Она покупала газету в ближайшем киоске и свежие булочки в пекарне, варила кофе, убирала квартиру, стирала и гладила рубашки и в конце концов стала абсолютно необходимой в холостяцком жилище Армана.
Прежде чем Арман успел возмутиться и велеть мадам Котье выпроводить непрошеную гостью, Доминика ворвалась в комнату и, обойдя домработницу, весело приветствовала хозяина, удобно устроившегося в кресле в пижаме и халате, а рядом на маленьком столике стоял кофейник и тарелочка с круассанами.
— Здравствуй, Арман, — улыбаясь сказала Доминика. — Извини за столь ранний визит, но я проезжала мимо и решила заглянуть, чтобы рассказать тебе кое-что, что может тебя порадовать.
На ней была чрезвычайно элегантная долгополая шуба из шиншиллы изысканного серого оттенка и маленькая темно-серая шляпка, облегавшая голову. Щеки раскраснелись от утреннего холода, и, стянув черные замшевые перчатки, она быстро потерла руки друг о друга, чтобы согреть их. Мадам Котье вышла, вернувшись к своим делам, а Доминика уселась в кресло напротив Армана. В ответ на ее приветствие тот слегка приподнялся и, не выказав и намека на желание коснуться ее руки, опять опустился в кресло, подозрительно глядя на гостью.
Ни на секунду он не поверил, что она всего-навсего проезжала мимо. Было только девять часов утра, Доминика никогда не поднималась так рано, а тем более не отправлялась по делам. Арман был уверен, что она явилась с какой-то тайной целью, однако последующие слова застали его врасплох.
— Я зашла извиниться, — сказала Доминика, — я искренне переживаю из-за того, что случилось вчера. Я вела себя ужасно, и нет мне оправданий. Выпила я не больше двух бокалов шампанского. Ты, должно быть, подумал обо мне Бог знает что.
Она сокрушенно пожала плечами — жест, выразивший огорчение, получился весьма обворожительным. По доброте натуры Арман никогда не мог устоять, когда к нему взывала хорошенькая женщина, и он немедленно и снисходительно принял ее извинения.
— Прекрасно, значит, мы опять друзья, — сказала она, вставая, как будто собиралась уйти теперь, когда они примирились.
Но не тут-то было. Очень скоро Арману пришлось убедиться, что покинуть его дом, по крайней мере немедленно, отнюдь не входило в намерения Доминики. Она развязала узел на розовом шелковом шарфе, обмотанном вокруг шеи, и выпустила концы наружу, обнажив гладкую шею и грудь. Единственным украшением на шее был маленький золотой крестик на цепочке. Арман уставился на нее в недоумении, пытаясь догадаться, что последует дальше. И когда она, улыбаясь во весь рот, полностью распахнула шубу, он увидел, что другой одежды под ней не было. Однако нельзя сказать, что это прекрасное тело было совершенно голым, — вокруг талии был застегнут пояс из белых кружев и атласа, поддерживающий серые шелковые чулки.
— О Доминика, зачем ты это делаешь? — спросил Арман, глубоко вздохнув.
— Я подумала, что было бы неплохо напомнить тебе о том, что ты потерял, — ответила она, держа шубу распахнутой. — Почему это ты вдруг перестал считать меня привлекательной, после того как всю ночь покоя мне не давал? Или я подурнела?
Арман не мог оторвать глаз от обнаженной груди — большой, круглой, с удлиненными темно-красными сосками. Ему живо припомнилось, как он наслаждался прикосновением к ней в те дни, когда он и Доминика были любовниками. Взгляд скользнул ниже, к чувственной округлости живота, перерезанной поперек белой полоской пояса, и яркие воспоминания о радостях, доставленных ему этим мягким животом, замелькали в голове. Арман перевел глаза еще ниже, к густым светло-каштановым завиткам, покрывавшим нежный персик, который он так часто и с неизменным удовольствием разламывал. Арман снова вздохнул.
Красные губы Доминики змеились в усмешке, пока она наблюдала, как хорошо знакомые ей выражения сменяются на восхищенном лице Армана. Она приблизилась к креслу, на котором он сидел, и опустилась перед ним на колени. Не говоря ни слова, она развязала пояс халата и рывком расстегнула пуговицы на алой пижамной куртке, а штаны спустила вниз — таким образом, одним движением ее руки Арман оказался обнажен от горла до колен. Его неугомонный дружок уже вытянулся во всю длину и, когда она принялась гладить его, благодарно подрагивал, напоминая довольного, виляющего хвостом пса, которого хозяин гладит по голове.
— Пойдем в спальню, — прошептал Арман. — Я хочу увидеть, как ты лежишь на расстеленной шубе, раскинув ноги…
— У нас нет на это времени, — пробормотала она, ее рука двигалась быстро и с большой ловкостью. — Откинься назад и не смей закрывать глаза. Смотри на меня!
Как будто Арман — или какой-нибудь иной счастливчик, оказавшийся на его месте — закрыл бы глаза или отвернулся от столь восхитительного зрелища: огромные дыни Доминики подпрыгивали вверх и вниз, повинуясь быстрому ритму крепко сжатой руки, а маленький крестик мелькал между ними! Арман протянул руки к пухлым прелестям, и она придвинулась поближе, чтобы ему было легче обхватить их.
— Доминика, Доминика… — проговорил он, задыхаясь, — дорогая, я обожаю тебя!
«Дорогая и обожаемая» была настолько довольна произведенным эффектом, что ее рука задвигалась еще быстрее, за что она была немедленно вознаграждена таким радостным вилянием хвоста, что едва не расхохоталась вслух — какие же все-таки простаки эти мужчины, особенно красивые и тщеславные молодые люди вроде Армана! Он смотрел, завороженный, на светло-каштановую поросль, напряженно ожидая момента, когда Доминика оседлает его обнаженные бедра и вберет его в себя. Как будто угадав его мысли, мгновение спустя она впустила его в гладкую, влажную нишу и принялась подпрыгивать у него на коленях так быстро, что Арман понял, не пройдет и нескольких секунд, как его страсть выплеснется горячей струей.
По крайней мере так он представлял себе чудесное завершение, но совсем другое было на уме у Доминики. Не для того, чтобы доставить удовольствие Арману, она непривычно рано покинула теплую постель и предприняла поездку в такси в шубе на голое тело. Она задумала продолжить урок, начатый вчера, урок, который должен был поставить Армана на место. Начало было восхитительным таким же, как прошлым вечером в доме Бриссаров, но кончиться все должно было совершенно иначе.
— Доминика, — выдохнул Арман, почувствовав, как сжался живот перед тем неизбежным, что должно было сейчас произойти.
— Да, Арман, — сказала она спокойно, — я вижу.
Он не сумел вовремя разгадать ее намерений. Быстро и уверенно она вела его за собой и завела так далеко, что уже было поздно что-либо Изменить. Темно-карие глаза Армана расширились, когда он ощутил знакомый толчок в животе, а насмешливые голубые глаза Доминики под белокурой челкой и маленькой шляпкой-колоколом смотрели на него в упор, когда она вдруг неожиданно выпрямила ноги и встала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Прежде чем Арман успел возмутиться и велеть мадам Котье выпроводить непрошеную гостью, Доминика ворвалась в комнату и, обойдя домработницу, весело приветствовала хозяина, удобно устроившегося в кресле в пижаме и халате, а рядом на маленьком столике стоял кофейник и тарелочка с круассанами.
— Здравствуй, Арман, — улыбаясь сказала Доминика. — Извини за столь ранний визит, но я проезжала мимо и решила заглянуть, чтобы рассказать тебе кое-что, что может тебя порадовать.
На ней была чрезвычайно элегантная долгополая шуба из шиншиллы изысканного серого оттенка и маленькая темно-серая шляпка, облегавшая голову. Щеки раскраснелись от утреннего холода, и, стянув черные замшевые перчатки, она быстро потерла руки друг о друга, чтобы согреть их. Мадам Котье вышла, вернувшись к своим делам, а Доминика уселась в кресло напротив Армана. В ответ на ее приветствие тот слегка приподнялся и, не выказав и намека на желание коснуться ее руки, опять опустился в кресло, подозрительно глядя на гостью.
Ни на секунду он не поверил, что она всего-навсего проезжала мимо. Было только девять часов утра, Доминика никогда не поднималась так рано, а тем более не отправлялась по делам. Арман был уверен, что она явилась с какой-то тайной целью, однако последующие слова застали его врасплох.
— Я зашла извиниться, — сказала Доминика, — я искренне переживаю из-за того, что случилось вчера. Я вела себя ужасно, и нет мне оправданий. Выпила я не больше двух бокалов шампанского. Ты, должно быть, подумал обо мне Бог знает что.
Она сокрушенно пожала плечами — жест, выразивший огорчение, получился весьма обворожительным. По доброте натуры Арман никогда не мог устоять, когда к нему взывала хорошенькая женщина, и он немедленно и снисходительно принял ее извинения.
— Прекрасно, значит, мы опять друзья, — сказала она, вставая, как будто собиралась уйти теперь, когда они примирились.
Но не тут-то было. Очень скоро Арману пришлось убедиться, что покинуть его дом, по крайней мере немедленно, отнюдь не входило в намерения Доминики. Она развязала узел на розовом шелковом шарфе, обмотанном вокруг шеи, и выпустила концы наружу, обнажив гладкую шею и грудь. Единственным украшением на шее был маленький золотой крестик на цепочке. Арман уставился на нее в недоумении, пытаясь догадаться, что последует дальше. И когда она, улыбаясь во весь рот, полностью распахнула шубу, он увидел, что другой одежды под ней не было. Однако нельзя сказать, что это прекрасное тело было совершенно голым, — вокруг талии был застегнут пояс из белых кружев и атласа, поддерживающий серые шелковые чулки.
— О Доминика, зачем ты это делаешь? — спросил Арман, глубоко вздохнув.
— Я подумала, что было бы неплохо напомнить тебе о том, что ты потерял, — ответила она, держа шубу распахнутой. — Почему это ты вдруг перестал считать меня привлекательной, после того как всю ночь покоя мне не давал? Или я подурнела?
Арман не мог оторвать глаз от обнаженной груди — большой, круглой, с удлиненными темно-красными сосками. Ему живо припомнилось, как он наслаждался прикосновением к ней в те дни, когда он и Доминика были любовниками. Взгляд скользнул ниже, к чувственной округлости живота, перерезанной поперек белой полоской пояса, и яркие воспоминания о радостях, доставленных ему этим мягким животом, замелькали в голове. Арман перевел глаза еще ниже, к густым светло-каштановым завиткам, покрывавшим нежный персик, который он так часто и с неизменным удовольствием разламывал. Арман снова вздохнул.
Красные губы Доминики змеились в усмешке, пока она наблюдала, как хорошо знакомые ей выражения сменяются на восхищенном лице Армана. Она приблизилась к креслу, на котором он сидел, и опустилась перед ним на колени. Не говоря ни слова, она развязала пояс халата и рывком расстегнула пуговицы на алой пижамной куртке, а штаны спустила вниз — таким образом, одним движением ее руки Арман оказался обнажен от горла до колен. Его неугомонный дружок уже вытянулся во всю длину и, когда она принялась гладить его, благодарно подрагивал, напоминая довольного, виляющего хвостом пса, которого хозяин гладит по голове.
— Пойдем в спальню, — прошептал Арман. — Я хочу увидеть, как ты лежишь на расстеленной шубе, раскинув ноги…
— У нас нет на это времени, — пробормотала она, ее рука двигалась быстро и с большой ловкостью. — Откинься назад и не смей закрывать глаза. Смотри на меня!
Как будто Арман — или какой-нибудь иной счастливчик, оказавшийся на его месте — закрыл бы глаза или отвернулся от столь восхитительного зрелища: огромные дыни Доминики подпрыгивали вверх и вниз, повинуясь быстрому ритму крепко сжатой руки, а маленький крестик мелькал между ними! Арман протянул руки к пухлым прелестям, и она придвинулась поближе, чтобы ему было легче обхватить их.
— Доминика, Доминика… — проговорил он, задыхаясь, — дорогая, я обожаю тебя!
«Дорогая и обожаемая» была настолько довольна произведенным эффектом, что ее рука задвигалась еще быстрее, за что она была немедленно вознаграждена таким радостным вилянием хвоста, что едва не расхохоталась вслух — какие же все-таки простаки эти мужчины, особенно красивые и тщеславные молодые люди вроде Армана! Он смотрел, завороженный, на светло-каштановую поросль, напряженно ожидая момента, когда Доминика оседлает его обнаженные бедра и вберет его в себя. Как будто угадав его мысли, мгновение спустя она впустила его в гладкую, влажную нишу и принялась подпрыгивать у него на коленях так быстро, что Арман понял, не пройдет и нескольких секунд, как его страсть выплеснется горячей струей.
По крайней мере так он представлял себе чудесное завершение, но совсем другое было на уме у Доминики. Не для того, чтобы доставить удовольствие Арману, она непривычно рано покинула теплую постель и предприняла поездку в такси в шубе на голое тело. Она задумала продолжить урок, начатый вчера, урок, который должен был поставить Армана на место. Начало было восхитительным таким же, как прошлым вечером в доме Бриссаров, но кончиться все должно было совершенно иначе.
— Доминика, — выдохнул Арман, почувствовав, как сжался живот перед тем неизбежным, что должно было сейчас произойти.
— Да, Арман, — сказала она спокойно, — я вижу.
Он не сумел вовремя разгадать ее намерений. Быстро и уверенно она вела его за собой и завела так далеко, что уже было поздно что-либо Изменить. Темно-карие глаза Армана расширились, когда он ощутил знакомый толчок в животе, а насмешливые голубые глаза Доминики под белокурой челкой и маленькой шляпкой-колоколом смотрели на него в упор, когда она вдруг неожиданно выпрямила ноги и встала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61