13
Длинная цепочка экипажей начиналась примерно с середины улицы Шоссе д'Антен и тянулась вдоль бульвара до улицы Эльдер. Они имели разную форму и размеры: от внушительных карет с гербами до простых наемных экипажей. Двое министров поставили свои кареты прямо напротив большого особняка, где должно было состояться празднество и жители квартала выстроились у главного входа, чтобы посмотреть парад элегантных нарядов и красивых лиц.
Лестница, по обеим сторонам которой стояли большие вазы с цветами, вела в просторную прихожую, двери которой выходили в танцевальный зал, в салоны и на галерею, предназначенную служить театральным залом.
Вообще нет ничего любопытнее и привлекательнее этих драматических представлений, устраиваемых в светском обществе, когда они даются с известным размахом.
Независимо от живейшего удовольствия видеть, как на сцену поднимается знакомое лицо, аплодировать; если человек нравится или критиковать – не столько потому, что ему не хватает таланта, (а на это обычно не смотрят), а потому, что этот человек вам чего-то несимпатичен, – в подобных спектаклях всегда есть нечто прекрасное и притягательное для глаз.
В самом деле, большей частью женщины усаживаются рядом, отдельно от мужчин. Черные сюртуки и фраки не нарушают гармонии красок, слишком резко выделяясь на светлом фоне. Ничья лысая или седая голова не огорчает взор, перебегающий от головки с черными как смоль кудрями, на светлую головку, отливающую золотом в свете люстр, потом на плечи всех форм, способные радовать все вкусы – белые или чуть смуглые, иногда переливающиеся, как шелк, – полные восхитительных очертаний или еще сформировавшиеся до конца и способные краснеть от смущения.
Можно было увидеть мельком изящные, длинные гибкие шеи, склоненные с грацией, полной непринужденности и поэзии; другие шеи были более плотными и короткими, они не побуждали к мечтательности, как первые, но глаза не могли от них оторваться, и мысли начинали путаться. Драгоценности переливались в огнях сотен свечей, и цветы, обманутые таким ярким светом, вообразили, что взошло солнце, и стали раскрывать свои чашечки.
Шевалье и виконт, приехавшие первыми, некоторое время развлекались этим зрелищем, которое, несмотря на свой преклонный возраст, они ценили по достоинству. Но если глаза их получали удовлетворение, то ноги – совсем наоборот.
Через час вытянутая шея, стесненные руки и ноги, прижатые к ногам соседей, начали затекать – они оказались менее чувствительными к удовольствию созерцания. Двое друзей не замедлили приступить к поискам убежища, чтобы дать отдых утомленным неудобной позой телам. Они совершенно кстати вспомнили об особенном салоне, которые дамы-попечительницы приберегли для своих друзей и редких привилегированных лиц, попросили указать, где находится этот салон и комфортабельно устроились там. – Уф! Ну, что вы скажете? – сказал шевалье, падая на канапе.
– Скажу, что чувствую себя лучше, еще немного – и я потерял бы сознание.
– И я так думаю.
– Черт возьми, это сделало бы нас интересными в глазах публики; возможно, мы виноваты в том, что не доставили ей развлечения своим обмороком.
– В самом деле, несколько голов повернулись бы в нашу сторону.
– Наши соседи освободили бы для нас место.
– И кое-кто из них, растрогавшись нашим несчастным положением, последовал бы за нами сюда.
– А еще лучше, если бы заботу о нас взяли некоторые из дам с такими красивыми плечами! Честное слово, виконт, будь я на двадцать лет моложе, то не колебался бы. Видите, как важно уметь вовремя падать в обморок. Вы помните мадам де Куланж, чьи глаза были некогда столь знамениты? О, у нее были такие большие, сверкающие глаза удлиненной формы, что казалось, будто они, теряясь краями в локонах волос, опоясывают всю ее голову.
– Конечно, я хорошо их представляю! – воскликнул с энтузиазмом виконт.
– Так вот, хоть она была не слишком красива и общалась с сомнительными личностями, я вбил себе в голову идею понравиться ей. Да, слово чести, меня, казалось, подстегивало, что могут говорить: «Вы знаете новость? Глаза мадам де Куланж устремлены теперь только на шевалье».
– Да, это было бы лестно.
– Очень лестно. Но, признаюсь, хотя я рассыпался в любезностях всякий раз, когда ее встречал, ее глаза не задерживались на мне. Однажды, на балу, устроенном третьим сословием, – так выражались в ту эпоху, когда название «полусвет» еще не было выдумано, я решил обратить на себя ее внимание и, задыхаясь от жары, упал прямо на руки мадам де Куланж, возле которой предусмотрительно находился. Если б вы могли видеть эффект! Мне спешили дать вдохнуть соли, смачивали виски холодной водой, в то время заливая платье моей соседки, разорвали ее платок, чтобы приложить к моему лицу… Она была вынуждена переносить все эти мелкие неприятности, поскольку ей пришлось меня поддерживать. Вы понимаете, что на другой день я должен был нанести ей визит, чтобы извиниться; я поспешил его сделать и…
– И, – продолжал шевалье, этот визит длился восемнадцать месяцев, я чудесно все помню.
– Ах, виконт, не говорите так. Я никогда не мог избавиться от опасения в отношении женщины, у которой такие большие глаза. Поверьте, они у нее существуют не для того, чтобы лучше видеть, а для того, чтобы лучше плакать. По самому ничтожному поводу она заливалась слезами: это был ноток, наводнение! Если я имел несчастье быть любезным на ее глазах с другой женщиной, она измачивала в слезах три платка. В случае неверности с моей стороны, потоп был еще сильнее. Я хотел сохранить свою свободу от такого бедствия и после того как убедился, что у меня есть непромокаемый заместитель, спасся бегством в менее влажный климат.
– А что же прекрасная плакальщица?
– Она живет в провинции и носит голубые очки.
Пока двое друзей, верные своим старым воспоминаниям, беседовали так, драматическое представление закончилось и маленький салон понемногу заполнялся.
Казимир, вместо того, чтобы направиться в бальный зал, где начинались танцы, как вконец пресыщенный человек, укрылся в этом салоне. Он блуждал несколько минут от группы к группе, когда заметил Терезу, которая в качестве дамы-попечительницы пользовалась относительным уединением.
– Как, милая кузина! – сказал он, усаживаясь рядом с ней. – Разве Мориса здесь нет?
– Он пошел побеседовать с кем-то из старых друзей, пока я танцевала, – ответила Тереза тоном, который старалась сделать немного сухим, – мы договорились встретиться в этой комнате, где ему будет легко меня найти.
– Ого! – сказал Казимир, – надвигается гроза. У вас не в порядке нервы, кузина.
– Возможно.
– Но что же такое случилось?
– Я… я сердита на вас.
– На меня? Великий Боже!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34