— ответил Василий.
— Говорил… Знаете, чего я боюсь теперь? Как бы немцы не двинулись на нас, вместо того чтобы ударить по русским. Уж очень развязно они стали вести себя. В цирках существует неписаный закон — зверя, вышедшего из повиновения дрессировщику, убивают. Как бы то же самое не случилось здесь!
— Боюсь, что здешний зверь загрызет своего дрессировщика, он ведь давно вышел из повиновения! — сказал Василий…
Садовника Мюллера пришлось выручать при помощи Отто Лемке. Операция эта обошлась Василию в триста американских долларов. Мюллер вернулся дней через десять, худой, постаревший, с ссадинами на морщинистом лице.
— Что они сделали с вами, Мюллер? — участливо спросил Василий.
— Об этом не имею права говорить, я дал подписку, — сказал садовник и, помолчав, добавил: — Впрочем, вам можно доверять… Они били меня три раза в день, иногда и ночью… Все спрашивали про какую-то подпольную организацию, издающую коммунистическую газету… Вами тоже интересовались, мистер Кочек.
— И что же?
— Ничего… Ни о каких организациях я не имею ни малейшего понятия и вообще, скажу вам откровенно, политикой не интересуюсь. Нужно думать, что произошла ошибка — меня спутали с кем-то. Что же касается вас, то, разумеется, кроме хорошего, я ничего сказать им не мог…
— Приятно слышать, что работающий у меня садовник политикой не интересуется, иначе отвечать пришлось бы мне! Все же будьте осторожны и имейте в виду, что я поручился за вас.
— Этого я не знал…
Однажды, уйдя из конторы раньше обычного, Василий вернулся с полдороги обратно, вспомнив, что забыл портфель. У себя в кабинете он застал юрисконсульта Глауберга, — тот рылся в ящиках его письменного стола.
— Что вы тут делаете? — резко спросил Василий.
— Ищу копию последнего нашего письма к фирме «Фламме»… — Вид у юрисконсульта был растерянный.
— Почему вы ищете ее не в канцелярии, а у меня?
— Там ее нет…
— Сейчас проверим! — Василий позвонил и попросил секретаршу позвать делопроизводителя. Когда тот явился, велел ему принести папку с исходящими бумагами. — Мне нужна копия нашего последнего письма компании «Фламме», — если не ошибаюсь, о расчетах. — Он заметил, что Глауберг делает делопроизводителю какие-то знаки, и добавил: — Надеюсь, эта копия имеется у вас в делах, иначе вы немедленно потеряете работу!
Делопроизводитель вернулся через минуту с папкой и показал патрону копию письма.
— Смею вас заверить, — сказал он, — что документы у нас не теряются.
— Благодарю вас. Можете быть свободны.
Отпустив делопроизводителя, Василий снова спросил Глауберга:
— Так что же все-таки вы искали в ящиках моего стола?
Юрисконсульт молчал, на лице его выступили красные пятна.
— Еще один вопрос: откуда у вас ключи от стола?
— Они были здесь… Вероятно, вы забыли…
— Неправда! — Василий достал из кармана связку ключей в кожаном футляре и показал Глаубергу. — Что вы искали в ящиках моего стола и по чьему заданию это делали?
— Извините, этого больше не повторится… — выдавил из себя Глауберг, губы его дрожали.
— Не может повториться потому, что вас здесь не будет! Уходите немедленно и больше не попадайтесь мне на глаза!
Утром он приказал бухгалтеру отчислить Глауберга.
То, что случилось с садовником Мюллером и юрисконсультом Глаубергом, насторожило Василия. Может наступить такое время, когда фашисты ни с чем считаться не будут… «Нужно быть осмотрительней, не давать им ни малейшего повода для подозрений», — внушал себе Василий. Однако они с Лизой живут в фашистском раю не для того, чтобы увеличивать свои сбережения в американском банке, а чтобы заниматься делом. Опасным и нужным.
Отто Лемке, успевший накопить солидный капитал в швейцарском банке при помощи Василия, по-прежнему снабжал его ценной информацией. Неоднократные проверки получаемых от него сведений (для этого использовались фрау Браун и майор генерального штаба Фридрих Кольвиц) всегда подтверждали их правильность.
В конце февраля 1939 года Лемке явился к Василию хмурый, расстроенный. Ему кажется, пробормотал он, что фюрер начал зарываться и что это к хорошему не приведет…
— Что вы, герр Лемке, разве фюрер может зарываться?
— Представьте — может… Он затевает новую игру — хочет захватить всю Чехословакию.
— Но ведь фюрер сам подписал мюнхенское соглашение, гарантирующее неприкосновенность новых чехословацких границ!
— Ах, мистер Кочек, вы наивный человек!.. Какое значение имеет для Гитлера подпись на клочке бумаги? Сам поставил свою подпись, сам же может взять ее обратно… Есть приказ фюрера по армии — быть готовым для вторжения в Чехословакию, с целью полной ее оккупации, не позже 15 марта…
Прежде чем сообщить тревожную весть «отцу», Василий решил проверить ее. И Кольвиц подтвердил, что вторжение в Чехословацкую республику намечено в ночь на 15 марта.
В эту самую ночь, в то время когда немецко-фашистские войска вторглись в Чехословакию, президент республики Гаха сидел в одиночестве в огромном салоне новой имперской канцелярии. На столе перед ним лежал документ с коротким текстом. Время от времени Гаха наклонялся над документом и, морщась как от зубной боли, снова откидывался на спинку кресла. Ему было приказано Гитлером подписать этот документ, в котором говорилось, что «…он, будучи в полном сознании и здравом уме, вручает судьбу чехословацкого народа и всей страны фюреру и германскому рейху…».
Гаха понимал, что подписание такого документа — позорное предательство в отношении своего народа, но води сопротивляться у него не было. Он находился в полуобморочном состоянии. Ему сделали укол, и в конце концов он поставил свою подпись под документом…
Так перевернулась еще одна печальная страница в трагической летописи тех лет.
На очереди — вопрос о Данциге.
Требуя присоединения Данцига к Германии, а также предоставления права на сооружение собственной транспортной магистрали через «Польский коридор», гитлеровцы сулили Польше, в качестве компенсации, часть Советской Украины.
Реакционная клика, определявшая политику тогдашней Польши, отказалась от помощи Советского Союза и стала на путь открытого предательства национальных интересов польского народа.
7 апреля 1939 года итальянские войска вторглись в Албанию. 28 апреля германское правительство заявило о расторжении англо-германского морского соглашения и аннулировании германо-польского пакта о ненападении. 22 марта литовские правители скрепя сердце уступили Германии Мемельскую область с портом Мемель (Клайпеда) на Балтийском море. Днем позже Румыния подписала договор, по которому подчиняла свою экономику интересам германской промышленности. Гитлер заявил также претензии на бывшие немецкие колонии, захваченные Англией и Францией в итоге мировой войны, и предъявил территориальные требования к Польше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Говорил… Знаете, чего я боюсь теперь? Как бы немцы не двинулись на нас, вместо того чтобы ударить по русским. Уж очень развязно они стали вести себя. В цирках существует неписаный закон — зверя, вышедшего из повиновения дрессировщику, убивают. Как бы то же самое не случилось здесь!
— Боюсь, что здешний зверь загрызет своего дрессировщика, он ведь давно вышел из повиновения! — сказал Василий…
Садовника Мюллера пришлось выручать при помощи Отто Лемке. Операция эта обошлась Василию в триста американских долларов. Мюллер вернулся дней через десять, худой, постаревший, с ссадинами на морщинистом лице.
— Что они сделали с вами, Мюллер? — участливо спросил Василий.
— Об этом не имею права говорить, я дал подписку, — сказал садовник и, помолчав, добавил: — Впрочем, вам можно доверять… Они били меня три раза в день, иногда и ночью… Все спрашивали про какую-то подпольную организацию, издающую коммунистическую газету… Вами тоже интересовались, мистер Кочек.
— И что же?
— Ничего… Ни о каких организациях я не имею ни малейшего понятия и вообще, скажу вам откровенно, политикой не интересуюсь. Нужно думать, что произошла ошибка — меня спутали с кем-то. Что же касается вас, то, разумеется, кроме хорошего, я ничего сказать им не мог…
— Приятно слышать, что работающий у меня садовник политикой не интересуется, иначе отвечать пришлось бы мне! Все же будьте осторожны и имейте в виду, что я поручился за вас.
— Этого я не знал…
Однажды, уйдя из конторы раньше обычного, Василий вернулся с полдороги обратно, вспомнив, что забыл портфель. У себя в кабинете он застал юрисконсульта Глауберга, — тот рылся в ящиках его письменного стола.
— Что вы тут делаете? — резко спросил Василий.
— Ищу копию последнего нашего письма к фирме «Фламме»… — Вид у юрисконсульта был растерянный.
— Почему вы ищете ее не в канцелярии, а у меня?
— Там ее нет…
— Сейчас проверим! — Василий позвонил и попросил секретаршу позвать делопроизводителя. Когда тот явился, велел ему принести папку с исходящими бумагами. — Мне нужна копия нашего последнего письма компании «Фламме», — если не ошибаюсь, о расчетах. — Он заметил, что Глауберг делает делопроизводителю какие-то знаки, и добавил: — Надеюсь, эта копия имеется у вас в делах, иначе вы немедленно потеряете работу!
Делопроизводитель вернулся через минуту с папкой и показал патрону копию письма.
— Смею вас заверить, — сказал он, — что документы у нас не теряются.
— Благодарю вас. Можете быть свободны.
Отпустив делопроизводителя, Василий снова спросил Глауберга:
— Так что же все-таки вы искали в ящиках моего стола?
Юрисконсульт молчал, на лице его выступили красные пятна.
— Еще один вопрос: откуда у вас ключи от стола?
— Они были здесь… Вероятно, вы забыли…
— Неправда! — Василий достал из кармана связку ключей в кожаном футляре и показал Глаубергу. — Что вы искали в ящиках моего стола и по чьему заданию это делали?
— Извините, этого больше не повторится… — выдавил из себя Глауберг, губы его дрожали.
— Не может повториться потому, что вас здесь не будет! Уходите немедленно и больше не попадайтесь мне на глаза!
Утром он приказал бухгалтеру отчислить Глауберга.
То, что случилось с садовником Мюллером и юрисконсультом Глаубергом, насторожило Василия. Может наступить такое время, когда фашисты ни с чем считаться не будут… «Нужно быть осмотрительней, не давать им ни малейшего повода для подозрений», — внушал себе Василий. Однако они с Лизой живут в фашистском раю не для того, чтобы увеличивать свои сбережения в американском банке, а чтобы заниматься делом. Опасным и нужным.
Отто Лемке, успевший накопить солидный капитал в швейцарском банке при помощи Василия, по-прежнему снабжал его ценной информацией. Неоднократные проверки получаемых от него сведений (для этого использовались фрау Браун и майор генерального штаба Фридрих Кольвиц) всегда подтверждали их правильность.
В конце февраля 1939 года Лемке явился к Василию хмурый, расстроенный. Ему кажется, пробормотал он, что фюрер начал зарываться и что это к хорошему не приведет…
— Что вы, герр Лемке, разве фюрер может зарываться?
— Представьте — может… Он затевает новую игру — хочет захватить всю Чехословакию.
— Но ведь фюрер сам подписал мюнхенское соглашение, гарантирующее неприкосновенность новых чехословацких границ!
— Ах, мистер Кочек, вы наивный человек!.. Какое значение имеет для Гитлера подпись на клочке бумаги? Сам поставил свою подпись, сам же может взять ее обратно… Есть приказ фюрера по армии — быть готовым для вторжения в Чехословакию, с целью полной ее оккупации, не позже 15 марта…
Прежде чем сообщить тревожную весть «отцу», Василий решил проверить ее. И Кольвиц подтвердил, что вторжение в Чехословацкую республику намечено в ночь на 15 марта.
В эту самую ночь, в то время когда немецко-фашистские войска вторглись в Чехословакию, президент республики Гаха сидел в одиночестве в огромном салоне новой имперской канцелярии. На столе перед ним лежал документ с коротким текстом. Время от времени Гаха наклонялся над документом и, морщась как от зубной боли, снова откидывался на спинку кресла. Ему было приказано Гитлером подписать этот документ, в котором говорилось, что «…он, будучи в полном сознании и здравом уме, вручает судьбу чехословацкого народа и всей страны фюреру и германскому рейху…».
Гаха понимал, что подписание такого документа — позорное предательство в отношении своего народа, но води сопротивляться у него не было. Он находился в полуобморочном состоянии. Ему сделали укол, и в конце концов он поставил свою подпись под документом…
Так перевернулась еще одна печальная страница в трагической летописи тех лет.
На очереди — вопрос о Данциге.
Требуя присоединения Данцига к Германии, а также предоставления права на сооружение собственной транспортной магистрали через «Польский коридор», гитлеровцы сулили Польше, в качестве компенсации, часть Советской Украины.
Реакционная клика, определявшая политику тогдашней Польши, отказалась от помощи Советского Союза и стала на путь открытого предательства национальных интересов польского народа.
7 апреля 1939 года итальянские войска вторглись в Албанию. 28 апреля германское правительство заявило о расторжении англо-германского морского соглашения и аннулировании германо-польского пакта о ненападении. 22 марта литовские правители скрепя сердце уступили Германии Мемельскую область с портом Мемель (Клайпеда) на Балтийском море. Днем позже Румыния подписала договор, по которому подчиняла свою экономику интересам германской промышленности. Гитлер заявил также претензии на бывшие немецкие колонии, захваченные Англией и Францией в итоге мировой войны, и предъявил территориальные требования к Польше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119