В те годы он еще ходил в секцию бокса.
Страна еще даже не подозревала, что в мире больше миллиарда человек если не владеют в совершенстве, то хотя бы знают и хранят как свое культурное наследие, основы древних воинских искусств. Именно искусств, что особенно впечатлило Пака, когда он впервые о них услышал. Попробовал и сразу понял — его, родное. Кровь, очевидно, сказалась.
Страна тогда уже переживала форменный бум каратэ и прочих кунг-фу. Леша пришел в одну секцию, но ее очень скоро прикрыли. Оказалось, в СССР не нужны воинские искусства, коль есть всеобщая воинская обязанность. Лопатой в стройбате махать или танк водить можно и без умения сесть на шпагат. Даже статью такую ввели в УК — «за обучение каратэ». И даже с десяток человек по ней посадили.
Леша пошел на стадион «Динамо» записываться на самбо, и с удивлением узнал, что в зале занимаются каратисты. После тренировки они сняли кимоно и переоделись в синие милицейские мундиры. Это был первый урок каратэ, усвоенный восьмиклассником Паком: если всем нельзя, то людям в форме — можно. Потом выяснилось, что это не только секция, но и вербовочный пункт будущих помощников милиции.
Ученики добровольно-принудительно становились членами комсомольских патрулей и народными дружинниками. Леша ничего против этого не имел, даже приятно щекотала самолюбие исключительность нового статуса. Все на дискотеках дрались просто так, а Леша Пак махал кулаками и ногами, наводя порядок. Случались ситуации и серьезнее, но и из них он вышел с честью. На юрфак он поступил по комсомольской путевке, имея в зачете два силовых задержания опасных преступников.
Потом, уже служа в милиции, он сбился со счета, сколько их было, этих схваток. Один на один, кучей на одного и один на кучу. Против лопаты, ножа, топора, штакетины с гвоздями. Чем только не пытались в него ткнуть. Пак отделывался лишь легкими царапинами да незначительными ушибами.
Еще, кроме гибкости тела, оказалось, что у него почти актерская способность к перевоплощению. Он мог делать лицо непроницаемым, как маска восточного божка, мог заискивающе улыбаться, как вьетнамец на рынке, и через секунду выглядеть грозным и ужасным, уподобясь воинам у ворот китайского храма.
С логическим мышлением, умением настроиться на человека, наблюдательностью и интуицией тоже проблем не было.
А характер и так был бойцовский.
Поэтому вышел из Пака образцово-показательный опер уголовного розыска.
В дверь робко постучали.
— Да, войдите! — крикнул Пак, возвращаясь на рабочее место.
Дверь приоткрылась, и в кабинет проскользнул Леша Гордеев.
— О, какие люди, и без охраны! — Пак изобразил на лице радушную улыбку.
Указал на стул перед столом, где обычно сидели задержанные. Леша сел, как-то скособочившись, закинув ногу на ногу, стопой болтающейся ноги зацепился за лодыжку опорной. Поза при его долговязости вышла нелепой и неудобной. Он выпрямился, сел, положив локти на колени.
Пак наблюдал за его телодвижениями все с той же радушной улыбкой.
— Что ты вошкаешься? — процедил он. Леша вскинул глаза на Пака, нервно сглотнул и отвел взгляд.
— Я в больнице был. Ночью скрутило. — Он достал из кармана мятый листок. — Вот больничный. Как его… Аритмия.
Пак пробежал глазами листок, смял и швырнул назад Леше. Тот еле сумел поймать.
— Телефоны басаевцы повзрывали? — поинтересовался Пак.
— Реанимация же. Какие там телефоны? Пак кивнул. Лицо его при этом было светлым и доверчивым, как у восточного божка.
— Только из морга нельзя уже позвонить, Леша, — почти пропел он. И следом удар кулака обрушился на подлокотник. — Мудак! В следующий раз башку в задницу вобью.
— Обстоятельства… — промямлил Леша. Пак протяжно выдохнул сквозь сжатые зубы.
— Ширяться надо меньше, не будут в реанимацию возить. — Шепот был злой, свистящий.
— Я в завязке, Кореец, ты же знаешь. — Леша нервно задергал ногой.
— Если мне позвонят из этой больнички по поводу твоих странных анализов… — Пак улыбнулся. — Это будет последний раз, когда ты писал и какал. Ясно?
— Чистый я, клянусь!
— То-то тебя так плющит. Что трясешься?
— Нервничаю, — пробурчал Леша.
— М-да? — Пак откинулся в кресле. — Может, тебе еще и лекарство дать?
Леша сглотнул и отрицательно покачал головой.
— У меня бабки есть. Надо будет, в аптеке куплю.
Пак рассмеялся, закинув голову.
— Чего? — насупился Леша.
— Мы с тобой разговариваем, как пьяный с радиоточкой, — каждый о своем.
Пак не любил Гордеева, более того, он его ненавидел. Избалованный мальчик из хорошей семьи, сдуру попавший в угрозыск. Романтик. Иными словами, тот, кто работает за идею и ломается первым. Потому что кроме идеи никакой жизненной силы не имеют. Леша сломался на втором году службы. Резко сдал, стал рассеянным. Работал не то чтобы из-под палки, но как бы автоматически, без огня и куража. Потом всем на удивление пришел кураж. Лихорадочный, взбалмошный. И на фоне бледной немочи, каким он был почти три месяца, это было нечто. Но никто не обратил внимания.
Пак учуял по запаху. Никогда в жизни не курил, поэтому нюх был собачий. И характерный запах пота человека, подсевшего на героин, он не уловить просто не мог. Лешу он вербанул так легко, даже брезгливость по этому поводу испытал, словно в блевотину руки окунул. Леша стал самым надежным стукачом и самой преданной собакой. Пак отдавал себе отчет, что Леша конченый человек. Уже не раз приходила в голову мысль организовать Леше похороны за счет ГУВД. Хоть умрет героем, торчок поганый. Но приемлемую замену еще не нашел, только присматривался к молодому пополнению.
Леша продолжал дергать коленом, но Пак приказал себе не обращать внимания и не раздражаться по пустякам.
— Что народ говорит? — задал он дежурный для их встреч вопрос.
— Разное, — отозвался Леша. — Слышал, как Шаповалова обсуждали. Пропал, до сих пор не объявился.
— И что говорят? — Пак зевнул, прикрыв ладонью рот.
— Эдик из ОБНОНа версию выдвинул, что его менты кокнули. За те дела с пытками и кражей.
— Если за такое мочить, то в прокуратуре давно бы только мыши по коридору бегали. — Пак хмыкнул. — Что еще?
— По народу больше ничего не собрал. Некогда было. На встречу ходил.
Пак кивнул, показав, что он слушает. Сам сосредоточенно разглядывал кровоточащую вмятинку на безымянном пальце. Делал внушение подозреваемому, да не рассчитал. Не костяшкой ударил, а фалангой. Об зуб и порезался.
— Баграм меньше одного ствола брать не хотел. Еле уговорил.
Леша посмотрел на Пака, тот кивнул.
— Заказал еще пару. И что-нибудь с оптикой. Пак выставил безымянный палец, тот, что саднил.
— Чего? — удивленно посмотрел на него Леша.
— Хрен ему, а не… — Пак осекся.
— Так и передать?
— Как хочешь, так и передавай, — отмахнулся Пак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Страна еще даже не подозревала, что в мире больше миллиарда человек если не владеют в совершенстве, то хотя бы знают и хранят как свое культурное наследие, основы древних воинских искусств. Именно искусств, что особенно впечатлило Пака, когда он впервые о них услышал. Попробовал и сразу понял — его, родное. Кровь, очевидно, сказалась.
Страна тогда уже переживала форменный бум каратэ и прочих кунг-фу. Леша пришел в одну секцию, но ее очень скоро прикрыли. Оказалось, в СССР не нужны воинские искусства, коль есть всеобщая воинская обязанность. Лопатой в стройбате махать или танк водить можно и без умения сесть на шпагат. Даже статью такую ввели в УК — «за обучение каратэ». И даже с десяток человек по ней посадили.
Леша пошел на стадион «Динамо» записываться на самбо, и с удивлением узнал, что в зале занимаются каратисты. После тренировки они сняли кимоно и переоделись в синие милицейские мундиры. Это был первый урок каратэ, усвоенный восьмиклассником Паком: если всем нельзя, то людям в форме — можно. Потом выяснилось, что это не только секция, но и вербовочный пункт будущих помощников милиции.
Ученики добровольно-принудительно становились членами комсомольских патрулей и народными дружинниками. Леша ничего против этого не имел, даже приятно щекотала самолюбие исключительность нового статуса. Все на дискотеках дрались просто так, а Леша Пак махал кулаками и ногами, наводя порядок. Случались ситуации и серьезнее, но и из них он вышел с честью. На юрфак он поступил по комсомольской путевке, имея в зачете два силовых задержания опасных преступников.
Потом, уже служа в милиции, он сбился со счета, сколько их было, этих схваток. Один на один, кучей на одного и один на кучу. Против лопаты, ножа, топора, штакетины с гвоздями. Чем только не пытались в него ткнуть. Пак отделывался лишь легкими царапинами да незначительными ушибами.
Еще, кроме гибкости тела, оказалось, что у него почти актерская способность к перевоплощению. Он мог делать лицо непроницаемым, как маска восточного божка, мог заискивающе улыбаться, как вьетнамец на рынке, и через секунду выглядеть грозным и ужасным, уподобясь воинам у ворот китайского храма.
С логическим мышлением, умением настроиться на человека, наблюдательностью и интуицией тоже проблем не было.
А характер и так был бойцовский.
Поэтому вышел из Пака образцово-показательный опер уголовного розыска.
В дверь робко постучали.
— Да, войдите! — крикнул Пак, возвращаясь на рабочее место.
Дверь приоткрылась, и в кабинет проскользнул Леша Гордеев.
— О, какие люди, и без охраны! — Пак изобразил на лице радушную улыбку.
Указал на стул перед столом, где обычно сидели задержанные. Леша сел, как-то скособочившись, закинув ногу на ногу, стопой болтающейся ноги зацепился за лодыжку опорной. Поза при его долговязости вышла нелепой и неудобной. Он выпрямился, сел, положив локти на колени.
Пак наблюдал за его телодвижениями все с той же радушной улыбкой.
— Что ты вошкаешься? — процедил он. Леша вскинул глаза на Пака, нервно сглотнул и отвел взгляд.
— Я в больнице был. Ночью скрутило. — Он достал из кармана мятый листок. — Вот больничный. Как его… Аритмия.
Пак пробежал глазами листок, смял и швырнул назад Леше. Тот еле сумел поймать.
— Телефоны басаевцы повзрывали? — поинтересовался Пак.
— Реанимация же. Какие там телефоны? Пак кивнул. Лицо его при этом было светлым и доверчивым, как у восточного божка.
— Только из морга нельзя уже позвонить, Леша, — почти пропел он. И следом удар кулака обрушился на подлокотник. — Мудак! В следующий раз башку в задницу вобью.
— Обстоятельства… — промямлил Леша. Пак протяжно выдохнул сквозь сжатые зубы.
— Ширяться надо меньше, не будут в реанимацию возить. — Шепот был злой, свистящий.
— Я в завязке, Кореец, ты же знаешь. — Леша нервно задергал ногой.
— Если мне позвонят из этой больнички по поводу твоих странных анализов… — Пак улыбнулся. — Это будет последний раз, когда ты писал и какал. Ясно?
— Чистый я, клянусь!
— То-то тебя так плющит. Что трясешься?
— Нервничаю, — пробурчал Леша.
— М-да? — Пак откинулся в кресле. — Может, тебе еще и лекарство дать?
Леша сглотнул и отрицательно покачал головой.
— У меня бабки есть. Надо будет, в аптеке куплю.
Пак рассмеялся, закинув голову.
— Чего? — насупился Леша.
— Мы с тобой разговариваем, как пьяный с радиоточкой, — каждый о своем.
Пак не любил Гордеева, более того, он его ненавидел. Избалованный мальчик из хорошей семьи, сдуру попавший в угрозыск. Романтик. Иными словами, тот, кто работает за идею и ломается первым. Потому что кроме идеи никакой жизненной силы не имеют. Леша сломался на втором году службы. Резко сдал, стал рассеянным. Работал не то чтобы из-под палки, но как бы автоматически, без огня и куража. Потом всем на удивление пришел кураж. Лихорадочный, взбалмошный. И на фоне бледной немочи, каким он был почти три месяца, это было нечто. Но никто не обратил внимания.
Пак учуял по запаху. Никогда в жизни не курил, поэтому нюх был собачий. И характерный запах пота человека, подсевшего на героин, он не уловить просто не мог. Лешу он вербанул так легко, даже брезгливость по этому поводу испытал, словно в блевотину руки окунул. Леша стал самым надежным стукачом и самой преданной собакой. Пак отдавал себе отчет, что Леша конченый человек. Уже не раз приходила в голову мысль организовать Леше похороны за счет ГУВД. Хоть умрет героем, торчок поганый. Но приемлемую замену еще не нашел, только присматривался к молодому пополнению.
Леша продолжал дергать коленом, но Пак приказал себе не обращать внимания и не раздражаться по пустякам.
— Что народ говорит? — задал он дежурный для их встреч вопрос.
— Разное, — отозвался Леша. — Слышал, как Шаповалова обсуждали. Пропал, до сих пор не объявился.
— И что говорят? — Пак зевнул, прикрыв ладонью рот.
— Эдик из ОБНОНа версию выдвинул, что его менты кокнули. За те дела с пытками и кражей.
— Если за такое мочить, то в прокуратуре давно бы только мыши по коридору бегали. — Пак хмыкнул. — Что еще?
— По народу больше ничего не собрал. Некогда было. На встречу ходил.
Пак кивнул, показав, что он слушает. Сам сосредоточенно разглядывал кровоточащую вмятинку на безымянном пальце. Делал внушение подозреваемому, да не рассчитал. Не костяшкой ударил, а фалангой. Об зуб и порезался.
— Баграм меньше одного ствола брать не хотел. Еле уговорил.
Леша посмотрел на Пака, тот кивнул.
— Заказал еще пару. И что-нибудь с оптикой. Пак выставил безымянный палец, тот, что саднил.
— Чего? — удивленно посмотрел на него Леша.
— Хрен ему, а не… — Пак осекся.
— Так и передать?
— Как хочешь, так и передавай, — отмахнулся Пак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68