— Но спешу озадачить вас еще больше… — Гном обернулся на нашу ватагу, будто проверяя, кто где стоит. — Заранее прошу прощения, но… Милостивая государыня, дело в том, что нам вручили этот «товар», даже не удосужившись пояснить, что там, в этих мешках. Честное слово, я знаю только то, что за это можно выручить намного больше, чем Гиер Одиннадцатый вам задолжал. Мы должны были продать этот товар одному достопочтенному купцу, но, увы, смерть от руки… — Он многозначительно посмотрел на кентавра с эльфом, которые дружно изучали облака. — Смерть от руки разбойников прервала его жизненный путь. Мы застали только руины его дома и его самого, так сказать, в подвешенном состоянии.
— Интересная история, интересная… — вымолвила настоятельница. — Все выгрузили? — Это она уже к монастырским. Получив положительный ответ, она отдала простой, но в то же время почему-то неприятный приказ: — Вскрывайте мешки!..
Анисим вытащил кривой ножичек и вонзил его в бок мешка. Когда лезвие с хрустом вошло в кожаную тушку, что-то очень несимпатичное пробежало по моему нутру. Что-то очень холодное и, соответственно, неприятное.
На обледеневшие камни мостовой тонкой струйкой посыпался серый, со сладковатым и очень знакомым запахом порошок. Гном, закрыв глаза, пробормотал проклятие, а кентавр почесал затылок. Настоятельница совершенно спокойно смотрела на эту струйку, быстро сбегающую на землю в аккуратную кучку.
— Это что, пряность? Какая? Очень своеобразный запах, — наконец открыла она рот.
Анисим, опустившись на колено, зачерпнул пригоршню этого добра и, осторожно поднеся к лицу, понюхал, попробовал чуть-чуть на язык… еще раз… и еще!.. Когда через минуту он поднял голову, его глаза блестели, а лицо выражало самое настоящее блаженство. Вот тут-то мать Элизабет и почувствовала неладное.
— Брат Анисим, что это?
— Кого, простите?
Лично для меня его ответ послужил только подтверждением догадки. В груди, слева, защемило и тяжестью опустилось в низ живота. Ну, Скорпо, ну…
По всей видимости, ответ привратника был для монахини таким же ясным, как день для слепого.
— Брат Анисим, я спрашиваю еще раз. Что это такое? И что, собственно говоря, с вами?
— А что со мной? Со мной все хорошо! Я бы даже сказал, что у меня все просто… — Тут он объяснил свое состояние таким словом, какое я и выговорить-то не смогу: язык отсохнет. А этот заторчавший дедуля как ни в чем не бывало не спеша объяснил собравшимся суть дела:
— Это, матушка, что ни на есть самый настоящий фэл — сушеный мухомор, однако! И, должен вам доложить, самого отменного качества. — Он широко улыбнулся, выставляя напоказ ряды полусгнивших зубов. — Ну, че ты вылупилась, карга старая? На, нюхни — мож, ангелочков еще при этой жизни увидишь!
Судя по всему, в смысле по опустившейся челюсти и вытаращенным глазам матери-настоятельницы, ей уже не надо было разъяснять, что же это такое мы сюда привезли, как это называется и для чего вообще это нужно.
— Интересно, — шепнул кентавр, — нас сначала выслушают или сразу отправят к праотцам? Куп, ты как полагаешь?
— Сейчас узнаешь… — Эльф очень медленно полез себе под подол.
— Милостивая государыня, — проскрипел гном, — видите ли…
— МОЛЧАТЬ! — взревела старушенция. — Сестра Рони, сестра Киви, сестра Элга! Ситуация четыре-два, быстро!
Монахини во главе с вышеназванной троицей, отлажено быстро отпихнув за спину мать Элизабет, взяли нас в полукольцо. Брат Анисим, заржав козлом, обнял мешок и буквально залез туда головой. Когда монашка мощной, недетской рукой вытащила привратника на свежий воздух, его лицо было покрыто пеной и счастьем.
— Его что, едят? — не понял Куп, делая шаг назад.
— И едят, и. нюхают. — Кентавр подтолкнул меня к кибитке: — Давай, парень, доставай свои… А, гаргульи Ада! — На нас смотрело с полсотни стрел, заботливо натянутых «коричневыми амазонками» на стенах.
— Вот жакхе! Ребята, спокойно! Дио, Куп, отцов ваших за ноги и кишки! Успокойтесь немедленно, или нас сейчас перебьют, как волчат! Делай, как я! — Гном развел руки в стороны, демонстрируя что-то типа миролюбия.
Настоятельница из-за спин сестер отдавала приказы:
— Окружить! Свободные от дежурства и молитв на стены! Бить только по конечностям — Господь желает раскаяния грешников, а не их смерти! Но если что, отпускаю грехи заранее!
— А матушка-то раньше, никак, в армии служила, — вслух восхитился Дио, глядя, как из ближайших казарм к нам неслись сестры в коричневых и черных одеждах.
Лично мне было не до смеха. Всей своей шкурой я чувствовал, что вот-вот начнут свистеть стрелы, польется кровь. Причем не только наша, но и этих озверевших баб! Вряд ли мои друзья будут безропотно подставлять себя под отточенные лезвия стрел! Не то воспитание, не монастырское! А сестры уже заламывали гному руки, перевязывали запястья эльфу, разматывали веревку, чтобы стреножить Дио. Дело принимало уже совсем неприятный оборот! Это я понял по тому, как меня схватили за плечо, начали выворачивать руку. Я взглянул на гнома, тот, перехватив мой взгляд, отрицательно мотнул головой. Ну, нет так нет. Я не стал дергаться…
В общем, повязали они нас! Как прокомментировал дальнейшее Дож, мать Элизабет устроила «показательный суд». Нас построили вдоль монастырской стены, невдалеке от ворот. Рядом, прямо на снег, сложили в кучу все семнадцать мешков с фэлом, а подле них поздравляющего всех с Праздником Весны и Любви брата Анисима.
Настоятельница долго хмурила брови, явно не зная, с чего начать. Монахини толпились возле, точь-в-точь повторяя рожицы своей начальницы.
— Вы понимаете, в чем ваша вина? Осознаете свой поступок? — наконец-то разрешилась она.
Мы, не сговариваясь, дружно пожали плечами:
— Нет… — И, словно подтверждая нашу правоту, в смысле невиновность, Анисим оторвал голову от распоротого мешка:
Виновата ли я, виновата ли я,
Что мой голос в коленках дрожал!
— Видите, что вы сотворили с добрым братом Анисимом?..
— Можно подумать, мы ему насильно фэл в ноздри запихнули!
— Это был покладистый, добропорядочный, хороший человек, отзывчивый муж и прекрасный работник. Никто даже не мог представить себе, во что он превратится после вашего прибытия!
Анисим поднял голову, дабы мы все могли узреть, во что он умудрился превратиться. Выставив напоказ свою довольную рожу, он торжествующе хрюкнул и, снова припав к мешку, начал украдкой ковырять там новую дырочку.
— И, зная, до чего может доводить ваш, так сказать, товар, вы смели думать, что я — мать этих детей, — она обвела рукой собравшуюся толпу дородных теток, — приняла бы от вас в качестве выкупа отраву душ человеческих?
— Живет моя отрада! — заголосила жертва, проковырявшая наконец себе источник радости и счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Интересная история, интересная… — вымолвила настоятельница. — Все выгрузили? — Это она уже к монастырским. Получив положительный ответ, она отдала простой, но в то же время почему-то неприятный приказ: — Вскрывайте мешки!..
Анисим вытащил кривой ножичек и вонзил его в бок мешка. Когда лезвие с хрустом вошло в кожаную тушку, что-то очень несимпатичное пробежало по моему нутру. Что-то очень холодное и, соответственно, неприятное.
На обледеневшие камни мостовой тонкой струйкой посыпался серый, со сладковатым и очень знакомым запахом порошок. Гном, закрыв глаза, пробормотал проклятие, а кентавр почесал затылок. Настоятельница совершенно спокойно смотрела на эту струйку, быстро сбегающую на землю в аккуратную кучку.
— Это что, пряность? Какая? Очень своеобразный запах, — наконец открыла она рот.
Анисим, опустившись на колено, зачерпнул пригоршню этого добра и, осторожно поднеся к лицу, понюхал, попробовал чуть-чуть на язык… еще раз… и еще!.. Когда через минуту он поднял голову, его глаза блестели, а лицо выражало самое настоящее блаженство. Вот тут-то мать Элизабет и почувствовала неладное.
— Брат Анисим, что это?
— Кого, простите?
Лично для меня его ответ послужил только подтверждением догадки. В груди, слева, защемило и тяжестью опустилось в низ живота. Ну, Скорпо, ну…
По всей видимости, ответ привратника был для монахини таким же ясным, как день для слепого.
— Брат Анисим, я спрашиваю еще раз. Что это такое? И что, собственно говоря, с вами?
— А что со мной? Со мной все хорошо! Я бы даже сказал, что у меня все просто… — Тут он объяснил свое состояние таким словом, какое я и выговорить-то не смогу: язык отсохнет. А этот заторчавший дедуля как ни в чем не бывало не спеша объяснил собравшимся суть дела:
— Это, матушка, что ни на есть самый настоящий фэл — сушеный мухомор, однако! И, должен вам доложить, самого отменного качества. — Он широко улыбнулся, выставляя напоказ ряды полусгнивших зубов. — Ну, че ты вылупилась, карга старая? На, нюхни — мож, ангелочков еще при этой жизни увидишь!
Судя по всему, в смысле по опустившейся челюсти и вытаращенным глазам матери-настоятельницы, ей уже не надо было разъяснять, что же это такое мы сюда привезли, как это называется и для чего вообще это нужно.
— Интересно, — шепнул кентавр, — нас сначала выслушают или сразу отправят к праотцам? Куп, ты как полагаешь?
— Сейчас узнаешь… — Эльф очень медленно полез себе под подол.
— Милостивая государыня, — проскрипел гном, — видите ли…
— МОЛЧАТЬ! — взревела старушенция. — Сестра Рони, сестра Киви, сестра Элга! Ситуация четыре-два, быстро!
Монахини во главе с вышеназванной троицей, отлажено быстро отпихнув за спину мать Элизабет, взяли нас в полукольцо. Брат Анисим, заржав козлом, обнял мешок и буквально залез туда головой. Когда монашка мощной, недетской рукой вытащила привратника на свежий воздух, его лицо было покрыто пеной и счастьем.
— Его что, едят? — не понял Куп, делая шаг назад.
— И едят, и. нюхают. — Кентавр подтолкнул меня к кибитке: — Давай, парень, доставай свои… А, гаргульи Ада! — На нас смотрело с полсотни стрел, заботливо натянутых «коричневыми амазонками» на стенах.
— Вот жакхе! Ребята, спокойно! Дио, Куп, отцов ваших за ноги и кишки! Успокойтесь немедленно, или нас сейчас перебьют, как волчат! Делай, как я! — Гном развел руки в стороны, демонстрируя что-то типа миролюбия.
Настоятельница из-за спин сестер отдавала приказы:
— Окружить! Свободные от дежурства и молитв на стены! Бить только по конечностям — Господь желает раскаяния грешников, а не их смерти! Но если что, отпускаю грехи заранее!
— А матушка-то раньше, никак, в армии служила, — вслух восхитился Дио, глядя, как из ближайших казарм к нам неслись сестры в коричневых и черных одеждах.
Лично мне было не до смеха. Всей своей шкурой я чувствовал, что вот-вот начнут свистеть стрелы, польется кровь. Причем не только наша, но и этих озверевших баб! Вряд ли мои друзья будут безропотно подставлять себя под отточенные лезвия стрел! Не то воспитание, не монастырское! А сестры уже заламывали гному руки, перевязывали запястья эльфу, разматывали веревку, чтобы стреножить Дио. Дело принимало уже совсем неприятный оборот! Это я понял по тому, как меня схватили за плечо, начали выворачивать руку. Я взглянул на гнома, тот, перехватив мой взгляд, отрицательно мотнул головой. Ну, нет так нет. Я не стал дергаться…
В общем, повязали они нас! Как прокомментировал дальнейшее Дож, мать Элизабет устроила «показательный суд». Нас построили вдоль монастырской стены, невдалеке от ворот. Рядом, прямо на снег, сложили в кучу все семнадцать мешков с фэлом, а подле них поздравляющего всех с Праздником Весны и Любви брата Анисима.
Настоятельница долго хмурила брови, явно не зная, с чего начать. Монахини толпились возле, точь-в-точь повторяя рожицы своей начальницы.
— Вы понимаете, в чем ваша вина? Осознаете свой поступок? — наконец-то разрешилась она.
Мы, не сговариваясь, дружно пожали плечами:
— Нет… — И, словно подтверждая нашу правоту, в смысле невиновность, Анисим оторвал голову от распоротого мешка:
Виновата ли я, виновата ли я,
Что мой голос в коленках дрожал!
— Видите, что вы сотворили с добрым братом Анисимом?..
— Можно подумать, мы ему насильно фэл в ноздри запихнули!
— Это был покладистый, добропорядочный, хороший человек, отзывчивый муж и прекрасный работник. Никто даже не мог представить себе, во что он превратится после вашего прибытия!
Анисим поднял голову, дабы мы все могли узреть, во что он умудрился превратиться. Выставив напоказ свою довольную рожу, он торжествующе хрюкнул и, снова припав к мешку, начал украдкой ковырять там новую дырочку.
— И, зная, до чего может доводить ваш, так сказать, товар, вы смели думать, что я — мать этих детей, — она обвела рукой собравшуюся толпу дородных теток, — приняла бы от вас в качестве выкупа отраву душ человеческих?
— Живет моя отрада! — заголосила жертва, проковырявшая наконец себе источник радости и счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89