И – о радость! Ей это не привиделось! Веко снова едва заметно дрогнуло. Девочка приподняла маленькую лапку и мизинцем попыталась нащупать пульс…
Сердце билось!!!
Редкие его удары едва прослушивались, но Филипп был жив! Хорошенько осмотрев его, Сеня отыскала на шее под плащом почти незаметную ранку; точно такая же была и у Пины. Мысли в голове завертелись! Девочке вспомнилось, что некоторые насекомые парализуют свои жертвы, чтобы живыми сохранить их для потомства внутри замурованной норки. Может быть, в этой стране и птицы поступают подобным образом? Если это правда, то желтоклювая охотница проколола ящерицам кожу для того, чтобы впрыснуть яд, а тогда…
Надежда забилась в ее сердце, Сеня вскочила и побежала наверх сквозь кусты – в лес – искать белый мох. Исходив склон горы вдоль и поперек, она наконец нашла его, и вовремя! С каждой минутой в лесу становилось все темнее. Промыв ранки на шейках ящериц чистой речной водой, девочка смочила мох и приложила его к укусам. Теперь оставалось только набраться терпения и ждать…
Когда она покончила с перевязкой, было уже совсем непроглядно, но вместо того, чтобы устроиться на ночлег, Сеня подхватила свой рюкзачок, травы и пошла прочь от озера. Ей не хотелось оставаться на этом несчастливом месте. Девочка брела в темноте по берегу шумливого потока, решив идти, пока есть силы. Уснуть сейчас она все равно бы не смогла, а сидеть на месте, мучаясь тоской и тревогой за жизнь друзей, было б и того хуже.
Откуда-то выбрался месяц, высыпали и разгорелись звезды – их здесь была уйма! Речная бурливая вода засеребрилась, рассыпая сверкающие капли, и даже снежная голова Одинокой, казалось, сейчас излучала свет; но чистая эта белизна только подчеркивала необъятную черноту великанши…
Сеня шла еще часа три, потом, укутавшись в плащ, уселась на сухом бревне, лежавшем на берегу, и стала ждать рассвета.


XIII. Седьмой день путешествия

Летние ночи коротки – девочку разбудила ранняя птаха, напоминавшая светилу, что наступило утро. Но это в горах было темно; над степью солнце уже катило первые волны света, а скоро лучи пробились и в долину, окончательно пробудив всех ее обитателей. Радостный птичий гомон наполнил прозрачный воздух, но девочке было не до веселья. Сменив ящерицам подсохший за ночь мох на свежий, Сеня, не умывшись, не поев, снова побрела по хрустящей гальке.
Ночью незаметно для себя девочка одолела большой кусок пути; Одинокая, казалось, еще выросла, и ее крутые склоны вздымались теперь совсем рядом. Лес отступил дальше от реки, и открытая солнцу каменистая земля была сплошь покрыта ковром цветов. Сеня шла, равнодушная к этой красоте, не замечая по сторонам даже ярких алых цветочков, пламеневших огненными своими лепестками среди белых, голубых, сиреневых соседей. И вдруг!
– Что же ты не наберешь огневика? Он скоро уже спрячется! – раздался тоненький, такой знакомый голосок, и девочка, заслышав его, вздрогнула от радости.
Не смея еще верить своим ушам, она опустилась на траву – ноги не держали! Дрожащими руками развернула платок, в котором несла бездвижных своих друзей. На ладонь ее скользнула принцесса, и Сеня, проведя пальцем по серебристой спинке, проговорила с нежностью:
– Пина! Милая моя Пиночка, как я рада, что ты очнулась!
Филипп, сидя на платке, разминал онемевшие мускулы на лапках. Подняв серьезный взгляд на девочку, он сказал:
– Счастье, что ты не оставила нас в дупле… Больше всего я боялся, что ты не догадаешься, где мы. Решишь, что твои бедные друзья погибли, и, погоревав, уйдешь. У меня отлегло от сердца только тогда, когда я услышал удары по глиняной стенке. У-у-ух, чуть не оглох!
Сеня в удивлении смотрела на принца.
– Как это ты услышал?– непонимающе спросила она. Филипп улыбнулся.
– Ты же сама потом догадалась, что мы парализованы. Слышать-то мы все слышали, а пошевелиться не могли.
Я изо всех сил старался открыть глаза, и тебе, по-моему, удалось это заметить…
– Но если бы ты не додумалась приложить к укусам белый мох, не известно еще, чем бы все это закончилось, – добавила Пина.
Сенин нос наморщился от удовольствия – все-таки приятно, когда тебя хвалят! Она с улыбкой огляделась по сторонам. Какая вокруг красота! Какие повсюду чудесные цветы! Да!… А как же огневик? Надо поскорей набрать его…
Девочка сорвала дюжину цветочков – хорошо, что она так вовремя вспомнила! Там, где только что горели алые звезды, теперь остались лишь маленькие серые головки-бутоны, и они на глазах клонились к земле.
– Но какая все же странная птица, – пробормотала Сеня; страшные воспоминания еще не оставили ее.
– Обыкновенный каменный дятел, – объяснил Филипп. – Внутри клюва у него есть особый нарост, его называют ядовитым зубом. Птица прокалывает этим зубом пойманную жертву – и в дупло. Когда вылупится птенец, он съест все, что наготовили ему родители, мощным клювом-топориком разобьет глиняную дверь и уже взрослым выйдет из своего безопасного гнезда, – принц чуть помолчал и добавил: – Мне было так жаль тебя… Ты, бедняга, плакала без конца, и тебе никак было нельзя сообщить, что мы-то живы…
Брат с сестрой глядели на девочку своими круглыми черными глазками, и Сене подумалось, что они за ужасную ту ночь настрадались, верно, не меньше нее. Но теперь все позади!
Она набрала полную грудь воздуха и, с шумом выпустив его, замерла, наслаждаясь мгновением, стараясь запечатлеть в памяти все: и яркую мозаику цветов на серебристом ковре трав, и золотые струи воды, подсвеченные восходящим солнцем, и сверкающую голову Одинокой, водопадами льющую вниз свои ледяные слезы. Тонкий аромат цветов наполнял прохладный утренний воздух… Жизнь снова была восхитительной!
Сеня по-прежнему держала в руках букетик огневика; цветочки закрылись и безвольно повисли на тонких, подсыхающих уже стебельках. Девочка с надеждой взглянула на принцессу.
– А когда ты сможешь приготовить увеличительный порошок? – спросила она, Ей хотелось, чтобы счастье было полным.
– Вечером, – ответила принцесса. – Это все же волшебство… Оно не любит яркого света.
Сеня присоединила букетик к связке сухих трав. Ящерицы сидели у нее по плечам – в мироздании, вчера чуть было не рухнувшем, все вернулось на свои места!
Девочка зашагала было по берегу реки, но Филипп, внимательно осматривавший горы, остановил ее.
– Пожалуй, нам нет больше смысла приближаться к Одинокой. Посмотри-ка сама.
Сеня огляделась. И в самом деле: вершина Толстой маячила теперь далеко позади, а здесь своим длинным пологим боком она прижималась к великанше, и, конечно же, переваливать через гору стоило именно здесь, в самом невысоком месте.
Склон горы с виду был некрутой, но взбираться по нему оказалось не так уж и просто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62