Да, я слушаю... Я знаю, шеф, но... очень хорошо... Слушаюсь, я дам расписку. Нет, здесь нет никакой ручки для... да, я вам позвоню. Хорошо...
Агент шерифа повесил трубку и провел по лицу ладонью. Он посмотрел на Поллока, как бы извиняясь за свои действия. Боксер мрачно сказал:
— Я не брал у мистера Коннерли ни цента!
— Не брал! — отчаянно крикнул агент, — я знаю! Вы накопили! Не знаю, существует ли справедливость в этом округе, но я твердо знаю одну вещь, мистер Поллок. Вам повезло, и очень повезло! Я не верю, что вы совершили преступление и поэтому на этот раз мы вас отпускаем. Вы будете под наблюдением и ничего больше.
— Да, — Клив подмигнул. — И ничего больше! Агент, тяжело дыша, за два прыжка спустился с лестницы.
Он прошел мимо трех людей, которые стояли в стороне от гаража, но ему не хотелось ни смотреть на них, ни разговаривать с ними. Он сел в машину и уехал.
— Мне показалось, вы сказали, что это ваш приятель, — заметил Вайту Стентон.
— Я узнал машину, но не знаком с человеком, который на ней приехал, — непринужденно объяснил Ватни Вайт. — Вы сомневаетесь в моих словах?
Доктор улыбнулся Рите, но композитор подошел ближе и продолжал:
— Никоим образом. Возможно, что этот кулачный боец убил моего брата, но для этого нет никаких доказательств. Возможно, Поллок что-то знает о преступлении. Мне все это очень не нравится. Я вижу, что его освободили, и это напрасно. Я был совершенно спокоен, когда он находился в тюрьме, хотя и сомневаюсь, что это он убил моего брата. Тот слишком много тратил денег, вел очень легкомысленную жизнь. Джон получал свои деньги у отца для Поллока, а тот не такой дурак, чтобы испортить себе положение и лишиться источника дохода. Интересно знать, где он хранил свои деньги?
— Вы хотите сказать, что он что-то знает о преступлении?
— Доктор Вайт, — сказал Стентон задумчиво, — мы еще не раз будем говорить с вами о музыке и танцах и не надо все сводить к этому печальному происшествию. Моя жизнь не защищена, я чувствую опасность, и если вы хотите знать мое мнение, то сюда приглашен частный детектив, возможно, он знает настоящего виновника.
— Я все понимаю, спасибо, — сказал Вайт. — А сейчас вы не одолжите мне эту пластинку?
— А, видите, вы ее уже захотели! — радостно воскликнул Стентон. — Это — Опус восемьдесят один. Я вам ее дам, но будьте с ней очень осторожны. Скажите мисс Бриджеман, что я ей очень симпатизирую, трудно, конечно, охватить все, но в ее танце присутствуют очень хорошие ритмы. Мне нравится легкость, с которой она танцевала прошлой ночью.
— Спасибо, — любезно улыбаясь, сказала Рита. Вайт посмотрел на следы около гаража, ведущие от входной двери на верхний этаж. Он подумал, что они оставлены подметками, подбитыми гвоздями с большими шляпками, или подкованными туфлями для бега. Стентон, так и не причесав всклокоченные на макушке волосы, прошел со своими посетителями мимо дома и проводил их до сада.
— А теперь я попрощаюсь с вами, чтобы немного поработать в саду; надо привести в порядок грядку с помидорами. Это очень успокаивает кровообращение, особенно когда кровь ударяет в голову. Но, доктор, вы так и не сказали, сколько мне дадут за мою музыку к номеру мисс Бриджеман. Сколько я смогу получить?
— Я уже думал об этом, — сказал Вайт. — Если ваша музыка пойдет, вы будете иметь двадцать процентов со всех доходов мисс Бриджеман. Скажите, в какой форме вы хотите их получать? И как объявлять эту музыку в программе?
— Да! — воскликнул композитор. — Это интересный пункт! Я ее объявлю просто, как самую великую музыку из всей, что я написал, и хочу поставить свое имя... Стентон Коннерли!
— А я, — в свою очередь сказала Рита, — станцую лучший танец из всех, что я когда-нибудь танцевала.
— Восхитительно! — воскликнул композитор и счастливо засмеялся.
Наступил вечер. Арди Легрелл ждал, когда Франсуаза оденется и приготовится к работе. Он долго, несколько часов старался сосредоточиться для беседы с ней, и когда увидел ее в коридоре первого этажа, обратил внимание, что она направляется к окнам на противоположной стороне зала. Легрелл последовал за ней.
Женщина отодвинула занавески на окне, прижалась лицом к стеклу, глядя через него в наступающую темноту.
Легрелл бесшумно приблизился к Франсуазе.
Дверь в коридор оставалась открытой и мягкий свет из залы доходил до окна. Женщина поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, оглядываясь по сторонам.
Она быстро повернулась, посмотрела на Легрелла и нервно сказала:
— Я боюсь!
— Я это вижу, — сказал метрдотель, держась от нее на расстоянии. — Вы слышали какой-то шум на крыше?
— Нет, я ничего не слышала, — ответила Франсуаза. Она отошла от него в темноту и сделала шаг назад.
— Не надо быть такой пугливой, — сказал Легрелл, — вы притворяетесь.
— В чем? — быстро спросила Франсуаза.
— Что кто-то, взобравшись по лестнице, хочет напасть на вас. Это детектив Дэвис убеждал Кивера в том, что вчера некто таинственный бродил по крыше. Он вам об этом говорил?
— Да.
— И он вам рассказал, что кто-то спрятался в доме?
— Он мне говорил о страшном двуногом звере, — ответила женщина.
— Прекрасная шутка! — хмыкнул Легрелл, оставаясь спокойным и слегка приоткрывая дверь сзади нее. — Они не думают ни о каком воре, они думают только об убийце. За кем бдительно следят на самом деле, так это за Эваном Табором. Вы уже знаете, что в его машине обнаружили кровь, а после нашли окровавленный платок на шоссе. Табор признался, что это он его выкинул. Его видели полицейские. У них принято работать и не разговаривать. А расписка, которую Табор передал Коннерли, пропала, что вы думаете об этом? На самом деле деньги вытащили из кармана для того, чтобы создать впечатление ограбления и замаскировать пропажу расписки. Коннерли выиграл у Табора фабрику незадолго до того, как его убили. Это известно Хаскеллу. Он же вам все это говорил, не правда ли?
Франсуаза Бриджеман молча отошла от Легрелла поближе к двери.
Он продолжал говорить:
— И боксер тоже замешан в этом грязном деле; мне кажется, что он не настолько глуп, каким себя выставляет. Когда я его выгонял из казино, то просто выполнял свои обязанности. Я не предполагал, что он отнимет у меня дубинку, но он это сделал. А я достал дубинку, как вам известно, потому, что меня на это вынудили. Его бросили в тюрьму, чтобы заставить говорить. Он помалкивает о том, что знает, и своим молчанием только все запутывает. Но хорошо! Я чувствую, что Табор воспользуется этим потому, что ему необходима расписка, которую он написал на салфетке. Он думает, что арест Поллока вернет ему деньги. Вот в чем штука!
Легрелл последовал за Франсуазой в освещенную часть зала. Когда он оказался совсем близко от нее, то понизил голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Агент шерифа повесил трубку и провел по лицу ладонью. Он посмотрел на Поллока, как бы извиняясь за свои действия. Боксер мрачно сказал:
— Я не брал у мистера Коннерли ни цента!
— Не брал! — отчаянно крикнул агент, — я знаю! Вы накопили! Не знаю, существует ли справедливость в этом округе, но я твердо знаю одну вещь, мистер Поллок. Вам повезло, и очень повезло! Я не верю, что вы совершили преступление и поэтому на этот раз мы вас отпускаем. Вы будете под наблюдением и ничего больше.
— Да, — Клив подмигнул. — И ничего больше! Агент, тяжело дыша, за два прыжка спустился с лестницы.
Он прошел мимо трех людей, которые стояли в стороне от гаража, но ему не хотелось ни смотреть на них, ни разговаривать с ними. Он сел в машину и уехал.
— Мне показалось, вы сказали, что это ваш приятель, — заметил Вайту Стентон.
— Я узнал машину, но не знаком с человеком, который на ней приехал, — непринужденно объяснил Ватни Вайт. — Вы сомневаетесь в моих словах?
Доктор улыбнулся Рите, но композитор подошел ближе и продолжал:
— Никоим образом. Возможно, что этот кулачный боец убил моего брата, но для этого нет никаких доказательств. Возможно, Поллок что-то знает о преступлении. Мне все это очень не нравится. Я вижу, что его освободили, и это напрасно. Я был совершенно спокоен, когда он находился в тюрьме, хотя и сомневаюсь, что это он убил моего брата. Тот слишком много тратил денег, вел очень легкомысленную жизнь. Джон получал свои деньги у отца для Поллока, а тот не такой дурак, чтобы испортить себе положение и лишиться источника дохода. Интересно знать, где он хранил свои деньги?
— Вы хотите сказать, что он что-то знает о преступлении?
— Доктор Вайт, — сказал Стентон задумчиво, — мы еще не раз будем говорить с вами о музыке и танцах и не надо все сводить к этому печальному происшествию. Моя жизнь не защищена, я чувствую опасность, и если вы хотите знать мое мнение, то сюда приглашен частный детектив, возможно, он знает настоящего виновника.
— Я все понимаю, спасибо, — сказал Вайт. — А сейчас вы не одолжите мне эту пластинку?
— А, видите, вы ее уже захотели! — радостно воскликнул Стентон. — Это — Опус восемьдесят один. Я вам ее дам, но будьте с ней очень осторожны. Скажите мисс Бриджеман, что я ей очень симпатизирую, трудно, конечно, охватить все, но в ее танце присутствуют очень хорошие ритмы. Мне нравится легкость, с которой она танцевала прошлой ночью.
— Спасибо, — любезно улыбаясь, сказала Рита. Вайт посмотрел на следы около гаража, ведущие от входной двери на верхний этаж. Он подумал, что они оставлены подметками, подбитыми гвоздями с большими шляпками, или подкованными туфлями для бега. Стентон, так и не причесав всклокоченные на макушке волосы, прошел со своими посетителями мимо дома и проводил их до сада.
— А теперь я попрощаюсь с вами, чтобы немного поработать в саду; надо привести в порядок грядку с помидорами. Это очень успокаивает кровообращение, особенно когда кровь ударяет в голову. Но, доктор, вы так и не сказали, сколько мне дадут за мою музыку к номеру мисс Бриджеман. Сколько я смогу получить?
— Я уже думал об этом, — сказал Вайт. — Если ваша музыка пойдет, вы будете иметь двадцать процентов со всех доходов мисс Бриджеман. Скажите, в какой форме вы хотите их получать? И как объявлять эту музыку в программе?
— Да! — воскликнул композитор. — Это интересный пункт! Я ее объявлю просто, как самую великую музыку из всей, что я написал, и хочу поставить свое имя... Стентон Коннерли!
— А я, — в свою очередь сказала Рита, — станцую лучший танец из всех, что я когда-нибудь танцевала.
— Восхитительно! — воскликнул композитор и счастливо засмеялся.
Наступил вечер. Арди Легрелл ждал, когда Франсуаза оденется и приготовится к работе. Он долго, несколько часов старался сосредоточиться для беседы с ней, и когда увидел ее в коридоре первого этажа, обратил внимание, что она направляется к окнам на противоположной стороне зала. Легрелл последовал за ней.
Женщина отодвинула занавески на окне, прижалась лицом к стеклу, глядя через него в наступающую темноту.
Легрелл бесшумно приблизился к Франсуазе.
Дверь в коридор оставалась открытой и мягкий свет из залы доходил до окна. Женщина поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, оглядываясь по сторонам.
Она быстро повернулась, посмотрела на Легрелла и нервно сказала:
— Я боюсь!
— Я это вижу, — сказал метрдотель, держась от нее на расстоянии. — Вы слышали какой-то шум на крыше?
— Нет, я ничего не слышала, — ответила Франсуаза. Она отошла от него в темноту и сделала шаг назад.
— Не надо быть такой пугливой, — сказал Легрелл, — вы притворяетесь.
— В чем? — быстро спросила Франсуаза.
— Что кто-то, взобравшись по лестнице, хочет напасть на вас. Это детектив Дэвис убеждал Кивера в том, что вчера некто таинственный бродил по крыше. Он вам об этом говорил?
— Да.
— И он вам рассказал, что кто-то спрятался в доме?
— Он мне говорил о страшном двуногом звере, — ответила женщина.
— Прекрасная шутка! — хмыкнул Легрелл, оставаясь спокойным и слегка приоткрывая дверь сзади нее. — Они не думают ни о каком воре, они думают только об убийце. За кем бдительно следят на самом деле, так это за Эваном Табором. Вы уже знаете, что в его машине обнаружили кровь, а после нашли окровавленный платок на шоссе. Табор признался, что это он его выкинул. Его видели полицейские. У них принято работать и не разговаривать. А расписка, которую Табор передал Коннерли, пропала, что вы думаете об этом? На самом деле деньги вытащили из кармана для того, чтобы создать впечатление ограбления и замаскировать пропажу расписки. Коннерли выиграл у Табора фабрику незадолго до того, как его убили. Это известно Хаскеллу. Он же вам все это говорил, не правда ли?
Франсуаза Бриджеман молча отошла от Легрелла поближе к двери.
Он продолжал говорить:
— И боксер тоже замешан в этом грязном деле; мне кажется, что он не настолько глуп, каким себя выставляет. Когда я его выгонял из казино, то просто выполнял свои обязанности. Я не предполагал, что он отнимет у меня дубинку, но он это сделал. А я достал дубинку, как вам известно, потому, что меня на это вынудили. Его бросили в тюрьму, чтобы заставить говорить. Он помалкивает о том, что знает, и своим молчанием только все запутывает. Но хорошо! Я чувствую, что Табор воспользуется этим потому, что ему необходима расписка, которую он написал на салфетке. Он думает, что арест Поллока вернет ему деньги. Вот в чем штука!
Легрелл последовал за Франсуазой в освещенную часть зала. Когда он оказался совсем близко от нее, то понизил голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41