Замок защелкивался автоматически, и с обеих сторон открывался лишь при помощи ключа. Ключ лежал у Траска в кармане.
— Чуть недожарен, как вы и просили, мистер Мэдден, — жизнерадостно уведомил Томми, снимая с блюда крышку. — А я расстарался и даже пива принес. Одну секундочку, сейчас открою... Ножа к ростбифу не полагается, но говядина очень мягкая и сочная, вы прекрасно управитесь и вилкой.
Я ухмыльнулся, приближаясь к столику. Томми предусмотрительно отшагнул.
— Конечно! Принесете нож, а я возьму — да и перережу вам горло. То-то будет смеху! Опасный субъект, вроде меня... О, черт побери!
Опускаясь в кресло, я зацепил столик и опрокинул пивную бутылку.
— Проклятье! Томми, извините, пожалуйста...
Он склонился поднять неразбившуюся посудину. Та катилась по ковру, щедро изрыгая рыжую пену и темное пиво. Томми настиг бутылку, поймал — и внезапно замер, осознав, что делает.
Именно тогда я и сломал ему шею ребром ладони.
Глава 9
Вынужден признать: сам несказанно удивился этому. Я откуда-то знал о существовании резких рубящих ударов, знал об их зачастую печальных последствиях, однако вовсе не полагал, будто сам способен сотворить эдакое. Готовился прыгнуть на Траска, оглушить падением сверху, вступить в отчаянную борьбу, а потом исхитриться и прикончить чем угодно — хотя бы той же бутылкой.
Ничего подобного не потребовалось.
Рука орудовала непроизвольно.
Томми рухнул точно подстреленный. Задергался, затрепетал, покуда последние биотоки отчаянно стремились прорваться по разорванным нервным сплетениям. Потом застыл и вытянулся.
Я растер ушибленную ладонь. Ушиб на славу — по всей вероятности, мастером каратэ не числился, кирпичей не дробил. Однако все кости оказались целы. Слава Богу. Теперь — ключ и любое оружие...
Ключ обнаружился там, где и полагалось ему обнаружиться — в кармане Томми. Оружия Траск не носил, я убедился в этом уже давно, и все-таки тщательно обыскал поверженного. Ни револьвера, ни завалящего ножа. Томми ведь и на службе держали за умение укрощать буйствующих маньяков голыми руками... В лечебнице для душевнобольных психопату не предоставляют возможности случайно сделаться вооруженным психопатом. Только внешняя стража — последняя, так сказать, линия обороны — имела право разгуливать с пистолетами в кобурах.
Я забрал у Томми бумажник, справедливо полагая, что собственный мой кошелек валяется неведомо где, а для бегства, если удастся вырваться вон отсюда, понадобятся деньги. Забрал — и ощутил себя мародером.
Уже отмыкая дверь, покорный слуга задержался на минуту. Что-то на дне сознания твердило: способен это проделать — умей и на итоги работы своей поглядеть.
Бедняга Томми.
Всегда отыскиваются хорошие парни, которые по несчастью либо невезению связываются с мерзавцами. Воюют на неправильной, так сказать, стороне. Возможно, мне лишь почудилось, однако на мальчишеской физиономии Траска сохранилась гримаса удивления и упрека.
Нет уж, к лешему! Я предупреждал честную компанию, и Томми при этом присутствовал. Я дал всей местной сволочи полную возможность отпустить меня подобру-поздорову, не правда ли? А ежели упорствуешь в намерении замыкать неповинных людей и день за днем поджаривать их на электрическом столике, будь любезен и последствия расхлебывать.
Коттедж «Гиацинт» состоял из моих вышеупомянутых апартаментов и небольшой комнатки для сиделки либо караульного. Наличествовала еще одна маленькая, совмещенная с клозетом, ванная. В ней обнаружилась одежда — моя собственная и особая, санаторная, включавшая несколько прелюбопытнейших длинных рубах, снабженных прочными брезентовыми завязками. Также нашлись две пары костылей — алюминиевая и деревянная. То ли обитал здесь полоумный калека, то ли дожидались такового — не знаю.
Алюминиевая пара была чересчур легкой и в качестве оружия не годилась никуда. Я разобрал деревянный костыль, с негромкими проклятиями ухитрившись отвинтить гайки и отделить нижнюю опорную часть. Отодрал резиновый наконечник.
И получил в распоряжение увесистую, прочную, почти двухфутовую дубинку. Что ж, весьма недурно...
Я облачился. Было немного странно вновь ощущать себя в человеческом платье, с однодневным перерывом провалявшись в больничной пижаме битых три недели. Ни плаща, ни дорожной сумки отыскать не удалось.
Я неохотно отбросил пиджак, предварительно вывернув карманы. По счастью, костюм, купленный Китти перед вылетом из Принца Руперта, включал достаточно теплый и достаточно темный джемпер-"водолазку". Натянув его, я рассудил, что воспаления легких, пожалуй, можно и не слишком опасаться.
И все же задрожал, выйдя наружу, когда меня объял прохладный и влажный ночной воздух, витавший за порогом. Должно быть, купание в проливе Гекаты привило мне пожизненную тягу к теплу и сухой одежке. Стоял темный вечер, однако прожекторы светили вовсю — хоть ночной футбольный матч затевай! Легкий туман искрился десятками радужных вспышек. Ни уголка, в котором я мог бы затаиться и спрятаться в тени.
Черт с ним, с уголком. Человека, двигающегося крадущимися перебежками, тот же час обнаружит любой и всякий соглядатай. Куда остроумнее просто шествовать напрямик, по своим делам, ни от кого не таясь. Что бросается в глаза, того не замечают. О, многомудрый Эдгар Аллан По!
Я двинулся небрежно и развязно, помахивая костыльной палкой точно стеком.
В это время суток пациентам уже не полагалось выходить на прогулку. Сейчас они либо питались в общей столовой, либо занимались тем же в гордом одиночестве, по своим палатам — в зависимости от состояния, поведения или склонностей.
Охранников тоже не замечалось. Уложив Траска, я должен был по-настоящему стеречься лишь одного служащего. Остальные плевали на обитателей «Вербены» и «Гиацинта» с пожарной каланчи. Равно как и на людей, приглядывавших за оными обитателями. Эти два коттеджа заработали кличку «гадюшников», ибо там содержали буйных, злобных, утративших облик людской выродков — успевших зачастую натворить леденящих душу дел.
Я судил со слов покойного Томми. Однажды он пожаловался на презрительное отношение сослуживцев:
— Считают, понимаете ли себя высшей расой! Только потому, что сами возятся с пропойцами да наркоманами, а нам выпадает стеречь насильников и потрошителей!
Гадая, не умудрился ли в позабытой прошлой жизни сам кого-нибудь ненароком выпотрошить, покорный слуга узрел приближающегося по дорожке Дугана.
* * *
Первым порывом было спрятаться, нырнуть в заросли, но я сдержался. По сути, мне очень повезло: застичь сукина сына вот так, на открытом пространстве, лицом к лицу. Будь иначе, довелось бы все время озираться, беречься, выслеживать, подстерегать — покуда не обнаружил бы и не уничтожил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Чуть недожарен, как вы и просили, мистер Мэдден, — жизнерадостно уведомил Томми, снимая с блюда крышку. — А я расстарался и даже пива принес. Одну секундочку, сейчас открою... Ножа к ростбифу не полагается, но говядина очень мягкая и сочная, вы прекрасно управитесь и вилкой.
Я ухмыльнулся, приближаясь к столику. Томми предусмотрительно отшагнул.
— Конечно! Принесете нож, а я возьму — да и перережу вам горло. То-то будет смеху! Опасный субъект, вроде меня... О, черт побери!
Опускаясь в кресло, я зацепил столик и опрокинул пивную бутылку.
— Проклятье! Томми, извините, пожалуйста...
Он склонился поднять неразбившуюся посудину. Та катилась по ковру, щедро изрыгая рыжую пену и темное пиво. Томми настиг бутылку, поймал — и внезапно замер, осознав, что делает.
Именно тогда я и сломал ему шею ребром ладони.
Глава 9
Вынужден признать: сам несказанно удивился этому. Я откуда-то знал о существовании резких рубящих ударов, знал об их зачастую печальных последствиях, однако вовсе не полагал, будто сам способен сотворить эдакое. Готовился прыгнуть на Траска, оглушить падением сверху, вступить в отчаянную борьбу, а потом исхитриться и прикончить чем угодно — хотя бы той же бутылкой.
Ничего подобного не потребовалось.
Рука орудовала непроизвольно.
Томми рухнул точно подстреленный. Задергался, затрепетал, покуда последние биотоки отчаянно стремились прорваться по разорванным нервным сплетениям. Потом застыл и вытянулся.
Я растер ушибленную ладонь. Ушиб на славу — по всей вероятности, мастером каратэ не числился, кирпичей не дробил. Однако все кости оказались целы. Слава Богу. Теперь — ключ и любое оружие...
Ключ обнаружился там, где и полагалось ему обнаружиться — в кармане Томми. Оружия Траск не носил, я убедился в этом уже давно, и все-таки тщательно обыскал поверженного. Ни револьвера, ни завалящего ножа. Томми ведь и на службе держали за умение укрощать буйствующих маньяков голыми руками... В лечебнице для душевнобольных психопату не предоставляют возможности случайно сделаться вооруженным психопатом. Только внешняя стража — последняя, так сказать, линия обороны — имела право разгуливать с пистолетами в кобурах.
Я забрал у Томми бумажник, справедливо полагая, что собственный мой кошелек валяется неведомо где, а для бегства, если удастся вырваться вон отсюда, понадобятся деньги. Забрал — и ощутил себя мародером.
Уже отмыкая дверь, покорный слуга задержался на минуту. Что-то на дне сознания твердило: способен это проделать — умей и на итоги работы своей поглядеть.
Бедняга Томми.
Всегда отыскиваются хорошие парни, которые по несчастью либо невезению связываются с мерзавцами. Воюют на неправильной, так сказать, стороне. Возможно, мне лишь почудилось, однако на мальчишеской физиономии Траска сохранилась гримаса удивления и упрека.
Нет уж, к лешему! Я предупреждал честную компанию, и Томми при этом присутствовал. Я дал всей местной сволочи полную возможность отпустить меня подобру-поздорову, не правда ли? А ежели упорствуешь в намерении замыкать неповинных людей и день за днем поджаривать их на электрическом столике, будь любезен и последствия расхлебывать.
Коттедж «Гиацинт» состоял из моих вышеупомянутых апартаментов и небольшой комнатки для сиделки либо караульного. Наличествовала еще одна маленькая, совмещенная с клозетом, ванная. В ней обнаружилась одежда — моя собственная и особая, санаторная, включавшая несколько прелюбопытнейших длинных рубах, снабженных прочными брезентовыми завязками. Также нашлись две пары костылей — алюминиевая и деревянная. То ли обитал здесь полоумный калека, то ли дожидались такового — не знаю.
Алюминиевая пара была чересчур легкой и в качестве оружия не годилась никуда. Я разобрал деревянный костыль, с негромкими проклятиями ухитрившись отвинтить гайки и отделить нижнюю опорную часть. Отодрал резиновый наконечник.
И получил в распоряжение увесистую, прочную, почти двухфутовую дубинку. Что ж, весьма недурно...
Я облачился. Было немного странно вновь ощущать себя в человеческом платье, с однодневным перерывом провалявшись в больничной пижаме битых три недели. Ни плаща, ни дорожной сумки отыскать не удалось.
Я неохотно отбросил пиджак, предварительно вывернув карманы. По счастью, костюм, купленный Китти перед вылетом из Принца Руперта, включал достаточно теплый и достаточно темный джемпер-"водолазку". Натянув его, я рассудил, что воспаления легких, пожалуй, можно и не слишком опасаться.
И все же задрожал, выйдя наружу, когда меня объял прохладный и влажный ночной воздух, витавший за порогом. Должно быть, купание в проливе Гекаты привило мне пожизненную тягу к теплу и сухой одежке. Стоял темный вечер, однако прожекторы светили вовсю — хоть ночной футбольный матч затевай! Легкий туман искрился десятками радужных вспышек. Ни уголка, в котором я мог бы затаиться и спрятаться в тени.
Черт с ним, с уголком. Человека, двигающегося крадущимися перебежками, тот же час обнаружит любой и всякий соглядатай. Куда остроумнее просто шествовать напрямик, по своим делам, ни от кого не таясь. Что бросается в глаза, того не замечают. О, многомудрый Эдгар Аллан По!
Я двинулся небрежно и развязно, помахивая костыльной палкой точно стеком.
В это время суток пациентам уже не полагалось выходить на прогулку. Сейчас они либо питались в общей столовой, либо занимались тем же в гордом одиночестве, по своим палатам — в зависимости от состояния, поведения или склонностей.
Охранников тоже не замечалось. Уложив Траска, я должен был по-настоящему стеречься лишь одного служащего. Остальные плевали на обитателей «Вербены» и «Гиацинта» с пожарной каланчи. Равно как и на людей, приглядывавших за оными обитателями. Эти два коттеджа заработали кличку «гадюшников», ибо там содержали буйных, злобных, утративших облик людской выродков — успевших зачастую натворить леденящих душу дел.
Я судил со слов покойного Томми. Однажды он пожаловался на презрительное отношение сослуживцев:
— Считают, понимаете ли себя высшей расой! Только потому, что сами возятся с пропойцами да наркоманами, а нам выпадает стеречь насильников и потрошителей!
Гадая, не умудрился ли в позабытой прошлой жизни сам кого-нибудь ненароком выпотрошить, покорный слуга узрел приближающегося по дорожке Дугана.
* * *
Первым порывом было спрятаться, нырнуть в заросли, но я сдержался. По сути, мне очень повезло: застичь сукина сына вот так, на открытом пространстве, лицом к лицу. Будь иначе, довелось бы все время озираться, беречься, выслеживать, подстерегать — покуда не обнаружил бы и не уничтожил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46