Арман по-прежнему стоял позади нее, его нежные и уверенные руки продвинулись дальше и остановились на талии. Одновременно Арман теснее приблизился к Мадлен, так что его чресла коснулись ее спины.
— Осторожней, не то он увидит тебя, — поговорила Мадлен с беспокойством, которое никоим образом не вязалось с решительным заявлением об окончательном разрыве, высказанным минуту назад.
— Не увидит, — заверил Арман. — Меня скрывает занавеска. Самое большее, что он может увидеть, — это твое любопытное личико.
Пальцы исследовали узел на поясе, стягивавший воздушный пеньюар. Долго возиться не пришлось, как всегда бывает, когда имеешь дело с хорошо скроенной одеждой, и тонкое шифоновое одеяние распахнулось. Арман тихо вздохнул и погладил гладкий живот под ночной рубашкой.
— Нет, ты не должен делать этого! — закричала Мадлен. — А вдруг кто-нибудь войдет и увидит нас в такой позе?
— Ивонна отправилась танцевать, — напомнил Арман, — а слуги давно спят. Да и не думаю, что от Ивонны укрылось то, что мы любовники.
Темнота все спишет, гласит старинная поговорка. Арман расстегнул брюки, возбужденный приятель вынырнул наружу и радостно вздрагивал, обретя неожиданную свободу. Арман крепко прижал чресла к.мягким округлостям, лишь тонкая прослойка шифона отделяла его горячую плоть от прохладной кожи Мадлен.
— О Арман! — вздохнула она. — А что, если дети Ивонны войдут и увидят нас?
Ощущения, испытываемые Арманом от прикосновения к спине Мадлен, окутанной мягкой тканью, были столь захватывающи что Арман в самозабвении начал медленно двигаться вверх-вниз. Руки проникли в глубокое декольте ночной рубашки и сжали обнаженную грудь. Он был на пути к тому, чтобы выплеснуть страсть немедленно и облить спину Мадлен, а также очаровательный пеньюар, — хорошенькое впечатление у нее останется!
— Дети крепко спят, — сказал он. — Неужели ты думаешь, что нянька позволит им бродить по квартире среди ночи? Никто не помешает нам, Мадлен.
Она нежно терлась о его чресла, возбужденная движениями трепещущей плоти.
— Какой ты горячий! — прошептала она.
— Я горю от любви к тебе, ты должна быть моей, Мадлен.
Он потянулся вниз и, захватив горсть шуршащей ткани, стал поднимать ее, пока руки не оказались под кружевным краем ночной рубашки.
Мадлен резко задышала, когда пальцы любовника дотронулись до нежного места, где сходились бедра.
— Арман, нет!.. — прошептала она, но он еще крепче прижался к упругим круглым ягодицам, чтобы показать, как он распалился и как сильно жаждет обладать ею.
— Раздвинь ноги чуть-чуть, — пробормотал он; губы касались ее уха, а запах духов щекотал ноздри.
— Но это безумие! — проговорила она. Однако страсть оказалась сильнее осторожности, и стройные ноги раздвинулись достаточно широко, чтобы Арман смог погладить вожделенное сокровище.
— Он заметил нас! — воскликнула Мадлен. — Посмотри, он открыл окно в машине!
Она была права. Там, где они несколько секунд назад видели оконное стекло машины, теперь маячило бледное пятно, которое могло быть только лицом Пьера-Луи. Но определить выражение этого лица было невозможно, размытая клякса — вот все, что было видно сверху.
Арман целовал затылок Мадлен, в то время как кончик среднего пальца осторожно проникал во влажное углубление.
— Он не может нас видеть, — уверял он.
— Какая жалость, — последовал неожиданный ответ. — Ему бы пошло на пользу!
Мадлен определенно возбудилась. Возможно, причиной тому было горькое удовольствие, которое она испытывала, воображая реакцию мужа, когда бы он узнал, что она позволила Арману, стоя у окна. Или же до такого состояния ее довели ласковые пальцы и сладостная дрожь, волнами пробегавшая по животу.
— Что я говорю? — опомнилась она. — Он не должен ничего знать, иначе у него появится предлог, который ему так нужен, чтобы бегать за этой девкой! Нет, он не получит от меня такого подарка. Прекрати немедленно!
Арман жарко дышал ей в ухо, забавляясь ее нерешительностью. Намерения менялись каждую секунду с быстротой колебания маятника. «Да» говорила она, потому что была возбуждена и хотела, чтобы Арман продолжал ласки; и она говорила «нет», желая остановить его, потому что муж был совсем рядом, в такси на противоположной стороне улицы.
Несмотря на беспочвенную тревогу, что их могут увидеть, и на не совсем искренние возражения, потайной бутон набух и увлажнился под пальцами Армана. Она завела руки за спину и дотронулась до живота любовника. Ощутив твердость вздыбленной плоти, она негромко вскрикнула.
— Ты ведешь себя непростительно, — сказала она мягко. — Пьер-Луи доверил тебе такое важное дело — и как же ты справляешься с ним? Или ты его заместитель? Должна ли я понимать так, что это мой муж ласкает меня в твоем лице?
— Ни в коем случае, — возразил Арман. — Ласкаю тебя я, моя чудная Мадлен, и то, что ты держишь в руках, принадлежит тоже мне, и никому другому.
— Тогда ты должен признать, что предал доверие давнего друга. Не говоря уж о том, что Пьер-Луи тебе родня! Тебе не стыдно?
— Нисколько, радость моя, — спокойно ответил он, при этом его пальцы резвились во влажном углублении.
— А если он узнает, что ты обманул его, заставив меня уступить твоим желаниям, как ты будешь оправдываться?
— Разве я заставляю тебя, Мадлен? — прошептал он, касаясь губами ее уха. — Ты любишь такого рода принуждение так же сильно, как и я. Если бы я мог, то заставлял бы тебя уступать каждое утро, и каждый полдень, и каждый вечер, и каждую ночь.
Арман приготовился играть с Мадлен до тех пор, пока она не перейдет черту и не окажется целиком во власти страсти, если иначе невозможно уговорить ее отдаться. Но, как часто бывает между мужчиной и женщиной, давно состоящими в любовных отношениях, от Армана не потребовалось столь грандиозных усилий.
— Хорошо, пойдем, — пробормотала она, — мы можем лечь на диван.
— Нам не нужен диван, давай останемся здесь — у окна.
— Но… так нельзя! — возразила Мадлен. Она угадала его тайный замысел и была потрясена. — Мы не можем здесь, Пьер-Луи наблюдает за нами!
— Ты только что сказала, что тебе все равно, видит он нас или нет, — напомнил Арман.
— Но тогда было совсем другое дело! Ты всего лишь трогал меня, мы не переступали границ, — ответила она, демонстрируя очаровательное, а иногда весьма раздражающее, отсутствие логики, часто свойственное хорошеньким женщинам.
— Пьер-Луи не наблюдает за нами. — Уловка Мадлен рассмешила Армана. — Наблюдаешь ты, а это совсем не одно и то же.
И не дав возможности продолжить бесполезный спор, к которому, он знал, не следовало относиться серьезно, Арман сбросил широкий пеньюар с плеч любовницы. Шурша, тот упал на пол между ними, и Арман ощутил тепло гладкого тела под тонким, как паутина, шифоном ночной рубашки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61