— Приставать к тебе?
— Пока я развешивал картины, она начала подтрунивать надо мной.
— Каким образом?
— Она подтрунивала над нашими отношениями! — холодно ответил он. — Она хорошо информирована на сей счет.
Маргерит сменила тему:
— Говорят, она привлекательна?
— Потрясающе. Но она такой и должна быть, иначе у нее не сошла бы с рук и половина ее глупостей.
— Расскажи мне побольше о том, что произошло.
— Ну, после того как Хоуп довела меня до белого каления, а я отругал ее, она выжала несколько слезинок, после чего я, естественно, стал шелковым. Пока я ее утешал, она включила все свое обаяние, давая мне понять, что порыв чувств — ее конек. Я был совершенно уверен, что мог тут же взять ее. Говорю тебе, я так разозлился, что чуть не выпорол ее.
— Чуть? На тебя это не похоже.
— Маргерит! Ты такая же развращенная, как и она. Точнее говоря, вы одним лыком шиты! — заявил он, и, засунув руки в карманы брюк цвета хаки, расхаживал по кухне. — Да, кстати, она обожает тебя. Обожает тебя и не исытывает угрызений совести, пытаясь соблазнить твоего мужа! Ты вообще можешь понять такой извращенный менталитет?
— Обожает меня? — Маргерит улыбнулась.
— Тебе наплевать на то, что она приставала ко мне, да?
— Если она ничего не могла поделать с собой.
— Как это она ничего не могла поделать с собой. Я женатый мужчина. Она замужняя женщина. В магазине мы пробыли вместе всего две минуты. Как это она ничего не могла поделать с собой?
— А если ты ей показался привлекательным и неотразимым?
— Ты хочешь сказать, что не расстроилась бы, не заволновалась и нисколько бы не ревновала, если я занялся бы любовью с другой женщиной? И к тому же красавицей?
— Я ничего такого не говорю. Я точно заревновала бы, если бы подумала, что ты занимаешься любовью с ней, особенно если она так великолепна, как все говорят. Но ничего бы не сказала, если бы ты выпорол эту шаловливую кокетку.
— Гмм!
— Тебе действительно следовало выпороть ее. Думаю, она как раз этого и добивалась.
— А что, по-твоему, подумал бы ее муж, узнав об этом?
— Может, он из тех, кто не связывает себя предрассудками.
— Что ж, посмотрим, что он скажет, когда получит уведомление о ее поведении.
— Малком, ты же не собираешься рассказать ему об этом!
— Возможно, если она получит хороший урок от мужа, то подумает дважды, прежде чем приставать к незнакомым мужчинам, как это случилось со мной.
— Малком, ты же не проявишь такую жестокость, что сообщишь мужу о ее недостойном поведении. Ей может страшно влететь.
— Лучше сейчас, чем потом, когда она успеет нарушить все свои брачные обеты.
— Но Малком, это не смешно. Мы же не знаем, что из себя представляет мистер Лоуренс. Он может оказаться из тех, кто прибегнет к насилию. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя Хоуп получила синяк под глазом.
— Магерит, не смеши меня. Хоуп капризная, заносчивая, испорченная до мозга костей маленькая шлюха.
— Тем не менее почему бы не подумать пару дней, прежде чем поступить так опрометчиво? — настаивала Маргерит, отрезая ему кусок пирога.
— Не пойму, почему ты вообще должна беспокоиться об этой шалунье. Мм, как вкусно. Однако пирог очень жирный, — неодобрительно сказал он.
— На этот раз ты можешь себе это позволить, — нежно заметила она, наливая чай. — Ты уж точно израсходовал дневной рацион калорий, пуритански отказавшись насладиться прелестями Хоуп Спенсер.
— В одном кусочке пирога, должно быть, не меньше тысячи калорий, — предположил он.
Маленькое зернышко похоти, посеянное Хоуп в мозгу Малкома, за одну ночь дало такие всходы, что следующим утром он проснулся от страшной эрекции. Ему снились ее светлые волосы. Настал очередной дождливый день. Маргерит спустилась вниз и заваривала кофе. Он вздрогнул и встал, напрасно стараясь сложить в одно целое неуловимые эпизоды сна, которые быстро выветривались из его головы.
Малком принял душ и, пребывая в крайнем волнении, оделся, желая лишь одного — прямиком отправиться в книжный магазин и потребовать все, что ему вчера предложили просто так.
— Пожалуй, схожу за слойками, — сообщил он Маргерит, направляясь к двери.
— Хорошо, дорогой, — раздался из кухни ее голос.
Малком шагал под большим, черным зонтом, надеясь, что Слоуна все еще нет в городке и Хоуп заправляет магазином. Он застал ее одну, одетую в белую блузку и джинсы под рубинового цвета фартуком. Она натирала старинную кофемолку для «эспрессо» и подпевала песне «Смешное лицо» из альбома 1924 года, звучавшей из патефона «Виктрола» в углу.
— Мистер Бренвелл! — воскликнула она, покраснев, когда он вошел в магазин.
— Здесь есть кто-нибудь? — спросил он, оглядываясь кругом.
— Нет.
— В таком случае мы закрываемся на обед, — заявил он, переворачивая вывеску на витрине и запирая дверь. Затем он подошел к бару «капучино» и за руку вытащил ее из-за него.
— Нам надо закончить одно дело, — сказал он, таща Хоуп в глубь магазина, за задний прилавок в кабинет, где он положил ее на кожаный диван, затем запер дверь.
— Мистер Бренвеел, что вы такое задумали?! — воскликнула она, вскакивая. Но он снова уложил ее на диван и сел.
— Я взвесил все вами сказанное и подумал, что было бы сумасшествием хоть на мгновение удерживать себя от желания выпороть вас.
Сказав так, он взял ее за руку и сразу положил себе на колени. Тесемки темно-красного фартука красиво обрамляли ее попочку в джинсах, так что округлые ягодицы хотелось стиснуть, чтобы оценить их по достоинству.
— Мистер Бренвелл, вы сегодня совсем другой! — воскликнула она, в душе радуясь, что надела свои новые темно-синие джинсы, рассыпавшиеся длинные светлые волосы выглядели особенно красиво, пока она лежала на его сильных бедрах.
Он начал шлепать ее короткими, согревающими ударами, достаточно сильными, чтобы Хоуп начала стонать.
— Я все обдумал и понял, что вы заслуживаете не одну порку и не только от своего мужа. Так что я в некотором смысле делаю благое дело.
Теперь удары ложились медленнее и тяжелее. Джинсы впитывали тепло, но он почувствовал, как жар пробивается сквозь них. Набравшись опыта в покорном поведении, Хоуп быстро оказалась под гипнотическим воздействием сыпавшихся на нее ударов и прекратила стонать.
— Поднимитесь, — приказал он, и когда она послушалась, расстегнул пуговицы и молнию ее джинсов, ловко засунул руку в ее трусики и рукой взял срамные губы. Затем, прижав руку к холму Венеры и щели, он продолжал шлепать ее через джинсы.
— Боже мой, что вы делаете?
— Хочу почувствовать, как вы увлажнитесь.
— О! Как вы смеете! — Она попыталась избавиться от его руки, но он крепко держал ее. Еше пять или шесть ударов упали на ее обтянутую джинсами попочку.
— Не ерзайте. Уже поздновато разыгрывать из себя недотрогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50