С ним советовался Капитан, а старый, ворчливый Лайн Нунес — джадит до мозга костей, несмотря на все его непристойные богохульства, — считал его кем-то вроде приемного брата.
С помощью продавца Хусари снял маску. Волосы его растрепались, а лицо раскраснелось.
— Сколько, друг мой? — спросил он. — Эта штука мне почти подходит.
Пристально посмотрев на него, ремесленник назвал цену. Ибн Муса издал пронзительный вопль смертельно раненного человека.
— Мне кажется, — сказала Джеана, — что эти переговоры затянутся на какое-то время. Может, мы с Зири дальше пойдем одни, с вашего позволения? Если я собираюсь участвовать в маскараде, то нет смысла всем знать, что я надену.
— Мы не «все», — запротестовал Хусари, отрываясь от первых залпов торговой дуэли.
— И ты уже знаешь наши маски, — прибавил Альвар.
— Знаю, — сверкнула улыбкой Джеана. — Это полезно. Если мне кто-нибудь из вас понадобится во время карнавала, я буду знать, что искать надо в птичнике.
— Не будь такой самодовольной, — погрозил ей пальцем Хусари. — Альвар может оказаться в логове горной кошки.
— Он этого не сделает, — ответила Джеана.
Хусари рассмеялся. Джеана после недолгого колебания, бросив взгляд на Альвара, повернулась и зашагала прочь. Сжимая в руках свою маску орла, Альвар смотрел ей вслед, пока они с Зири не растворились в толпе.
Хусари, после оживленной перепалки по поводу цены, настолько бурной, что она привлекла еще больше людей, купил маску за цену, равную почти годовому жалованью профессионального солдата. Ремесленник согласился доставить ее позже, когда толпа поредеет.
— Кажется, мне необходимо выпить, — заявил ибн Муса. — Да простит святой Ашар наши грехи в этом мире.
Альвар, для которого это не было грехом, решил, что ему тоже надо выпить, хотя обычно не пил так рано. Они прикончили несколько бутылок, до того как вышли из таверны.
— Горные кошки, — задумчиво произнес в какой-то момент ибн Муса, — по слухам, совокупляются яростно.
— Не надо мне такого говорить! — простонал Альвар. Хусари ибн Муса — торговец шелком, солдат, ашарит, друг, — рассмеялся и заказал еще одну бутылку хорошего красного вина.
Шагая в одиночестве сквозь толпу мимо прилавков с масками, Джеана сурово убеждала себя в том, что ее обман невелик и она имеет полное право остаться одна. Тем не менее она не любила притворяться и очень любила обоих мужчин. Ее саму удивил тот укол ревности, который она явно ощутила, когда длинноногая ашаритка с маской горной кошки улыбнулась Альвару совершенно недвусмысленной улыбкой.
И все же Альвара и Хусари совершенно не касается то, что у нее уже есть карнавальная маска, любезно подаренная визирем эмира. Она устала от постоянных сплетен, которые окружали их отношения, они ее раздражали. Тем более после того как появление соблазнительной Забиры из Картады превратило ухаживания Мазура за Джеаной почти в исключительно ритуальные действия.
Глупо было также волноваться по поводу почти оставленных им попыток завоевать ее, как раньше по поводу его прежней уверенности в том, что ее капитуляция — всего лишь вопрос времени, но Джеана остро сознавала, что именно таковы ее чувства.
Она вздохнула. Она даже представить себе не могла, что сказал бы на все это сэр Реццони из Батиары. Что-нибудь насчет сути природы женской половины человечества. Бог и его сестры свидетели, как часто они спорили об этом в период ее жизни в Батиаре. Она написала ему после того, как пришли известия о Соренике. Но пока ответа не получила. Он жил по большей части там, но не всегда. Часто он увозил с собой на север семью, пока читал лекции в каком-нибудь из других университетов. Но возможно, он погиб. Она изо всех сил старалась не думать об этом.
Оглянувшись, Джеана заметила Зири, который пробирался сквозь толпу неподалеку от нее. Некоторое время после того как их с Веласом похитили убийцы, посланные к двум детям, Джеане приходилось подавлять в себе тревогу всякий раз, когда она выходила на улицу. Она довольно быстро поняла, что Зири всегда находится неподалеку. Он стал ее маленькой тенью, научился — в слишком юном возрасте — прятать на теле кинжал и использовать его убийственную силу. Он убил человека, чтобы спасти ей жизнь.
Однажды ночью ее вызвали в казармы к Зири. Сначала он показался ей смертельно больным: у него было очень бледное лицо, его сотрясали приступы рвоты. Но оказалось, что все дело в вине. Люди Родриго впервые взяли его с собой в таверну. Она гневно отчитала их за это, и они стерпели. Но, по правде говоря, Джеана понимала, что они знакомят его с жизнью, которая сулила ему гораздо больше того, что он получил бы в Орвилье. Сложится ли его судьба лучше, счастливее? Как может смертный знать ответ на этот вопрос?
Ты прикасаешься к жизням людей мимоходом, и эти жизни меняются навсегда. Иногда с этим трудно примириться.
Зири очень быстро поймет, если уже не понял, что она не собирается покупать сегодня маску. Это не имеет значения. Он дал бы четвертовать себя, прежде чем хотя бы одной живой душе проговорился о том, что знает о ней.
Джеана училась мириться с тем, что другие люди, кроме матери и отца, ее любят и поэтому совершают определенные поступки. Еще один трудный урок, как ни странно. В детстве она не была ни красивой, ни особенно милой; правильнее было бы даже назвать ее строптивой и дерзкой. «Таким, как я, в юности не удается научиться быть любимыми, — думала она. — У них мало практики».
Она пошла медленнее, чтобы полюбоваться некоторыми выставленными на прилавках изделиями. Удивительно, что даже самые невероятные маски — бобра, кабана, усатой серой мыши, сделанные из мягчайшей кожи, — были выполнены так, что выглядели чувственными и привлекательными. Как можно придать чувственность голове кабана? Она не знала, но она ведь не была мастером. «Маски будут выглядеть еще более соблазнительно завтра вечером, — подумала Джеана, — при свете факелов и лун, когда вино потечет по улицам и переулкам города, смешивая анонимность со страстью».
Мазур пригласил ее на ужин вчера вечером, в первый раз за долгое время, и в конце ужина преподнес этот подарок. Он был учтив и уверен в себе, как всегда.
Она открыла коробку. Даже сама коробка была очень красивой: из слоновой кости и сандалового дерева, с серебряным замочком и ключиком. Внутри, на ярко-красном шелке, лежала маска белой совы. Джеана знала, что сова — символ лекаря, священная птица белой луны и стремления к знаниям, луч бледного света, освещающего долгие дороги во тьме. Галинус, отец всех лекарей, ходил с посохом, рукоять которого была украшена резной совой. Немногие знали об этом. Очевидно, Мазур знал.
Это был щедрый, продуманный подарок от человека, который всегда проявлял по отношению к ней щедрость и вдумчивость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
С помощью продавца Хусари снял маску. Волосы его растрепались, а лицо раскраснелось.
— Сколько, друг мой? — спросил он. — Эта штука мне почти подходит.
Пристально посмотрев на него, ремесленник назвал цену. Ибн Муса издал пронзительный вопль смертельно раненного человека.
— Мне кажется, — сказала Джеана, — что эти переговоры затянутся на какое-то время. Может, мы с Зири дальше пойдем одни, с вашего позволения? Если я собираюсь участвовать в маскараде, то нет смысла всем знать, что я надену.
— Мы не «все», — запротестовал Хусари, отрываясь от первых залпов торговой дуэли.
— И ты уже знаешь наши маски, — прибавил Альвар.
— Знаю, — сверкнула улыбкой Джеана. — Это полезно. Если мне кто-нибудь из вас понадобится во время карнавала, я буду знать, что искать надо в птичнике.
— Не будь такой самодовольной, — погрозил ей пальцем Хусари. — Альвар может оказаться в логове горной кошки.
— Он этого не сделает, — ответила Джеана.
Хусари рассмеялся. Джеана после недолгого колебания, бросив взгляд на Альвара, повернулась и зашагала прочь. Сжимая в руках свою маску орла, Альвар смотрел ей вслед, пока они с Зири не растворились в толпе.
Хусари, после оживленной перепалки по поводу цены, настолько бурной, что она привлекла еще больше людей, купил маску за цену, равную почти годовому жалованью профессионального солдата. Ремесленник согласился доставить ее позже, когда толпа поредеет.
— Кажется, мне необходимо выпить, — заявил ибн Муса. — Да простит святой Ашар наши грехи в этом мире.
Альвар, для которого это не было грехом, решил, что ему тоже надо выпить, хотя обычно не пил так рано. Они прикончили несколько бутылок, до того как вышли из таверны.
— Горные кошки, — задумчиво произнес в какой-то момент ибн Муса, — по слухам, совокупляются яростно.
— Не надо мне такого говорить! — простонал Альвар. Хусари ибн Муса — торговец шелком, солдат, ашарит, друг, — рассмеялся и заказал еще одну бутылку хорошего красного вина.
Шагая в одиночестве сквозь толпу мимо прилавков с масками, Джеана сурово убеждала себя в том, что ее обман невелик и она имеет полное право остаться одна. Тем не менее она не любила притворяться и очень любила обоих мужчин. Ее саму удивил тот укол ревности, который она явно ощутила, когда длинноногая ашаритка с маской горной кошки улыбнулась Альвару совершенно недвусмысленной улыбкой.
И все же Альвара и Хусари совершенно не касается то, что у нее уже есть карнавальная маска, любезно подаренная визирем эмира. Она устала от постоянных сплетен, которые окружали их отношения, они ее раздражали. Тем более после того как появление соблазнительной Забиры из Картады превратило ухаживания Мазура за Джеаной почти в исключительно ритуальные действия.
Глупо было также волноваться по поводу почти оставленных им попыток завоевать ее, как раньше по поводу его прежней уверенности в том, что ее капитуляция — всего лишь вопрос времени, но Джеана остро сознавала, что именно таковы ее чувства.
Она вздохнула. Она даже представить себе не могла, что сказал бы на все это сэр Реццони из Батиары. Что-нибудь насчет сути природы женской половины человечества. Бог и его сестры свидетели, как часто они спорили об этом в период ее жизни в Батиаре. Она написала ему после того, как пришли известия о Соренике. Но пока ответа не получила. Он жил по большей части там, но не всегда. Часто он увозил с собой на север семью, пока читал лекции в каком-нибудь из других университетов. Но возможно, он погиб. Она изо всех сил старалась не думать об этом.
Оглянувшись, Джеана заметила Зири, который пробирался сквозь толпу неподалеку от нее. Некоторое время после того как их с Веласом похитили убийцы, посланные к двум детям, Джеане приходилось подавлять в себе тревогу всякий раз, когда она выходила на улицу. Она довольно быстро поняла, что Зири всегда находится неподалеку. Он стал ее маленькой тенью, научился — в слишком юном возрасте — прятать на теле кинжал и использовать его убийственную силу. Он убил человека, чтобы спасти ей жизнь.
Однажды ночью ее вызвали в казармы к Зири. Сначала он показался ей смертельно больным: у него было очень бледное лицо, его сотрясали приступы рвоты. Но оказалось, что все дело в вине. Люди Родриго впервые взяли его с собой в таверну. Она гневно отчитала их за это, и они стерпели. Но, по правде говоря, Джеана понимала, что они знакомят его с жизнью, которая сулила ему гораздо больше того, что он получил бы в Орвилье. Сложится ли его судьба лучше, счастливее? Как может смертный знать ответ на этот вопрос?
Ты прикасаешься к жизням людей мимоходом, и эти жизни меняются навсегда. Иногда с этим трудно примириться.
Зири очень быстро поймет, если уже не понял, что она не собирается покупать сегодня маску. Это не имеет значения. Он дал бы четвертовать себя, прежде чем хотя бы одной живой душе проговорился о том, что знает о ней.
Джеана училась мириться с тем, что другие люди, кроме матери и отца, ее любят и поэтому совершают определенные поступки. Еще один трудный урок, как ни странно. В детстве она не была ни красивой, ни особенно милой; правильнее было бы даже назвать ее строптивой и дерзкой. «Таким, как я, в юности не удается научиться быть любимыми, — думала она. — У них мало практики».
Она пошла медленнее, чтобы полюбоваться некоторыми выставленными на прилавках изделиями. Удивительно, что даже самые невероятные маски — бобра, кабана, усатой серой мыши, сделанные из мягчайшей кожи, — были выполнены так, что выглядели чувственными и привлекательными. Как можно придать чувственность голове кабана? Она не знала, но она ведь не была мастером. «Маски будут выглядеть еще более соблазнительно завтра вечером, — подумала Джеана, — при свете факелов и лун, когда вино потечет по улицам и переулкам города, смешивая анонимность со страстью».
Мазур пригласил ее на ужин вчера вечером, в первый раз за долгое время, и в конце ужина преподнес этот подарок. Он был учтив и уверен в себе, как всегда.
Она открыла коробку. Даже сама коробка была очень красивой: из слоновой кости и сандалового дерева, с серебряным замочком и ключиком. Внутри, на ярко-красном шелке, лежала маска белой совы. Джеана знала, что сова — символ лекаря, священная птица белой луны и стремления к знаниям, луч бледного света, освещающего долгие дороги во тьме. Галинус, отец всех лекарей, ходил с посохом, рукоять которого была украшена резной совой. Немногие знали об этом. Очевидно, Мазур знал.
Это был щедрый, продуманный подарок от человека, который всегда проявлял по отношению к ней щедрость и вдумчивость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160