А я вам тогда тайну открою.
— Какую еще тайну? — изумился Никита. Мужик снова икнул.
— Отпустите, шею больно!
Никита разжал пальцы. Мужик тотчас сполз по стенке на пол и заскулил, растирая обеими руками онемевшее горло.
— Тайну говори! — грозно напомнил Никита.
— Вчера, — беспрестанно икая и стуча ногами, заговорил мужик, — заходили двое каких-то. В темных костюмах. Показали корочку фээсбэшную. Искали вас.
— Меня? — поразился Никита.
— Ага, — кивнул мужик и икнул. — Точно вас. Ваши приметы досконально описали. Прошарили всю квартиру и ушли. Ой, я тоже уйду. Съеду отсюда к чертовой матери. Хотел спокойно пожить месяцок с любимой женщиной. А то ведь у нее жена, а у меня муж.
— Что за мужики-то? — спросил Никита. — Они точно из ФСБ?
— Точно, — кивнул мужик. — Сами серьезные такие и в строгих костюмах. И корочки у них очень серьезные. А лица я их тоже не запомнил. Какие-то незапоминающиеся лица. Даже странно, вроде посмотришь — нос есть, глаза есть, уши тоже и рот. А отвернешься, и черты лица расплываются в памяти начисто. Наверное, они ко мне психологический приборчик применили. Как в фильме «Люди в черном».
— Ага! — догадался наконец Никита. — Врешь, поди?
— Нет! — вскрикнул мужик. — Не вру! Зачем мне врать? Я ведь просто хотел… У меня муж и жена. У Машки тоже. Вот! — вдруг встрепенулся он. — Они мне фотографию вашу оставили, можете посмотреть.
Мужик вдруг изогнулся и достал из заднего кармана тренировочных штанов измятую фотографию и протянул ее Никите.
«Это ж не я!» — хотел крикнуть Никита, но вдруг осекся, Он медленно подошел к зеркалу, воткнул фотографию в рамку и принялся тщательно сличать отражение и фотоизображение.
Сомнений быть не могло. На фото изображен именно он — Никита. Светлые волосы, синие глаза, волевое лицо с правильными чертами.
«Что со мной? — в который уже раз подумал Никита. — Почему мне кажется, что раньше я выглядел по-другому? Да и имя мое мне странно. Никита, Никита. Черт, надо завязывать с пьянкой. А все-таки что ФСБ от меня надо? Уж не натворил ли я по пьяни что-то совсем из ряда вон выходящее?»
— Мы тотчас же уедем, — засуетился, пытаясь подняться на ноги, мужик. — Уедем, и все. Встречаться и в гостинице можно, правда? А здесь хлопот не оберешься. То ФСБ, то, извините, вы. А у меня жена, а у Машки муж. Нет, наоборот — у меня муж, а у Машки жена.
— Сидеть! — приказал Никита, и мужик послушно замер. «Оставаться в этой квартире нельзя, — подумал Никита. — Точно нельзя. Не знаю уж, что я там такого натворил, но сдаваться на милость победителю мне точно не хочется».
— Эй ты! — позвал Никита. — Может быть, еще что-нибудь вспомнишь?
— Я? Вспомнил! — радостно воскликнул мужик. — Вспомнил! Они, эти, которые из ФСБ, говорили, что еще зайдут сегодня с утра. Да, так и говорили.
— Что ж ты молчал, паскуда! — взревел Никита. — Я тебя! Утро! Сколько сейчас времени?
— Не надо! — запищал мужик, закрыл лицо руками, а вот коленками и в результате этих действий съежился едва ли не в половину нормального размера. — Я вам хотел все сразу сказать, а вы… За горло хватали и били. А я так не могу, когда бьют. У меня жена, и Маша, и муж.
Никита поглядел на настенные часы — около десяти утра. Он метнулся к двери, потом к зеркалу, протянул руку к фотографии, но внезапно вскрикнул.
Никакой фотографии не было. Вместо нее на подзеркальнике сидела большая крыса и насмешливо скалила ослепительно белые клыки.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Это сон. Это явь. Он в могиле. Он мерещится мне в забытьи.
«Где ты был? Мы тебя не забыли. Как промокли одежды твои!» Он стоит, не скрывая обиды, Опираясь на тот же костыль;
И по дому под ветром Колхиды Дождевая проносится пыль.
С. Чиковани
Глава 6
Позвольте представиться:
Я голодранец
Иного неба,
Бесплатный приют —
Пожалуйте, ангелы,
Пожалуйте, совы,
Дети утра
И дети ночи,
Мирно качайтесь
В пустом желудке.
Тацудзи Миеси
Да, странно, странно, очень странно, — повторял про себя Антон, бесцельно шляясь по осенним улицам. — Вот, скажем, раньше я был бандитом и веселым пацаном. Выпить, покурить, морду набить кому-нибудь — святое дело. В свободное от работы время. Да и работа моя мало чем отличалась от свободного времени. Тоже пил, курил и постоянно бил морды. А сейчас? Тянет на литературу и меланхолию. Меланхолия. Слово-то какое противное, тьфу. Откуда у меня этот идиотский жаргон? Нет, надо с этим кончать. Внешность у меня теперь другая, это понятно. Но внутренне-то я меняться не собираюсь. Не было такого уговора! Надо пойти и срочно набить кому-нибудь морду. Чтобы ощутить давно забытые ощущения.
Антон остановился, вынул руки из карманов и огляделся. Оказалось, что он забрел в какой-то парк или сквер. Пустой и по-осеннему голый. Антон глянул на наручные часы — половина одиннадцатого утра.
— Будний день, — негромко сказал он. — Утро. Все на работе. Никого нет вокруг.
Он медленно двинулся по аллее и очень скоро заметил какого-то гражданина довольно внушительных размеров. Гражданин этот сидел на асфальте, несмотря на то что рядом торчала из земли лавочка, и строил шалашик из опавших листьев и каких-то веточек. На небритой физиономии гражданина застыла детская сосредоточенность.
— Псих какой-то, — решил Антон. — Вот он-то по морде и получит. И правильно, чего он не в специализированном помещении находится, а на улице? Портит людям настроение, и вообще. Может быть, он опасен?
Скорым шагом Антон приблизился к гражданину, подошел вплотную и занес руку над склоненным затылком. Гражданин никакого внимания на Антона не обращал, полностью увлеченный своим дурацким делом.
С тяжелым вздохом Антон опустил руку.
— Не могу, — тоскливо проговорил он. — Не могу, и все. Какая-то ерунда в башке вертится. Относительно того, что нельзя обижать беззащитных. И злобы никакой на этого дурня нет. Вот если бы он бросился на меня.
Гражданин, достроив шалашик, насадил на длинную палочку большой желтый лист и, негромко что-то напевая, стал размахивать у себя перед носом палочкой, будто флажком. Антон присел рядом на скамейку и достал сигареты.
«Буду бороться сам с собой, — твердо решил он. — Не уйду отсюда, пока не получится у меня двинуть этого психа по башке. Или по шее. Хотя это и против принципа гуманности. Гуманность. Слово-то какое противное. Где я его только подхватил?»
— Эй! — крикнул Антон, легонько толкнув гражданина ногой. — Ты кто?
Гражданин поднял голову и долго, по-детски доверчиво смотрел на Антона.
— Я сторож Семенов, — проговорил наконец гражданин, — То есть я раньше был сторож Семенов, а теперь я просто мальчик Витя. А вы кто, дядя?
— Конь в пальто, — силясь вызвать в себе раздражение, ответил Антон.
Гражданин мальчик Витя открыл рот.
— Вы не похожи, дядя, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Какую еще тайну? — изумился Никита. Мужик снова икнул.
— Отпустите, шею больно!
Никита разжал пальцы. Мужик тотчас сполз по стенке на пол и заскулил, растирая обеими руками онемевшее горло.
— Тайну говори! — грозно напомнил Никита.
— Вчера, — беспрестанно икая и стуча ногами, заговорил мужик, — заходили двое каких-то. В темных костюмах. Показали корочку фээсбэшную. Искали вас.
— Меня? — поразился Никита.
— Ага, — кивнул мужик и икнул. — Точно вас. Ваши приметы досконально описали. Прошарили всю квартиру и ушли. Ой, я тоже уйду. Съеду отсюда к чертовой матери. Хотел спокойно пожить месяцок с любимой женщиной. А то ведь у нее жена, а у меня муж.
— Что за мужики-то? — спросил Никита. — Они точно из ФСБ?
— Точно, — кивнул мужик. — Сами серьезные такие и в строгих костюмах. И корочки у них очень серьезные. А лица я их тоже не запомнил. Какие-то незапоминающиеся лица. Даже странно, вроде посмотришь — нос есть, глаза есть, уши тоже и рот. А отвернешься, и черты лица расплываются в памяти начисто. Наверное, они ко мне психологический приборчик применили. Как в фильме «Люди в черном».
— Ага! — догадался наконец Никита. — Врешь, поди?
— Нет! — вскрикнул мужик. — Не вру! Зачем мне врать? Я ведь просто хотел… У меня муж и жена. У Машки тоже. Вот! — вдруг встрепенулся он. — Они мне фотографию вашу оставили, можете посмотреть.
Мужик вдруг изогнулся и достал из заднего кармана тренировочных штанов измятую фотографию и протянул ее Никите.
«Это ж не я!» — хотел крикнуть Никита, но вдруг осекся, Он медленно подошел к зеркалу, воткнул фотографию в рамку и принялся тщательно сличать отражение и фотоизображение.
Сомнений быть не могло. На фото изображен именно он — Никита. Светлые волосы, синие глаза, волевое лицо с правильными чертами.
«Что со мной? — в который уже раз подумал Никита. — Почему мне кажется, что раньше я выглядел по-другому? Да и имя мое мне странно. Никита, Никита. Черт, надо завязывать с пьянкой. А все-таки что ФСБ от меня надо? Уж не натворил ли я по пьяни что-то совсем из ряда вон выходящее?»
— Мы тотчас же уедем, — засуетился, пытаясь подняться на ноги, мужик. — Уедем, и все. Встречаться и в гостинице можно, правда? А здесь хлопот не оберешься. То ФСБ, то, извините, вы. А у меня жена, а у Машки муж. Нет, наоборот — у меня муж, а у Машки жена.
— Сидеть! — приказал Никита, и мужик послушно замер. «Оставаться в этой квартире нельзя, — подумал Никита. — Точно нельзя. Не знаю уж, что я там такого натворил, но сдаваться на милость победителю мне точно не хочется».
— Эй ты! — позвал Никита. — Может быть, еще что-нибудь вспомнишь?
— Я? Вспомнил! — радостно воскликнул мужик. — Вспомнил! Они, эти, которые из ФСБ, говорили, что еще зайдут сегодня с утра. Да, так и говорили.
— Что ж ты молчал, паскуда! — взревел Никита. — Я тебя! Утро! Сколько сейчас времени?
— Не надо! — запищал мужик, закрыл лицо руками, а вот коленками и в результате этих действий съежился едва ли не в половину нормального размера. — Я вам хотел все сразу сказать, а вы… За горло хватали и били. А я так не могу, когда бьют. У меня жена, и Маша, и муж.
Никита поглядел на настенные часы — около десяти утра. Он метнулся к двери, потом к зеркалу, протянул руку к фотографии, но внезапно вскрикнул.
Никакой фотографии не было. Вместо нее на подзеркальнике сидела большая крыса и насмешливо скалила ослепительно белые клыки.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Это сон. Это явь. Он в могиле. Он мерещится мне в забытьи.
«Где ты был? Мы тебя не забыли. Как промокли одежды твои!» Он стоит, не скрывая обиды, Опираясь на тот же костыль;
И по дому под ветром Колхиды Дождевая проносится пыль.
С. Чиковани
Глава 6
Позвольте представиться:
Я голодранец
Иного неба,
Бесплатный приют —
Пожалуйте, ангелы,
Пожалуйте, совы,
Дети утра
И дети ночи,
Мирно качайтесь
В пустом желудке.
Тацудзи Миеси
Да, странно, странно, очень странно, — повторял про себя Антон, бесцельно шляясь по осенним улицам. — Вот, скажем, раньше я был бандитом и веселым пацаном. Выпить, покурить, морду набить кому-нибудь — святое дело. В свободное от работы время. Да и работа моя мало чем отличалась от свободного времени. Тоже пил, курил и постоянно бил морды. А сейчас? Тянет на литературу и меланхолию. Меланхолия. Слово-то какое противное, тьфу. Откуда у меня этот идиотский жаргон? Нет, надо с этим кончать. Внешность у меня теперь другая, это понятно. Но внутренне-то я меняться не собираюсь. Не было такого уговора! Надо пойти и срочно набить кому-нибудь морду. Чтобы ощутить давно забытые ощущения.
Антон остановился, вынул руки из карманов и огляделся. Оказалось, что он забрел в какой-то парк или сквер. Пустой и по-осеннему голый. Антон глянул на наручные часы — половина одиннадцатого утра.
— Будний день, — негромко сказал он. — Утро. Все на работе. Никого нет вокруг.
Он медленно двинулся по аллее и очень скоро заметил какого-то гражданина довольно внушительных размеров. Гражданин этот сидел на асфальте, несмотря на то что рядом торчала из земли лавочка, и строил шалашик из опавших листьев и каких-то веточек. На небритой физиономии гражданина застыла детская сосредоточенность.
— Псих какой-то, — решил Антон. — Вот он-то по морде и получит. И правильно, чего он не в специализированном помещении находится, а на улице? Портит людям настроение, и вообще. Может быть, он опасен?
Скорым шагом Антон приблизился к гражданину, подошел вплотную и занес руку над склоненным затылком. Гражданин никакого внимания на Антона не обращал, полностью увлеченный своим дурацким делом.
С тяжелым вздохом Антон опустил руку.
— Не могу, — тоскливо проговорил он. — Не могу, и все. Какая-то ерунда в башке вертится. Относительно того, что нельзя обижать беззащитных. И злобы никакой на этого дурня нет. Вот если бы он бросился на меня.
Гражданин, достроив шалашик, насадил на длинную палочку большой желтый лист и, негромко что-то напевая, стал размахивать у себя перед носом палочкой, будто флажком. Антон присел рядом на скамейку и достал сигареты.
«Буду бороться сам с собой, — твердо решил он. — Не уйду отсюда, пока не получится у меня двинуть этого психа по башке. Или по шее. Хотя это и против принципа гуманности. Гуманность. Слово-то какое противное. Где я его только подхватил?»
— Эй! — крикнул Антон, легонько толкнув гражданина ногой. — Ты кто?
Гражданин поднял голову и долго, по-детски доверчиво смотрел на Антона.
— Я сторож Семенов, — проговорил наконец гражданин, — То есть я раньше был сторож Семенов, а теперь я просто мальчик Витя. А вы кто, дядя?
— Конь в пальто, — силясь вызвать в себе раздражение, ответил Антон.
Гражданин мальчик Витя открыл рот.
— Вы не похожи, дядя, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90