— Жаль, что голову не проломил, — сказал Джо. — Стоило бы за подлость, которую ты устроил моему брату. Да тебя убить за это мало.
— Я ничего не устраивал.
Генри знал, что Джо и сам не может считать его виновным в похищении Лео, но нарочно затягивал этот пустой спор, чтобы подумать и решить — убежала Дорис совсем или нет. Грудь все еще болела. Голова была тяжелая, как котел, и Генри знал, что впереди еще целая ночь и ему предстоит всю ночь убеждать Джо в том, что он сам знает не хуже его, а Джо будет орать и беситься, и, быть может, побьет его и будет взвинчивать себя, пока не отведет душу, а потом угомонится и снова станет годным для бизнеса.
— Вы же понимаете, — сказал Генри, — никто, в сущности, тут не виноват. Ну, что можно было сделать? Он же не мучился, не страдал — чик, и готово! — Генри щелкнул пальцами. — Я бы хотел, чтобы и со мной было так же, когда придет срок.
— Что? Что ты болтаешь? — голос Джо звучал тонко и словно откуда-то издалека.
— Ну как мне еще вам оказать? Это верно, что у него было высокое кровяное давление?
— Что? Да говори же? Что? Что? У кого? Говори! Что?
— Да это самое, — сказал Генри, — с ним же был удар — он и не почувствовал ничего, никакой боли, вообще ничего. Это же самая легкая смерть, Джо, самая, самая легкая.
— Лео! — почти прорычал Джо. — Я так и знал! Лео! — Он закинул голову, и крики его неслись над головой Уилока. — Лео! Лео! Я все время это знал!
Генри отвел глаза. На лицо Джо больно было смотреть.
— Успокойтесь, Джо, — сказал он. — Ведь страданий никаких, вы понимаете, никаких. Свидетели — ну, люди, которые там были в это время, — говорят, что с ним был удар, а при этом, вы понимаете, совсем, ну совсем нет боли. Это самая легкая смерть; самая легкая. Джо, верно, верно. Это же милость божия — умереть так. Я вам правду говорю.
— И ты знал об этом — и ты и Бен, — оба знали, что мой брат умирает, умирает без врача, без помощи, и ничего не сделали, ни ты, ни Бен?
— А что мы могли сделать?
Генри увидел, что Джо шагнул к нему. Генри попятился. Лицо Джо было неузнаваемо. Он был крупный мужчина и плакал крупными слезами, и они желтыми полосами бороздили его лицо и стекали желтыми каплями, а кожа под ними, казалось, совсем почернела.
— Где Фикко? — выкрикнул Джо.
— Не знаю.
— Говори!
Всякий раз, как Джо делал шаг вперед, Генри отступал на шаг.
— Честное слово, не знаю, — сказал Генри, — я бы рад был знать, Джо! Вы слышите, Джо! Я бы рад был знать!
— Говори! Где Фикко? Говори! Где он, будь он проклят! Я его задушу своими руками. Никому этого не уступлю. Говори, где он? Я ему все кишки зубами вырву. Говори, сукин ты сын! Говори, где он? Говори, не то убью!
Он направил на Генри револьвер, и на секунду уверенность Генри поколебалась. Он подумал, что Джо и вправду может выстрелить. Но Джо швырнул револьвер на пол. Револьвер упал с глухим стуком, подпрыгнул, перевернулся, и к Генри снова вернулась уверенность. Нет, его ждала не смерть, а только побои — жестокие, быть может, в кровь, с переломом костей. Это он выдержит, у него хватит на это мужества.
— Говори, шкура! Продажная твоя душонка, говори! — рычал Джо. Он вдруг ринулся к Уилоку, схватил его и начал трясти. Джо был силен. Он приподнял Уилока и отшвырнул от себя, как тряпку. Уилок зашатался, и Джо снова схватил его и снова начал трясти.
— Говори или я убью тебя! — кричал он. — Я тебе все кости переломаю и убью. Я не шучу!
— Джо! Я же не знаю ничего. Перестаньте!
— Не перестану!
— Вы сами знаете, что я ничего не знаю. Если бы я знал, так полиция давно была бы там. Перестаньте, говорят вам. Пустите меня!
— Не пущу!
Джо ударил его. Он изо всей силы ударил Генри кулаком в скулу, и Генри отлетел назад, качнулся вперед, зашатался, но все же устоял на ногах.
— Джо! — прошептал он. — Ради бога, перестаньте! Дверь!
Джо не слышал. Он снова шел на Генри, как слепой, ничего не видя. Генри сделал попытку увернуться.
— Дверь открыта! — снова прошептал он и присел. Он боялся говорить громко, боялся, что кто-нибудь услышит и войдет.
Он не успел увернуться. Джо снова ударил его по лицу. Генри показалось, что голова у него лопнула и все мозги вывалились наружу. Он упал на колени, и Джо ударил его снова по губам и пнул ногой, и потом еще раз ударил, и еще, и Генри опрокинулся навзничь. Тогда Джо начал колотить его ногами и топтать его руки и ноги и неподвижное тело, и когда явилась полиция, он все еще топтал его.

Полисмены вошли, держа револьверы наготове. Двое были в форме, двое в штатском. Один из агентов в штатском пробежал через комнату и приставил револьвер к животу Джо.
Джо, казалось, удивился. Глаза у него были как стеклянные, рот раскрыт. Он медленно попятился назад, не спуская глаз с револьвера, и другой агент подошел к нему сбоку и ударил его рукояткой револьвера по голове. Джо скорчился, перевернулся и упал ничком. Тело его глухо стукнулось об пол.
Дорис бросилась на колени перед Уилоком и приподняла ему голову.
— Что с тобой? — закричала она.
Генри услышал ее крик. Открыл глаза.
— Ничего, — оказал он, — ничего. Не знаю еще. Думаю, что ничего.
Он попытался подняться на ноги. Дорис помогла ему. Генри не мог выпрямиться. Бока у него болели, и грудь болела, и спина болела, и ему казалось, что руки и ноги у него переломаны и что он истекает кровью внутри. Он подошел, скорчившись, к дивану и повалился на него.
— Так трудно было их привести, — сказала Дорис. — Такая канитель. Ты отдохни. Отдохни, и все пройдет. Я говорю им: «Скорей!» Говорю им: «Скорей, скорей, это Джо Минч!» — Генри медленно поднял руку и закрыл лицо. — Милый ты мой, тебе больно. Отдохни. Ляг поудобнее и отдохни. Ах, если бы они пришли пораньше! Но полисмен не захотел идти один. Я сказала ему: «Это Джо Минч, скорее, у него револьвер!» Но он не захотел идти, пока не вызвали автомобиль. — Генри застонал. — Ох, тебе больно. Я знаю, тебе больно. Сейчас, я намочу полотенце.
Генри не слышал, что она говорила. Ему хотелось только одного: чтобы она перестала трещать. Он обрадовался, когда она отошла. Теперь можно было не улыбаться ей, можно было закрыть глаза и стонать про себя.
— Так оно и есть — это Фазан, — услышал Генри голос одного из агентов. Генри опрокинулся на спину, закрыл глаза и тихо застонал. Он лежал пластом, вытянувшись. Ему казалось, что он глубоко ушел в диван. Каждый мускул его тела мелко и часто дрожал.
Дорис обмотала голову Генри мокрым полотенцем, мокрым носовым платком вытерла ему кровь с подбородка и с губ и села рядом с ним, плача и жалостливо всхлипывая. От прикосновения холодного полотенца мысли Генри прояснились, он оттолкнул Дорис и, опираясь о спинку дивана, попытался сесть. Он должен подумать. Настала минута, когда он должен сделать именно то, что нужно, должен решить что-то, и решить быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147