До сегодняшнего дня.
Они вышли из комнаты следом за гномами-провожатыми.
В этот раз их повели совсем в другое место, — намного дальше, в глубь горы, как показалось Ривену. Он почти явственно ощущал ужасающее давление колоссальной массы камня над своей головой. Коридоры, по которым они шли, были всего лишь щелками горной плоти. Одно движение плеча каменного исполина, — и все они исчезнут. И он, Ривен, окажется погребенным в недрах собственной истории.
Гномы-провожатые безошибочно вели их по узким коридорам и широким, словно улицы, переходам, через перекрестки и распутья, мимо зияющих пропастей и уходящих в бесконечность стен. Они были здесь не одни. Во тьме повсюду сияли огни — алые угольки глаз гномов двигались вместе с ними; по проходам разносились гулкие звуки шагов, отзвуки разговоров, негромкий смех, замогильные голоса, звучащие на неведомые лады. В темноте — перед ними и вслед за ними — передвигались толпы. Казалось, все обитатели Джхаара собираются, чтобы услышать историю, которая будет рассказана этим вечером.
Они вошли в безбрежную тьму огромного подземного зала, такого огромного, что токи воздуха перемещались в нем, как ветер. В этой кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть, кроме многочисленных искорок глаз, мерцающих, как драгоценные камни богатого месторождения: сотни глаз. Одни — совсем рядом, другие — так далеко, что свет их превращался в едва различимое глазом мерцание. Шепот и шорох ног людской толпы сливался в непрерывный гул. В темноте Ривен споткнулся, но Айса и Ратаган поддержали его. Он протянул руку, чтобы найти Байклина, и снова чуть не упал. Спотыкаясь и оступаясь на каждом шагу, они вслепую продвигались вперед. Ратаган тихо чертыхался, когда задевал обо что-то ногой.
Наконец они остановились, и внезапно двух гномов-проводников окружило голубое сияние. Точно такое, какое Ривен уже видел однажды. Хиваль и Тиоф молча указали на пол, и Ривен разглядел каменные скамьи, выбитые, вероятно, в монолите скалы. Они сели, и свет погас. Им осталось лишь вслушиваться в гулкую тьму, окружавшую их, ловить шаркающие звуки шагов гномов, ощущать спинами холодный камень скамьи.
Вскоре голоса затихли, движение прекратилось. Все кругом замерло.
А потом зажегся свет — теплый шафрановый свет, исходивший из невидимого источника. Он струился как будто из ниоткуда, озаряя каменные стены, что высокими сводами устремлялись ввысь, на недосягаемую высоту, — безупречные, точно стены и своды собора, вот только пространство, которое заключали они в себе, могло вместить десяток соборов.
Зал имел форму полусферы. В середине ее располагалось черное углубление, окруженное скамьями, такими же, как и те, на которых расселись люди. Здесь без труда поместилось бы тысяч пять человек и еще бы осталось место. Ряд за рядом скамьи поднимались амфитеатром от центра зала к его величественным стенам. В углублении теперь показались языки пламени; свет и тень, сменяя друг друга, падали на бесчисленное множество гномов, что сидели, не шелохнувшись. Рядом Ривен ощущал хриплое дыхание Байклина.
— Я и представить себе не мог, что на свете так много гномов, — прошептал он, глядя на бородатые фигуры с горящими в сумраке глазами. В воздухе струился сизый дымок от разожженных курительных трубок.
Один из гномов поднялся с места и подошел к самому краю заполненного пламенем углубления в центре зала. Ростом он был выше большинства своих сородичей, седая борода пострижена коротко, на груди его кожаной куртки вышиты языки пламени, такие же точно, какие когда-то носил и Ривен: знак Сказителя. Гном помедлил, оглядел зал, на мгновение задержав взгляд на скамье, где сидел Ривен и возвышалась фигура Ратагана, такая громадная среди гномов в пляшущем свете пламени.
— Киргаерн, — шепнул кто-то из гномов-проводников. — Сказитель Кашнрим Джхаара.
Киргаерн оторвал, наконец, взгляд от сидящих в зале и, заткнув большие пальцы рук за широкий ремень, вперил свой взгляд в огонь, словно бы погрузившись в глубокий транс. За спиной у него Ривен заметил в колеблющемся свете задумчивое лицо Тормода.
Киргаерн заговорил.
— Вначале был Лик Воды, взирающий в темную высь. Под водой же были ил и камень, и опять — тьма. Недвижимой оставалась поверхность вод. Во тьму же под ней не проникал ни один луч света.
Голос его был негромким и низким, как голоса всех гномов. Но в нем трепетала некая интонация, что делала речь его мелодичной. Она лилась, словно музыка, а слова истории Киргаерн превращал в поэму.
— Но потом что-то зашевелилось в глубинах вод, сдвинулось и открыло глаза. И взгляд его встретил тьму. То был Гном и имя его было Моди.
Рукой своей толкнул Моди камень, и не знает никто, случайно то вышло или намеренно. Но камень сдвинулся под его рукой. Камень сдвинулся и толкнул другой, тот повалился и столкнул третий, и так продолжалось, пока шум и грохот камней не заполнил глубины вод, пока не заполнило их громыхание валунов и гул скал.
И это воистину было Начало мира. В темных глубинах начали шевелиться огромные глыбы скал и осколки камня, росли, разбухали и вновь распадались, но и разрушаясь они поднимались все выше и выше, пока не дрогнула поверхность вод, не раздалась, и вершина самой высокой скалы не поднялась над водой. Вслед за ней появились другие — острые пики скал, нагромождения зазубренных осколков, круглые бока валунов, серые наносы щебня и гальки — и вот среди вод во тьме вознеслась гора, и с мокрой ее головы и покатых плеч текла влага. И гору эту гномы назвали Арат Гор, Первая Гора. И была она столь высока, что вершина ее проткнула небесную твердь и проделала в ней дыру, сквозь которую вниз из миров по ту сторону тьмы пролился свет и окрасил первой зарей Лик Воды.
И тогда гном Моди голыми руками прорыл себе путь из глубин горы, и поднимался он все выше и выше, пока свет не залил ему глаза, а дуновение ветра не обласкало его лицо. И подивился он, глядя на творение свое.
Но вскипели пенной яростью океаны, ибо прогневались на Моди за то, что создал он землю, что сухой была она под ногами и оспаривала их главенство, и послали свои легионы — морские волны — на штурм горы, и воды обрушились на Арат Гор в неистовстве бури, грозя сбросить Моди с тверди. И камень стал поддаваться, и крошился он и разрушался под напором Вод. Гора оседала и рушилась, увлекая с собой Моди, и океаны смеялись, ликуя, предвкушая мгновение торжества, когда вновь они обретут безраздельную власть над миром.
И закричал тогда Моди сквозь рев и грохот волн, моля океаны умерить их ярость, и не губить его, и разрешить Горе жить. И вновь рассмеялись они и спросили, зачем бы им делать это? И попытался Моди договориться. Он предложил загадать загадку, но океаны презрительно расхохотались в ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Они вышли из комнаты следом за гномами-провожатыми.
В этот раз их повели совсем в другое место, — намного дальше, в глубь горы, как показалось Ривену. Он почти явственно ощущал ужасающее давление колоссальной массы камня над своей головой. Коридоры, по которым они шли, были всего лишь щелками горной плоти. Одно движение плеча каменного исполина, — и все они исчезнут. И он, Ривен, окажется погребенным в недрах собственной истории.
Гномы-провожатые безошибочно вели их по узким коридорам и широким, словно улицы, переходам, через перекрестки и распутья, мимо зияющих пропастей и уходящих в бесконечность стен. Они были здесь не одни. Во тьме повсюду сияли огни — алые угольки глаз гномов двигались вместе с ними; по проходам разносились гулкие звуки шагов, отзвуки разговоров, негромкий смех, замогильные голоса, звучащие на неведомые лады. В темноте — перед ними и вслед за ними — передвигались толпы. Казалось, все обитатели Джхаара собираются, чтобы услышать историю, которая будет рассказана этим вечером.
Они вошли в безбрежную тьму огромного подземного зала, такого огромного, что токи воздуха перемещались в нем, как ветер. В этой кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть, кроме многочисленных искорок глаз, мерцающих, как драгоценные камни богатого месторождения: сотни глаз. Одни — совсем рядом, другие — так далеко, что свет их превращался в едва различимое глазом мерцание. Шепот и шорох ног людской толпы сливался в непрерывный гул. В темноте Ривен споткнулся, но Айса и Ратаган поддержали его. Он протянул руку, чтобы найти Байклина, и снова чуть не упал. Спотыкаясь и оступаясь на каждом шагу, они вслепую продвигались вперед. Ратаган тихо чертыхался, когда задевал обо что-то ногой.
Наконец они остановились, и внезапно двух гномов-проводников окружило голубое сияние. Точно такое, какое Ривен уже видел однажды. Хиваль и Тиоф молча указали на пол, и Ривен разглядел каменные скамьи, выбитые, вероятно, в монолите скалы. Они сели, и свет погас. Им осталось лишь вслушиваться в гулкую тьму, окружавшую их, ловить шаркающие звуки шагов гномов, ощущать спинами холодный камень скамьи.
Вскоре голоса затихли, движение прекратилось. Все кругом замерло.
А потом зажегся свет — теплый шафрановый свет, исходивший из невидимого источника. Он струился как будто из ниоткуда, озаряя каменные стены, что высокими сводами устремлялись ввысь, на недосягаемую высоту, — безупречные, точно стены и своды собора, вот только пространство, которое заключали они в себе, могло вместить десяток соборов.
Зал имел форму полусферы. В середине ее располагалось черное углубление, окруженное скамьями, такими же, как и те, на которых расселись люди. Здесь без труда поместилось бы тысяч пять человек и еще бы осталось место. Ряд за рядом скамьи поднимались амфитеатром от центра зала к его величественным стенам. В углублении теперь показались языки пламени; свет и тень, сменяя друг друга, падали на бесчисленное множество гномов, что сидели, не шелохнувшись. Рядом Ривен ощущал хриплое дыхание Байклина.
— Я и представить себе не мог, что на свете так много гномов, — прошептал он, глядя на бородатые фигуры с горящими в сумраке глазами. В воздухе струился сизый дымок от разожженных курительных трубок.
Один из гномов поднялся с места и подошел к самому краю заполненного пламенем углубления в центре зала. Ростом он был выше большинства своих сородичей, седая борода пострижена коротко, на груди его кожаной куртки вышиты языки пламени, такие же точно, какие когда-то носил и Ривен: знак Сказителя. Гном помедлил, оглядел зал, на мгновение задержав взгляд на скамье, где сидел Ривен и возвышалась фигура Ратагана, такая громадная среди гномов в пляшущем свете пламени.
— Киргаерн, — шепнул кто-то из гномов-проводников. — Сказитель Кашнрим Джхаара.
Киргаерн оторвал, наконец, взгляд от сидящих в зале и, заткнув большие пальцы рук за широкий ремень, вперил свой взгляд в огонь, словно бы погрузившись в глубокий транс. За спиной у него Ривен заметил в колеблющемся свете задумчивое лицо Тормода.
Киргаерн заговорил.
— Вначале был Лик Воды, взирающий в темную высь. Под водой же были ил и камень, и опять — тьма. Недвижимой оставалась поверхность вод. Во тьму же под ней не проникал ни один луч света.
Голос его был негромким и низким, как голоса всех гномов. Но в нем трепетала некая интонация, что делала речь его мелодичной. Она лилась, словно музыка, а слова истории Киргаерн превращал в поэму.
— Но потом что-то зашевелилось в глубинах вод, сдвинулось и открыло глаза. И взгляд его встретил тьму. То был Гном и имя его было Моди.
Рукой своей толкнул Моди камень, и не знает никто, случайно то вышло или намеренно. Но камень сдвинулся под его рукой. Камень сдвинулся и толкнул другой, тот повалился и столкнул третий, и так продолжалось, пока шум и грохот камней не заполнил глубины вод, пока не заполнило их громыхание валунов и гул скал.
И это воистину было Начало мира. В темных глубинах начали шевелиться огромные глыбы скал и осколки камня, росли, разбухали и вновь распадались, но и разрушаясь они поднимались все выше и выше, пока не дрогнула поверхность вод, не раздалась, и вершина самой высокой скалы не поднялась над водой. Вслед за ней появились другие — острые пики скал, нагромождения зазубренных осколков, круглые бока валунов, серые наносы щебня и гальки — и вот среди вод во тьме вознеслась гора, и с мокрой ее головы и покатых плеч текла влага. И гору эту гномы назвали Арат Гор, Первая Гора. И была она столь высока, что вершина ее проткнула небесную твердь и проделала в ней дыру, сквозь которую вниз из миров по ту сторону тьмы пролился свет и окрасил первой зарей Лик Воды.
И тогда гном Моди голыми руками прорыл себе путь из глубин горы, и поднимался он все выше и выше, пока свет не залил ему глаза, а дуновение ветра не обласкало его лицо. И подивился он, глядя на творение свое.
Но вскипели пенной яростью океаны, ибо прогневались на Моди за то, что создал он землю, что сухой была она под ногами и оспаривала их главенство, и послали свои легионы — морские волны — на штурм горы, и воды обрушились на Арат Гор в неистовстве бури, грозя сбросить Моди с тверди. И камень стал поддаваться, и крошился он и разрушался под напором Вод. Гора оседала и рушилась, увлекая с собой Моди, и океаны смеялись, ликуя, предвкушая мгновение торжества, когда вновь они обретут безраздельную власть над миром.
И закричал тогда Моди сквозь рев и грохот волн, моля океаны умерить их ярость, и не губить его, и разрешить Горе жить. И вновь рассмеялись они и спросили, зачем бы им делать это? И попытался Моди договориться. Он предложил загадать загадку, но океаны презрительно расхохотались в ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120