выпускник десантного училища и еще один девятнадцатилетний белый парень.
Эйхорд тщательно перебирал старые дела и распечатки ЭВМ, ища в них сходство с теми преступлениями, которые он расследовал сейчас. Внимание его привлекло дело о преступнике, который предпочитал женщин среднего возраста. Ему удавалось войти к ним в доверие, а потом он убивал их. Двух женщин он задушил, а в трех последних случаях приспособил для убийства пестик для колки льда. В деле нашелся даже полный отпечаток большого пальца убийцы. Он втыкал пестик в ухо жертвы в момент семяизвержения. Своеобразное стальное семяизвержение Но несмотря на пресловутый пестик, повадки преступника по многим параметрам не совпадали с почерком убийцы Тины Хоут. Но у Эйхорда не было привычки выплескивать ребенка вместе с водой. Если это, конечно, не случайное совпадение, то старый газетный отчет об убийствах, или старый полицейский журнал, или телевизионный фильм могли навести преступника на мысль скопировать убийство двадцать лет спустя. А может быть, рецидивист пребывает в добром здравии и живет в Бакхеде? Но если так, почему он все эти двадцать лет ничем себя не проявил? Может быть, он был изолирован все эти годы?
Эйхорд решил проверить последнее предположение. Он поднял досье всех осужденных условно, всех освобожденных из заключения за последние месяцы, всех подходящих по профилю душевнобольных из психиатрических заведений. Изучив протоколы арестов в Амарилло и документы на лиц, находящихся на учете в психиатрических лечебных учреждениях, он наконец составил список подозреваемых, который принял за основу.
Отправив ребят в ночной объезд на полчаса, он набрал номер домашнего телефона. Донна сняла трубку.
— Это я, — сказал он.
— Привет.
— Я только хотел предупредить, детка, что приеду поздно.
— Понятно. Хочешь загадку?
— Давай.
— Отгадай, что наш сын сделал сегодня!
— Даже пробовать не буду.
— Он сказал «папа».
— Что?!
— Ты не ослышался. Он произнес слово «папа».
— Не может быть.
— Я клянусь, — взволнованно говорила Донна, — да так звонко, как колокольчик. Он сидел в гостиной на полу с Блэки и совершенно внятно сказал слово «папа». Я просто подпрыгнула.
— Ты уверена? — Непроизвольная улыбка расползлась по его лицу. — Может, он сказал «Блэки» или вообще какую-нибудь бессмыслицу?
Блэки они назвали приблудную дворняжку.
— Джонатан, — ее голос зазвучал глуше, видимо, она отвернулась от телефонной трубки, — подойди сюда, к маме, миленький. Иди ко мне. Отгадай, мой сладкий, кто там в трубке? Иди же сюда. Вот хороший мальчик. Слушай. Приложи трубку к ушку и скажи «папа». Скажи для меня. Скажи скорей: «Па-па».
— Га-та, — прозвучало в трубке.
— Что? — спросил он, не расслышав и сильнее прижав трубку к уху.
— Га-га.
— Слышишь? Слышишь! — Донна почти кричала. — «Папа» — его первое слово из двух слогов.
— Боже! Какое счастье! Ребенок заговорил! Скажи еще раз, сынок, скажи «папа». Па-па.
— Га-а.
— Поразительно. Ребенок говорит.
— Совсем недавно это звучало совсем как «папа», — радовалась Донна. — Он заговорил. Он любит папу. Он повторил слово раз четыреста. А теперь скажи: «До свиданья, папа». — Она пошумела трубкой, но больше Джек ничего от сына не услышал. — Не важно. У него есть для практики еще несколько лет.
— Конечно. Это замечательно. Я не могу дождаться, когда приеду домой.
Она почувствовала в его голосе неподдельную радость и волнение. Они наспех прошептали друг другу слова любви и простились.
Эйхорду не терпелось оказаться дома. Он всю дорогу гнал машину на предельно допустимой скорости, и по лицу его блуждала счастливая улыбка. Он уже представлял себе, как будет зимой учить ребенка кататься на коньках. Славный мальчишка! Мысли о работе покинули его.
Он до сих пор обожал Донну, и сейчас предвкушал, как будет счастлив, когда приедет домой, к ней; эти мысли согревали его. Ему вспомнилось, как хороша она была утром: стройная, в летнем платье. Думая о жене, он часто вспоминал кадр из старого фильма: блондинка в белом платье, ветер треплет ее одежду и волосы, и яркие манящие чувственные губы Мэрилин произносят: «Боже! Какое счастье!»
Округ Мосс-Гров
Наливая холодный чай на кубики льда, Диана поглядывала на свою подругу, сидящую в маленькой нише гостиной. Светлые тени от деревьев лениво перемещались по стенам, словно стараясь не попадать под жгучие лучи солнца, этого полуденного бедствия, которое выжарило квартиры, расплавило мозги и довело всех до изнеможения, граничащего со слабоумием.
Сначала засуха, потом дожди, потом пекло.
— Говорят, что каждый следующий год хуже предыдущего, — произнесла гостья. — У нас на работе кто-то сказал: «Сейчас настолько жарко, что можно поджарить яйцо на...»
— Да-да, на капоте машины, я знаю, — раздраженно закончила Диана. Потом улыбнулась, чтобы смягчить впечатление от, несвойственной ей грубости. Поистине эта жара несносна, если она не сумела сдержать себя, слишком хорошо понимая, какие последствия это может иметь в замкнутом обществе небольшого Мосс-Грова. И стараясь, чтобы ее слова звучали тепло и непринужденно, весело спросила: — Почему бы нам не сконцентрироваться и не пригнать сюда тучку? Говорят, воля человека может творить чудеса. — Почувствовав, что это звучит как жалкая претензия на остроумие, она смолкла.
Но Бонни подхватила:
— Может, мы что-то сделали с атмосферой? — И она пустилась в пространные рассуждения об окружающей среде. Это дало Диане возможность сделать новый стакан ледяного чая и вернуть себе обычное спокойствие.
Но эта жара... Впрочем, даже не жара, а влажность. Именно это сочетание жары и влажности переносить тяжелее всего.
День походил на другие, как две капли воды: ни к чему не обязывающие разговоры, обрывки слов и обмен пустыми фразами встречающихся на улицах малознакомых людей. Расслабленные обессиленные жарой и не способные ни на чем сосредоточиться люди как заводные куклы автоматически выполняли привычные обязанности. Нигде нельзя было найти желанной прохлады. Нечем было дышать в нагретых солнцем автомобилях с горячими сиденьями и даже в тени пешеходных дорожек. Через несколько минут после выхода на улицу одежда становилась мокрой от пота, появлялось раздражение против всех и вся. Начинал болеть затылок и взор невольно начинал искать хоть одно облачко в пылающем небе.
Зазвенел телефон, прервав размышления Дианы о жаре и разглагольствования Бонни об окружающей среде.
— Извини, Бон, — она подняла трубку, — алло?
— Моя принцесса?
— Привет, — сказала она, сразу смягчаясь.
— Что делаешь?
— Плавлюсь. — Она вздохнула.
— Я рад, что так действую на тебя, — прошептал он в микрофон бархатным голосом за несколько миль от Бакхеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Эйхорд тщательно перебирал старые дела и распечатки ЭВМ, ища в них сходство с теми преступлениями, которые он расследовал сейчас. Внимание его привлекло дело о преступнике, который предпочитал женщин среднего возраста. Ему удавалось войти к ним в доверие, а потом он убивал их. Двух женщин он задушил, а в трех последних случаях приспособил для убийства пестик для колки льда. В деле нашелся даже полный отпечаток большого пальца убийцы. Он втыкал пестик в ухо жертвы в момент семяизвержения. Своеобразное стальное семяизвержение Но несмотря на пресловутый пестик, повадки преступника по многим параметрам не совпадали с почерком убийцы Тины Хоут. Но у Эйхорда не было привычки выплескивать ребенка вместе с водой. Если это, конечно, не случайное совпадение, то старый газетный отчет об убийствах, или старый полицейский журнал, или телевизионный фильм могли навести преступника на мысль скопировать убийство двадцать лет спустя. А может быть, рецидивист пребывает в добром здравии и живет в Бакхеде? Но если так, почему он все эти двадцать лет ничем себя не проявил? Может быть, он был изолирован все эти годы?
Эйхорд решил проверить последнее предположение. Он поднял досье всех осужденных условно, всех освобожденных из заключения за последние месяцы, всех подходящих по профилю душевнобольных из психиатрических заведений. Изучив протоколы арестов в Амарилло и документы на лиц, находящихся на учете в психиатрических лечебных учреждениях, он наконец составил список подозреваемых, который принял за основу.
Отправив ребят в ночной объезд на полчаса, он набрал номер домашнего телефона. Донна сняла трубку.
— Это я, — сказал он.
— Привет.
— Я только хотел предупредить, детка, что приеду поздно.
— Понятно. Хочешь загадку?
— Давай.
— Отгадай, что наш сын сделал сегодня!
— Даже пробовать не буду.
— Он сказал «папа».
— Что?!
— Ты не ослышался. Он произнес слово «папа».
— Не может быть.
— Я клянусь, — взволнованно говорила Донна, — да так звонко, как колокольчик. Он сидел в гостиной на полу с Блэки и совершенно внятно сказал слово «папа». Я просто подпрыгнула.
— Ты уверена? — Непроизвольная улыбка расползлась по его лицу. — Может, он сказал «Блэки» или вообще какую-нибудь бессмыслицу?
Блэки они назвали приблудную дворняжку.
— Джонатан, — ее голос зазвучал глуше, видимо, она отвернулась от телефонной трубки, — подойди сюда, к маме, миленький. Иди ко мне. Отгадай, мой сладкий, кто там в трубке? Иди же сюда. Вот хороший мальчик. Слушай. Приложи трубку к ушку и скажи «папа». Скажи для меня. Скажи скорей: «Па-па».
— Га-та, — прозвучало в трубке.
— Что? — спросил он, не расслышав и сильнее прижав трубку к уху.
— Га-га.
— Слышишь? Слышишь! — Донна почти кричала. — «Папа» — его первое слово из двух слогов.
— Боже! Какое счастье! Ребенок заговорил! Скажи еще раз, сынок, скажи «папа». Па-па.
— Га-а.
— Поразительно. Ребенок говорит.
— Совсем недавно это звучало совсем как «папа», — радовалась Донна. — Он заговорил. Он любит папу. Он повторил слово раз четыреста. А теперь скажи: «До свиданья, папа». — Она пошумела трубкой, но больше Джек ничего от сына не услышал. — Не важно. У него есть для практики еще несколько лет.
— Конечно. Это замечательно. Я не могу дождаться, когда приеду домой.
Она почувствовала в его голосе неподдельную радость и волнение. Они наспех прошептали друг другу слова любви и простились.
Эйхорду не терпелось оказаться дома. Он всю дорогу гнал машину на предельно допустимой скорости, и по лицу его блуждала счастливая улыбка. Он уже представлял себе, как будет зимой учить ребенка кататься на коньках. Славный мальчишка! Мысли о работе покинули его.
Он до сих пор обожал Донну, и сейчас предвкушал, как будет счастлив, когда приедет домой, к ней; эти мысли согревали его. Ему вспомнилось, как хороша она была утром: стройная, в летнем платье. Думая о жене, он часто вспоминал кадр из старого фильма: блондинка в белом платье, ветер треплет ее одежду и волосы, и яркие манящие чувственные губы Мэрилин произносят: «Боже! Какое счастье!»
Округ Мосс-Гров
Наливая холодный чай на кубики льда, Диана поглядывала на свою подругу, сидящую в маленькой нише гостиной. Светлые тени от деревьев лениво перемещались по стенам, словно стараясь не попадать под жгучие лучи солнца, этого полуденного бедствия, которое выжарило квартиры, расплавило мозги и довело всех до изнеможения, граничащего со слабоумием.
Сначала засуха, потом дожди, потом пекло.
— Говорят, что каждый следующий год хуже предыдущего, — произнесла гостья. — У нас на работе кто-то сказал: «Сейчас настолько жарко, что можно поджарить яйцо на...»
— Да-да, на капоте машины, я знаю, — раздраженно закончила Диана. Потом улыбнулась, чтобы смягчить впечатление от, несвойственной ей грубости. Поистине эта жара несносна, если она не сумела сдержать себя, слишком хорошо понимая, какие последствия это может иметь в замкнутом обществе небольшого Мосс-Грова. И стараясь, чтобы ее слова звучали тепло и непринужденно, весело спросила: — Почему бы нам не сконцентрироваться и не пригнать сюда тучку? Говорят, воля человека может творить чудеса. — Почувствовав, что это звучит как жалкая претензия на остроумие, она смолкла.
Но Бонни подхватила:
— Может, мы что-то сделали с атмосферой? — И она пустилась в пространные рассуждения об окружающей среде. Это дало Диане возможность сделать новый стакан ледяного чая и вернуть себе обычное спокойствие.
Но эта жара... Впрочем, даже не жара, а влажность. Именно это сочетание жары и влажности переносить тяжелее всего.
День походил на другие, как две капли воды: ни к чему не обязывающие разговоры, обрывки слов и обмен пустыми фразами встречающихся на улицах малознакомых людей. Расслабленные обессиленные жарой и не способные ни на чем сосредоточиться люди как заводные куклы автоматически выполняли привычные обязанности. Нигде нельзя было найти желанной прохлады. Нечем было дышать в нагретых солнцем автомобилях с горячими сиденьями и даже в тени пешеходных дорожек. Через несколько минут после выхода на улицу одежда становилась мокрой от пота, появлялось раздражение против всех и вся. Начинал болеть затылок и взор невольно начинал искать хоть одно облачко в пылающем небе.
Зазвенел телефон, прервав размышления Дианы о жаре и разглагольствования Бонни об окружающей среде.
— Извини, Бон, — она подняла трубку, — алло?
— Моя принцесса?
— Привет, — сказала она, сразу смягчаясь.
— Что делаешь?
— Плавлюсь. — Она вздохнула.
— Я рад, что так действую на тебя, — прошептал он в микрофон бархатным голосом за несколько миль от Бакхеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57