ты был моим любимым братом! Ты будешь вечно живым для меня!
— Он взял еще один нотный лист и записал новые музыкальные фразы. Перед ним вставало лицо его брата... лицо, которое истязали, искаженное от мук, жаждущее блаженства, заранее предвкушающее суровый приговор преступнику — это не было абстрактным созданием искусства.
— Это не должно пропасть, — говорил он кому-то. — Вдохновение больше не придет. Я должен это записать. Но я сейчас ничего не слышу. Необходимо прислушаться.
Он поспешно спустился по ступенькам, не замечая миссис Свенсон, которая спросила, не хочет ли он чего-нибудь съесть. Старик еще не завтракал, но потерял аппетит. Он прислушивался только к себе.
Через боковую дверь Стентон вышел в сад. Вдруг он увидел, какой разгром кто-то учинил в саду прошедшей ночью. Вся фасоль была переломана, помидоры помяты, созревшие плоды раздавлены, зеленые оторваны от кустов, все растения были изувечены.
— О! — воскликнул Стентон с грустью.
Но в этот момент музыка опять начала звучать в его голове. Быстро, носками туфель он стал разравнивать растоптанные грядки. Потом взял грабли и провел параллельные линии на земле. Он утрамбовал другую площадку и там тоже нарисовал нотные линейки... Чтобы располагать большим пространством, он граблями разровнял участок сзади, отбрасывая уже испорченные помидоры. Потом поспешно повернул свое орудие производства и концом его ручки начал записывать ноты на ровной земле.
— Бессмертная красота! — воскликнул композитор, изображая на земле музыкальные фразы и запев сразу на три голоса.
— О спасибо, Бог мой! Вот что у меня есть!
После он начал горько рыдать. Миссис Свенсон вышла в сад с подносом, на котором стояла какая-то снедь. Он подскочил к ней.
— Оставьте это там! — выкрикнул он. — Осторожней!
Не подходите сюда!
Женщина поставила поднос и собралась уходить. Композитор опять начал ходить по земле, исписанной нотами, обдумывая, как бы завершить тему контрголосами. После он припомнил и сказал:
— Принесите мне нотные листы.
Но миссис Свенсон уже несколько минут отсутствовала.
— Чертова баба!-пробормотал композитор. — Я должен идти сам. Что за люди!
Детектив Флетчер Дэвис приехал в «Голубой Джек» на простеньком автомобиле со своим чемоданом, со своим револьвером и со своими теориями. Он был рад, что его пригласили расследовать такое странное дело.
Дэвис был среднего роста, худощавый, со светлыми волосами и с такими же светлыми усами, едва заметными на его лице. Его голубые глаза внимательно глядели сквозь круглые очки. У него был тихий голос и спокойные манеры. В указанную ему Джорджем Кивером комнату он вошел с приятной улыбкой.
— Не хочу сказать, что я очень проницателен, но думаю, что смогу помочь, — объявил он.
— Это меня радует, — ответил Кивер. — Будьте как дома. Позавтракайте с нами, весь персонал к вашим услугам.
— Благодарю вас, — сказал Дэвис и повернулся к Киверу.
— Когда журналисты перестанут писать о происшествиях с эффектными подробностями, все окажется намного проще. Мне кажется существенным то, что у Джейса карманы были полны денег. Я уверен, что из обитателей этого дома никто не виноват, и буду огорчен, если вы скажете мне противоположное. Но ведь здесь бывает много людей, желающих хорошо выиграть, все хотят метать банк, верно? Отлично, а теперь представьте меня крупье, я хочу узнать, кто этой ночью был в наибольшем проигрыше.
— Полиция, — сказал Кивер, — уже изучала этот аспект, но он принес плохой урожай. Впрочем, как вы хотите. Я попрошу шерифа Хаскелла, чтобы он скооперировался с вами.
Затем детектив попросил представить его Франсуазе Бриджеман, которая была в курсе всех дел казино. Дэвис улыбнулся ей и очень серьезно сказал:
— У меня есть сведения, что эта трагедия нанесла вам лично страшный удар. Поверьте, я испытываю к вам сердечную симпатию, но успех моего расследования и поисков справедливости зависит от того, что я буду точно знать, где вы действительно находились этой ночью. Я думаю, что заведение будет открыто, как обычно, и вам тоже не стоит менять своих привычек, если вы, конечно, найдете в себе силы.
Франсуаза улыбнулась.
— У меня нет выбора.
— Спасибо, — сказал Дэвис. — А теперь скажите, сколько мистер Коннерли проиграл в последний раз?..
— Проиграл? Ничего более того, что он мог себе позволить.
— Да, но сколько тысяч может стоить этот проигрыш? Хотя бы приблизительно.
— Коннерли никогда не говорил мне, что он много проигрывал.
— Нет? — удивился Флетчер Дэвис. — Но я наводил справки, прежде чем прийти сюда, и оказалось, что все его рестораны заложены, причем совсем недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Джон тогда не приехал ко мне, а теперь я не могу его перевезти, — говорил он. — Я не мог уснуть всю ночь. Вы будете очень любезны, если отвезете меня домой, я не могу избавиться от ужасного впечатления, от лица Джейса! Я ничего не видел кошмарнее. Вы его тоже видели? Кто напал на него, человек или зверь? Вы не знаете? Нет? Какие страшные вещи происходят. Мне кажется, что никто мне ничего не сможет сказать по этому поводу. Вы не думаете, что Джейсу воздалось за его грехи? Его слабость к мясной пище... Эта безнравственная женщина! И эта игра? Какой позор! И... вы не знаете, был ли он пьян, когда это произошло?
— Откуда я знаю! — сказал шофер. — Давайте переменим разговор, хотите?
— Я никогда не видел таких ужасных ран на человеческом лице, — бормотал старик.
— Не говорите больше об этом, — предупредил водитель.
— Обыкновенные люди не хотят ничего знать о страшных сторонах этой жизни, — продолжал Стентон. — Это их отличает от артистов. Это неважно, во что они верят. Мы, люди искусства, стоим лицом к лицу с жизнью, мы можем понять красоту и власть. Все это я воплощаю в музыке, я связан со своим квинтетом. О, музыка! Это самое главное...
— Вы можете оставить меня в покое? — громко сказал шофер грузовика. — Посмотрим, успокоитесь ли вы, когда приедем домой?
Стентон повернулся к водителю и вдруг спросил:
— Нет ли у вас случайно нотного листа? Конечно нет, зачем вы будете его с собой возить? Но вы не могли бы вести грузовик побыстрее? Я сейчас чувствую в себе музыку и хочу занести ее на бумагу.
— Подите вы!.. — заорал шофер. Но нажал на газ.
Стентон, не поблагодарив водителя, выскочил из грузовика около двери своего дома и быстро вбежал в него. Со всей возможной для него скоростью он поднялся в свою комнату.
На его рабочем столе лежала нотная бумага, много ее было в шкафу, на покрывале кровати, на полу, на журнальном столике. Стентон склонился над столом, и его карандаш начал быстро выписывать нотные каракули, перелагая на музыку то, что звучало у него в мозгу. Его глаза были наполнены слезами.
— О, бедный Джейс, — стонал он. — Ты жил не напрасно! Ты был моим любимым братом! Ты будешь вечно живым для меня!
— Он взял еще один нотный лист и записал новые музыкальные фразы. Перед ним вставало лицо его брата... лицо, которое истязали, искаженное от мук, жаждущее блаженства, заранее предвкушающее суровый приговор преступнику — это не было абстрактным созданием искусства.
— Это не должно пропасть, — говорил он кому-то. — Вдохновение больше не придет. Я должен это записать. Но я сейчас ничего не слышу. Необходимо прислушаться.
Он поспешно спустился по ступенькам, не замечая миссис Свенсон, которая спросила, не хочет ли он чего-нибудь съесть. Старик еще не завтракал, но потерял аппетит. Он прислушивался только к себе.
Через боковую дверь Стентон вышел в сад. Вдруг он увидел, какой разгром кто-то учинил в саду прошедшей ночью. Вся фасоль была переломана, помидоры помяты, созревшие плоды раздавлены, зеленые оторваны от кустов, все растения были изувечены.
— О! — воскликнул Стентон с грустью.
Но в этот момент музыка опять начала звучать в его голове. Быстро, носками туфель он стал разравнивать растоптанные грядки. Потом взял грабли и провел параллельные линии на земле. Он утрамбовал другую площадку и там тоже нарисовал нотные линейки... Чтобы располагать большим пространством, он граблями разровнял участок сзади, отбрасывая уже испорченные помидоры. Потом поспешно повернул свое орудие производства и концом его ручки начал записывать ноты на ровной земле.
— Бессмертная красота! — воскликнул композитор, изображая на земле музыкальные фразы и запев сразу на три голоса.
— О спасибо, Бог мой! Вот что у меня есть!
После он начал горько рыдать. Миссис Свенсон вышла в сад с подносом, на котором стояла какая-то снедь. Он подскочил к ней.
— Оставьте это там! — выкрикнул он. — Осторожней!
Не подходите сюда!
Женщина поставила поднос и собралась уходить. Композитор опять начал ходить по земле, исписанной нотами, обдумывая, как бы завершить тему контрголосами. После он припомнил и сказал:
— Принесите мне нотные листы.
Но миссис Свенсон уже несколько минут отсутствовала.
— Чертова баба!-пробормотал композитор. — Я должен идти сам. Что за люди!
Детектив Флетчер Дэвис приехал в «Голубой Джек» на простеньком автомобиле со своим чемоданом, со своим револьвером и со своими теориями. Он был рад, что его пригласили расследовать такое странное дело.
Дэвис был среднего роста, худощавый, со светлыми волосами и с такими же светлыми усами, едва заметными на его лице. Его голубые глаза внимательно глядели сквозь круглые очки. У него был тихий голос и спокойные манеры. В указанную ему Джорджем Кивером комнату он вошел с приятной улыбкой.
— Не хочу сказать, что я очень проницателен, но думаю, что смогу помочь, — объявил он.
— Это меня радует, — ответил Кивер. — Будьте как дома. Позавтракайте с нами, весь персонал к вашим услугам.
— Благодарю вас, — сказал Дэвис и повернулся к Киверу.
— Когда журналисты перестанут писать о происшествиях с эффектными подробностями, все окажется намного проще. Мне кажется существенным то, что у Джейса карманы были полны денег. Я уверен, что из обитателей этого дома никто не виноват, и буду огорчен, если вы скажете мне противоположное. Но ведь здесь бывает много людей, желающих хорошо выиграть, все хотят метать банк, верно? Отлично, а теперь представьте меня крупье, я хочу узнать, кто этой ночью был в наибольшем проигрыше.
— Полиция, — сказал Кивер, — уже изучала этот аспект, но он принес плохой урожай. Впрочем, как вы хотите. Я попрошу шерифа Хаскелла, чтобы он скооперировался с вами.
Затем детектив попросил представить его Франсуазе Бриджеман, которая была в курсе всех дел казино. Дэвис улыбнулся ей и очень серьезно сказал:
— У меня есть сведения, что эта трагедия нанесла вам лично страшный удар. Поверьте, я испытываю к вам сердечную симпатию, но успех моего расследования и поисков справедливости зависит от того, что я буду точно знать, где вы действительно находились этой ночью. Я думаю, что заведение будет открыто, как обычно, и вам тоже не стоит менять своих привычек, если вы, конечно, найдете в себе силы.
Франсуаза улыбнулась.
— У меня нет выбора.
— Спасибо, — сказал Дэвис. — А теперь скажите, сколько мистер Коннерли проиграл в последний раз?..
— Проиграл? Ничего более того, что он мог себе позволить.
— Да, но сколько тысяч может стоить этот проигрыш? Хотя бы приблизительно.
— Коннерли никогда не говорил мне, что он много проигрывал.
— Нет? — удивился Флетчер Дэвис. — Но я наводил справки, прежде чем прийти сюда, и оказалось, что все его рестораны заложены, причем совсем недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41