Он выбежал из спальни и направился к бараку, в котором жил персонал детдома. Перед ним стояла большая толпа, в которой, кроме детдомовских, было много поселковых. Все таращили глаза на окна директорской квартиры, которые были распахнуты настежь. У входа в барак и возле окон прохаживались милиционеры. Прислушиваясь к разговорам, Сережа стал проталкиваться сквозь толпу, стараясь приблизиться к самому входу в барак. Наконец это удалось. Вот и ветхий деревянный порожек. Но в грудь уперлась огромная волосатая ладонь.
— Куда прешь, оголец, — рослый милиционер смотрел на Сережу с насмешливым презрением, — нельзя туда… Разбежался!
Сережа остановился и стал всматриваться в темноту барачного коридора. Сзади постоянно напирали, и милиционер бесцеремонно толкал его назад. По коридору непрерывно сновали какие-то люди в гимнастерках и в штатском. Слышались обрывки разговоров.
— Никаких следов, — долетел до мальчика возбужденный возглас, — абсолютно никаких! Все в крови, а следы отсутствуют…
— Значит, нужно более тщательно искать, — ответствовал начальственный басок. — Не может быть, чтобы не наследили. Ищите, товарищи.
И тут сознание Сережи на мгновение высветило нечто настолько ужасное, что мальчик зажмурился.
Щелчок в голове — картинка… Еще щелчок — еще картинка… Неужели?! Он в страхе подался назад, но толпа не пускала, выталкивая, словно пробку, на поверхность. Он метнулся в сторону, но и тут дороги не было. Зажатый со всех сторон, Сережа дрожал как осиновый лист, не в силах совладать с собой.
А картинки в голове продолжали мелькать с жуткой методичностью. Одну он запомнил лучше других. Разорванный в диком крике рот… обвисшие груди… жирное брюхо… И из этого разорванного брюха внезапно извергается поблескивающий в полутьме остро пахнущий розовый пузырь.
…А потом кровь, фонтаны крови… И запах… Удар за ударом… Ошметки плоти летят в разные стороны… Неужели пришло освобождение… Какое освобождение? Свобода!!! Или?.. Не может быть!
Все поплыло перед глазами, и Сережа рухнул прямо под ноги толпы.
— Сомлел, — последнее, что успело уловить угасающее сознание. — Не каждый выдержит такое…
Часть вторая
Глава первая
1
1971 год, июнь. Москва
Иона Фомич Ванин дремал на диване, когда в комнату ввалился сын и, переминаясь с ноги на ногу, буркнул:
— Там к тебе пришли… земляки…
— А? — спросонья, не поняв, вскрикнул Иона.
— Земляки, говорю, старики эти.
Иона скривился, словно нюхнул нашатыря, потом подозрительно уставился на сына. В словах отпрыска ему почудилась насмешка. Однако лицо ребенка оставалось угрюмо-безмятежным.
— Зови их сюда! — приказал Ванин, поднялся с дивана и взглянул в стоявшее напротив трюмо. Дурацкое стекло отразило хмурую, заспанную физиономию, настороженные сумрачные глаза, в которых явно прочитывалось затравленное выражение.
— Тьфу ты! — сплюнул Иона Фомич, судорожно поправил полосатую пижамную куртку.
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге возникли двое. Иона Фомич кисло улыбнулся и поздоровался.
— Здорово, Ешка, — весело отозвался первый из вошедших, высокий, седой как лунь, здоровенный старец. — Ты, как я вижу, нам не рад.
— Почему же? — пробормотал хозяин.
— Ну не рад, так не рад, мы, откровенно говоря, тоже не больно-то рады, но уж ничего не поделаешь, служба такая. — Он во все горло захохотал. — Именно служба.
Второй старик, значительно ниже ростом и худощавее первого, пока что молчал, смотря себе под ноги. Он тоже был сед, но в отличие от первого был скорее пегим, что называется, «соль с перцем». Из-под кустистых бровей то и дело на Фому зыркали маленькие остренькие глазки, словно крохотные зверьки: выглянут и спрячутся.
— А где Осип? — осторожно спросил хозяин.
— Помер Осип, — неприлично весело ответил высокий дед.
— Ах ты! Жаль! — Иона Фомич изобразил грусть.
— Не надо, Ешка. Не больно-то ты печалишься. Небось если бы мы все померли, ты бы только рад был.
— Что ты, что ты!.. — зачастил Иона Фомич.
Но старики, не обращая на него внимания, без разрешения сели на диван и воззрились на хозяина.
— С чем пожаловали? — осторожно спросил Иона Фомич.
— Говори ты, Артемий, — высокий старик толкнул в бок своего напарника.
Тот кивнул головой и в первый раз прямо и открыто посмотрел на хозяина.
— Ты присаживайся, — властно сказал он, — разговор будет долгий.
Под взглядом невысокого Артемия довольно тучный Иона Фомич как бы съежился. Он осторожно сел за круглый стол и приготовился слушать. Весь его облик выражал покорность судьбе.
— Так вот, — продолжил Артемий, — однако, мы в последний раз пришли.
— Неужели?! — встрепенулся Иона.
— В последний, в последний.. — подтвердил высокий. — Годы уж не те по столицам раскатывать. Дело, ты понимаешь, нешуточное, да и расходы…
— Да как же это, дядя Коля?! — Ванин, казалось, необычайно опечалился.
— Чайку сооруди, — не обращая внимания на жалостный тон, приказал тот, кого назвали дядя Коля.
— Сию минуту, — засуетился Иона. — А может, водочки?
— Тащи, — согласился высокий.
— Погоди, Николай, — одернул его Артемий, — сперва о деле поговорим.
Иона снова сел и выжидательно уставился на гостей.
— Так вот, — повторил Артемий, — мы пришли в последний раз, но это, однако, вовсе не значит, что для тебя все закончилось. Наоборот! Тебе когда сорок стукнет?
— В нынешнем годе, аккурат в ноябре…
— А теперь у нас?..
— Июнь, — подсказал Иона.
— Итого, осталось почти полгода?
— Меньше.
— Пусть меньше, тебе же хуже.
— Это еще почему?
— Да потому, что как только тебе стукнет сорок, ты, бедолага мой, однако, помрешь.
Иона вытаращил глаза и разинул рот.
— Сдохнешь, — расхохотался высокий дядя Коля.
— Что за шутки?!
— Однако никаких шуток, — Артемий серьезно, даже с некоторой грустью смотрел на хозяина. — Мы тебя навещаем вот уже годков двадцать подряд. Все ждем, когда ты дело выполнишь. А ты, вишь, не желаешь. В таком случае, согласно законам племени, от тебя надо избавиться. Знаешь же, коли лайка охотиться не желает, что с ней делают?
— В петлю и на березу… — вступил в разговор дядя Коля. — Очень даже просто.
— Меня в петлю?
— Тебя нет, зачем в петлю. Тебя, паря, подстрелят. Как белку… В глаз. Наши ребятишки, как тебе известно, зверя в глаз бьют. Вот и тебя эдак-то. Уж не взыщи. Древние обычаи. Не нами заведены, не нам и отменять, — высокий старик от души веселился.
— Я… Меня… Что же это… Я в милицию… Семья… В конце концов, я ведь писатель… — бессвязно бормотал Иона Фомич.
— Ну-ну, писатель! — захохотал дядя Коля. — Прижми ушки. В милицию он… и что ты там скажешь? Мол, так и так, я из рода Охотников за оборотнями, не выполнил предназначения… И теперь мне мстят. Вот уж ты их удивишь, да так, что в дурдом тебя отправят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107