В салон вошел Морис, как раз спустя несколько минут после ухода мадам де Брионн. Он подошел к жене и нескольким лицам, окружавшим ее, и вручил ей шелковый мешочек для пожертвований, похожий на те, которыми пользуются в церквях для сбора денег с прихожан:
– Распорядители бала решили, что в конце вечера надо собрать пожертвования для бедняков, – сказал он. – Меня просили использовать все влияние, которое я на тебя имею, чтобы ты согласилась взять этот мешочек и приняла меры к тому, чтобы его наполнить.
– Когда дело касается бедных, я не могу отказываться, – сказала Тереза, принимая мешок. – Но, – продолжала она, – как я могу обойти всех? Толпа, как мне кажется, все увеличивается.
– В самом деле, мадам, – сказал шевалье, подошедший со своим другом, – мне пришлось выдержать настоящий бой, прежде чем я добрался сюда.
– Не знаю, почему для бала отвели такое ограниченное пространство, – заметил в свою очередь виконт.
– Боже мой, господа, довод очень простой! – воскликнул Казимир, бросаясь очертя голову в первую же беседу, которую он надеялся направить согласно своим тайным намерениям. – Этот особняк уже не в первый раз служит для проведения благотворительного бала; год назад его уже использовали с этой целью. Сформировалась привычка, вот и все.
– Как! Вы, кузен, говорите о привычке? Ведь прежде вы не считались с ней, – сказала Тереза, радуясь случаю отвлечь Казимира от его мстительных замыслов и не подозревая, что предлагает ему на помощь подходящий повод, за который он поспешил ухватиться.
В самом деле, Казимир обратился к Терезе, но повысил голос с таким расчетом, чтобы его услышали все присутствующие:
– С того дня, когда я излагал вам свою маленькую теорию, милая кузина, мне пришлось переменить свое мнение относительно привычки, ибо множество любопытных примеров доказали мне могущество воспоминания и привычки. Далеко ходить не надо, – продолжал он, напирая на эти слова и обращаясь преимущественно к женской половине собравшихся. – Разве каждый из нас не видел на этом балу очень красивую, богатую и знатную даму, некогда отделившуюся от мужа; теперь она вдова и, несмотря на некоторые обстоятельства, она опять вторглась в жизнь другого известного лица, что дает основание для припева одной песенки:
«И всегда возвращаются к своей первой любви…»
Этот намек был совершенно ясен присутствующим, ибо разговор, как мы уже говорили, происходил в салоне, предоставленном для привилегированных лиц, большая часть которых давно знала графиню де Брионн многие завидовали ей тайно или явно. Однако слова Казимира не произвели бы того эффекта, которого он ожидал, если бы мадам де Брионн оставалась в галерее, свободной от публики, куда увлек ее барон. Но случайно, поскольку барон не нашел там места, на которое могла бы сесть утомленная графиня, ему пришла на ум неудачная мысль вернуться с ней в салон. Они появились как раз тогда, когда Казимир кончил напевать две строки, которые могли служить указанием на связь Мориса и Елены.
В ту же минуту, словно по всеобщему соглашению, все взгляды обратились на графиню де Брионн. Она услышала со всех сторон ехидные смешки, которые пытались из учтивости заглушить, прикрывая рты веерами и которые, тем не менее, достигали нужных ушей. Проходя, она замечала шушуканье, но собеседники вдруг замолкали, когда она оказывалась близко, и с каким-то новым любопытством глазели на нее. Она шла вперед, и круг, образовавшийся вокруг нее, постепенно расширялся. Елена хотела сесть на канапе, где еще оставалось свободное место, и две дамы, сидевшие там, сразу встали и ушли.
Мина взорвалась, гроза разразилась. Это общество – такое любезное, такое изысканное и воспитанное, мстило на свой манер Елене тем оружием, которым оно располагало: смешками, злословием, холодностью за ее ум, красоту, богатство, за ее образ жизни, ее отчуждение от света, за нежелание расточать свою дружбу кому попало, за ее неоспоримое превосходство во всем!
Казимир, каким бы легкомысленным он ни был, выказал большую проницательность, бросая свой недоброжелательный намек. Он знал, что в свете все понимают с полуслова: несправедливое оскорбление обычно возмущает и понуждает принять сторону оскорбленного, но мелкое коварство слов достаточно прозрачных, чтобы быть всеми понятыми и достаточно завуалированных, чтобы не ранить хороший вкус, вызывает неудовольствие, и агрессор почти всегда вознаграждается улыбками общества.
Итак, обрадованный своим торжеством и тем, что оно послужит для его оправдания, Казимир наклонился к Терезе и сказал, указывая на Мориса, которого с большим трудом пытался успокоить барон де Ливри: – Ну, все узнали аллегорию, как мне кажется, и Морис узнал тоже. Будете ли вы еще смотреть на меня как на клеветника?
Вместо ответа Тереза повернулась к нему спиной и медленно направилась к своему мужу, которого она не теряла из виду ни на минуту.
Она подошла к нему, но он не заметил, как она очутилась рядом. Негромким, но дрожащим от едва сдерживаемого гнева голосом он воскликнул, обращаясь к барону:
– Я не позволю оскорблять ее в моем присутствии! Мой долг защитить ее!
И сказав так, Морис шагнул к графине де Брионн и оказался посреди салона. Справа от него находилась Елена, слева – Тереза, которую он все еще не замечал.
Тогда Тереза, немного бледная, но с улыбкой на губах, коснулась его руки и тихо сказала:
– Позвольте, мой друг, я хочу пройти.
Он остановился, совершенно растерявшись при виде своей жены: ведь он сейчас совсем забыл о ее присутствии на балу. Может быть, он даже забыл о том, что женат.
Она воспользовалась этим моментом изумления, прошла мимо Мориса, улыбаясь мужчинам, почтительно расступавшимся перед ней, приветствуя женщин, которые смотрели на нее с каким-то состраданием и, прежде чем кто-нибудь мор догадаться о ее намерении, очутилась перед Еленой, которой сказала так любезно и непринужденно, как только могла:
– Мне поручили, мадам, собирать пожертвования для бедных, и меня несколько смущает мысль, что я одна должна обойти всех приглашенных. Не окажете ли вы услугу, присоединившись ко мне?
– Ах, – прошептала мадам де Брионн так тихо, что никто не услышал.
И, пытаясь украдкой, закрыв лицо букетом, стереть слезу, которую не могла исторгнуть всеобщая завистливая злоба и которую великодушный поступок Терезы выдавил из самого сердца, она встала и громко ответила:
– Я охотно соглашаюсь, мадам, и благодарю вас за удачную мысль.
Тогда Тереза повернулась к мужу и попросила его идти впереди, прокладывая путь в тесноте. Она держала мешочек за один край, Елена за другой, и обе повторяли фразу, употребляемую в таких случаях:
– Для бедных, уважаемые дамы, для бедных, господа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Распорядители бала решили, что в конце вечера надо собрать пожертвования для бедняков, – сказал он. – Меня просили использовать все влияние, которое я на тебя имею, чтобы ты согласилась взять этот мешочек и приняла меры к тому, чтобы его наполнить.
– Когда дело касается бедных, я не могу отказываться, – сказала Тереза, принимая мешок. – Но, – продолжала она, – как я могу обойти всех? Толпа, как мне кажется, все увеличивается.
– В самом деле, мадам, – сказал шевалье, подошедший со своим другом, – мне пришлось выдержать настоящий бой, прежде чем я добрался сюда.
– Не знаю, почему для бала отвели такое ограниченное пространство, – заметил в свою очередь виконт.
– Боже мой, господа, довод очень простой! – воскликнул Казимир, бросаясь очертя голову в первую же беседу, которую он надеялся направить согласно своим тайным намерениям. – Этот особняк уже не в первый раз служит для проведения благотворительного бала; год назад его уже использовали с этой целью. Сформировалась привычка, вот и все.
– Как! Вы, кузен, говорите о привычке? Ведь прежде вы не считались с ней, – сказала Тереза, радуясь случаю отвлечь Казимира от его мстительных замыслов и не подозревая, что предлагает ему на помощь подходящий повод, за который он поспешил ухватиться.
В самом деле, Казимир обратился к Терезе, но повысил голос с таким расчетом, чтобы его услышали все присутствующие:
– С того дня, когда я излагал вам свою маленькую теорию, милая кузина, мне пришлось переменить свое мнение относительно привычки, ибо множество любопытных примеров доказали мне могущество воспоминания и привычки. Далеко ходить не надо, – продолжал он, напирая на эти слова и обращаясь преимущественно к женской половине собравшихся. – Разве каждый из нас не видел на этом балу очень красивую, богатую и знатную даму, некогда отделившуюся от мужа; теперь она вдова и, несмотря на некоторые обстоятельства, она опять вторглась в жизнь другого известного лица, что дает основание для припева одной песенки:
«И всегда возвращаются к своей первой любви…»
Этот намек был совершенно ясен присутствующим, ибо разговор, как мы уже говорили, происходил в салоне, предоставленном для привилегированных лиц, большая часть которых давно знала графиню де Брионн многие завидовали ей тайно или явно. Однако слова Казимира не произвели бы того эффекта, которого он ожидал, если бы мадам де Брионн оставалась в галерее, свободной от публики, куда увлек ее барон. Но случайно, поскольку барон не нашел там места, на которое могла бы сесть утомленная графиня, ему пришла на ум неудачная мысль вернуться с ней в салон. Они появились как раз тогда, когда Казимир кончил напевать две строки, которые могли служить указанием на связь Мориса и Елены.
В ту же минуту, словно по всеобщему соглашению, все взгляды обратились на графиню де Брионн. Она услышала со всех сторон ехидные смешки, которые пытались из учтивости заглушить, прикрывая рты веерами и которые, тем не менее, достигали нужных ушей. Проходя, она замечала шушуканье, но собеседники вдруг замолкали, когда она оказывалась близко, и с каким-то новым любопытством глазели на нее. Она шла вперед, и круг, образовавшийся вокруг нее, постепенно расширялся. Елена хотела сесть на канапе, где еще оставалось свободное место, и две дамы, сидевшие там, сразу встали и ушли.
Мина взорвалась, гроза разразилась. Это общество – такое любезное, такое изысканное и воспитанное, мстило на свой манер Елене тем оружием, которым оно располагало: смешками, злословием, холодностью за ее ум, красоту, богатство, за ее образ жизни, ее отчуждение от света, за нежелание расточать свою дружбу кому попало, за ее неоспоримое превосходство во всем!
Казимир, каким бы легкомысленным он ни был, выказал большую проницательность, бросая свой недоброжелательный намек. Он знал, что в свете все понимают с полуслова: несправедливое оскорбление обычно возмущает и понуждает принять сторону оскорбленного, но мелкое коварство слов достаточно прозрачных, чтобы быть всеми понятыми и достаточно завуалированных, чтобы не ранить хороший вкус, вызывает неудовольствие, и агрессор почти всегда вознаграждается улыбками общества.
Итак, обрадованный своим торжеством и тем, что оно послужит для его оправдания, Казимир наклонился к Терезе и сказал, указывая на Мориса, которого с большим трудом пытался успокоить барон де Ливри: – Ну, все узнали аллегорию, как мне кажется, и Морис узнал тоже. Будете ли вы еще смотреть на меня как на клеветника?
Вместо ответа Тереза повернулась к нему спиной и медленно направилась к своему мужу, которого она не теряла из виду ни на минуту.
Она подошла к нему, но он не заметил, как она очутилась рядом. Негромким, но дрожащим от едва сдерживаемого гнева голосом он воскликнул, обращаясь к барону:
– Я не позволю оскорблять ее в моем присутствии! Мой долг защитить ее!
И сказав так, Морис шагнул к графине де Брионн и оказался посреди салона. Справа от него находилась Елена, слева – Тереза, которую он все еще не замечал.
Тогда Тереза, немного бледная, но с улыбкой на губах, коснулась его руки и тихо сказала:
– Позвольте, мой друг, я хочу пройти.
Он остановился, совершенно растерявшись при виде своей жены: ведь он сейчас совсем забыл о ее присутствии на балу. Может быть, он даже забыл о том, что женат.
Она воспользовалась этим моментом изумления, прошла мимо Мориса, улыбаясь мужчинам, почтительно расступавшимся перед ней, приветствуя женщин, которые смотрели на нее с каким-то состраданием и, прежде чем кто-нибудь мор догадаться о ее намерении, очутилась перед Еленой, которой сказала так любезно и непринужденно, как только могла:
– Мне поручили, мадам, собирать пожертвования для бедных, и меня несколько смущает мысль, что я одна должна обойти всех приглашенных. Не окажете ли вы услугу, присоединившись ко мне?
– Ах, – прошептала мадам де Брионн так тихо, что никто не услышал.
И, пытаясь украдкой, закрыв лицо букетом, стереть слезу, которую не могла исторгнуть всеобщая завистливая злоба и которую великодушный поступок Терезы выдавил из самого сердца, она встала и громко ответила:
– Я охотно соглашаюсь, мадам, и благодарю вас за удачную мысль.
Тогда Тереза повернулась к мужу и попросила его идти впереди, прокладывая путь в тесноте. Она держала мешочек за один край, Елена за другой, и обе повторяли фразу, употребляемую в таких случаях:
– Для бедных, уважаемые дамы, для бедных, господа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34