Потрясатель прекрасно понимал, что творится сейчас в душе у старого офицера. Отчаявшись позабыть мертвых - хладнокровно зарезанных в гостинице Стентона, сгинувших в горах, - Рихтер неосознанно хватался за малейшую возможность хотя бы на время отвлечься от мрачных воспоминаний. Это был вполне традиционный способ борьбы с горем. Однако если такое лихорадочное возбуждение продлится еще день-два, то вполне может превратиться в острый психоз, что поставит под удар всех без исключения членов экспедиции. Рихтер непременно должен оставаться настороже, и ничто не должно угнетать его настолько, чтобы усыпить бдительность.
- Мне представляется, - заговорил Сэндоу, вновь возвратившись к заинтересовавшей его загадке, - что тут под землей присутствует некий источник тепла, поддерживающий жизнедеятельность тропических растений и животных, причем даже в зимние месяцы, однако верхушки деревьев мертвы и прихвачены морозцем.
- Полагаете, это искусственный источник тепла? - поинтересовался Рихтер.
- Возможно. Но не исключено, что он естественного происхождения. Впрочем, и то и другое в равной степени загадочно.
- Думаете, стоит раскопать этот ваш источник? - поинтересовался Рихтер, погружая пальцы во влажную черную почву.
- Даже будь это и реально, не стоило бы понапрасну тратить ни сил, ни времени, - ответил Сэндоу. - Просто я усмотрел в этом аномалию...
В этот момент к ним приблизился голубятник по имени Фремлин, и разговор двух пожилых людей угас сам собой. Он был явно возбужден: глаза блестели, тонкие, но сильные руки пребывали в постоянном движении, пальцы той дело нервно переплетались.
- В чем дело, Фремлин? - спросил главнокомандующий.
- Голуби, командир. Я давно поужинал, потом потолковал с ними и отдал им кое-какие распоряжения. Как думаете, можно их выпустить? Пора бы им поработать.
- Стало быть, нервничают птички, а?
- Ого, и еще как, командир! Они обругали меня самыми бранными словами, которым выучились у людей, за то, что я не пускаю их погулять.
- Хорошо, выпусти, - разрешил Рихтер.
- Спасибо, командир! - И Фремлин чуть ли не вприпрыжку направился к клеткам, где маялись черные изящные птицы, то и дело фыркая и воркуя друг с дружкой.
- Погодите-ка! - крикнул Сэндоу светловолосому мускулистому голубятнику. - Можно мне поглядеть?
Фремлин, обрадованный возможностью прихвастнуть, радостно закивал.
Подле клеток голубятник опустился на колени и заворковал совершенно по-голубиному. Потрясателю звуки эти напомнили тихое гудение ветра в дымоходе или далекое пение труб.
- Скольких вы намерены выпустить? - спросил он у Фремлина.
- Только двоих, - ответил голубятник. - Никогда не рискую всеми сразу - мало ли что. К тому же двоих будет вполне достаточно.
Он открыл дверцу левой плетеной клетки, и оттуда тотчас же выпрыгнули двое пернатых. Они топотали по земле своими трехпалыми лапками, взъерошивали перышки и встряхивались, словно привыкая к вновь обретенной свободе. Но вот, повинуясь некоему невидимому знаку своего покровителя, птицы взлетели и опустились на его запястья, а Фремлин, повернувшись лицом к чаще, что-то напоследок сказал питомцам. И голуби тотчас взмыли в небо. Они поднимались все выше, выше, к самым верхушкам пальм, пока не скрылись из виду.
Фремлин какое-то время задумчиво смотрел им вслед, потом возвратился ко второй клетке и заговорил с оставшимися птицами, успокаивая и утешая, словно извиняясь, что не отпустил полетать и их...
Вновь подойдя к Потрясателю, он сказал:
- Голуби терпеть не могут клеток. Да и я терзаюсь оттого, что приходится запирать их. Но покуда мы шли по горам, в клетках они были в большей безопасности, чем если бы летали в разреженном воздухе. Ну, а здесь... Кто знает, какие хищники таятся в ветвях? Словом, и здесь клетка необходима. Дома, в Даркленде, под защитой Банибальского хребта, я выпускаю их полетать над скалами, вдоль берега моря, и они совершенно счастливы.
- А что будут делать те две птицы, которых вы выпустили? - спросил Сэндоу.
- Командир хочет знать, как далеко на север простираются джунгли и сколько времени нам еще предстоит идти по лесу. Так вот голуби поднимутся над верхушками деревьев и полетят на север, если, конечно, это не слишком дальний путь. Не увидев этой высоты края джунглей, они взлетят еще выше, примерно оценят расстояние, которое предстоит преодолеть отряду, а после вернутся и обо всем доложат.
- Вы позволите мне остаться и послушать, как они станут вам докладывать? - попросил Потрясатель.
В самом начале их многотрудного путешествия Сэндоу довольно много времени провел в обществе голубятника, подле его питомцев, и втайне надеялся, что птицы ему доверяют.
- Думаю, да, - кивнул Фремлин. - Впрочем, увидим, когда мои детки вернутся. Я никогда не могу сказать заранее, как они поведут себя в присутствии незнакомца.
Птицы возвратились очень скоро - полет занял не более четверти часа.
- Это означает, - сказал Фремлин, - что ребятки вполне могли бы возвратиться и через пять минут. Но после столь долгого заточения они наверняка погуляли еще минут с десяток, просто чтобы размять крылышки.
А голуби тем временем снова грациозно опустились на руки своего покровителя, легкие, как пушинки, они были необыкновенно красивы - черные, блестящие, с яркими красно-оранжевыми клювами, которые то и дело приоткрывались, словно птицы и впрямь собирались заговорить.
- Станете ли вы говорить в присутствии Потрясателя? - вежливо поинтересовался голубятник.
Обе птицы скосили угольно-черные глазки на Сэндоу, пристально изучая его.
- Я друг вам, - на всякий случай сказал Потрясатель.
- Да-а-а-а... Да-а-а-а... - довольно внятно забормотали голуби в один голос. - Он добр-р-р-рый др-р-р-руг перр-р-рнатого нар-р-р-родца...
- Ну, тогда докладывайте, - распорядился Фремлин, нежно касаясь щекой черных перьев - так влюбленный юноша мог ласкать нежную девичью щечку.
И птицы снова забормотали, правда, уже на своем языке - порой в один голос, порой по очереди. Язык их состоял из самых разнообразных звуков, от пронзительных трелей до утробного воркования. Звучало все это очень музыкально.
x x x
Теперь Сэндоу понял, отчего этих птиц в народе зовут крикунами. Если чутко не прислушиваться к их голосам, то расслышишь лишь пронзительный крик, ничем не отличающийся от большинства птичьих голосов. Но если дать себе труд вслушаться внимательнее, то обнаружишь, что язык этих птиц не менее сложен, нежели тот, на котором говорит сам Сэндоу или, к примеру, саламанты. Впрочем, пожалуй, он был даже более сложен. Как уже успел объяснить Потрясателю Фремлин, от тональности, в которой произносилось то или иное слово, всецело зависел и его смысл, иными словами, в языке этих поразительных птиц существовала сложнейшая грамматика, причем не только слоговая, но и мелодическая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
- Мне представляется, - заговорил Сэндоу, вновь возвратившись к заинтересовавшей его загадке, - что тут под землей присутствует некий источник тепла, поддерживающий жизнедеятельность тропических растений и животных, причем даже в зимние месяцы, однако верхушки деревьев мертвы и прихвачены морозцем.
- Полагаете, это искусственный источник тепла? - поинтересовался Рихтер.
- Возможно. Но не исключено, что он естественного происхождения. Впрочем, и то и другое в равной степени загадочно.
- Думаете, стоит раскопать этот ваш источник? - поинтересовался Рихтер, погружая пальцы во влажную черную почву.
- Даже будь это и реально, не стоило бы понапрасну тратить ни сил, ни времени, - ответил Сэндоу. - Просто я усмотрел в этом аномалию...
В этот момент к ним приблизился голубятник по имени Фремлин, и разговор двух пожилых людей угас сам собой. Он был явно возбужден: глаза блестели, тонкие, но сильные руки пребывали в постоянном движении, пальцы той дело нервно переплетались.
- В чем дело, Фремлин? - спросил главнокомандующий.
- Голуби, командир. Я давно поужинал, потом потолковал с ними и отдал им кое-какие распоряжения. Как думаете, можно их выпустить? Пора бы им поработать.
- Стало быть, нервничают птички, а?
- Ого, и еще как, командир! Они обругали меня самыми бранными словами, которым выучились у людей, за то, что я не пускаю их погулять.
- Хорошо, выпусти, - разрешил Рихтер.
- Спасибо, командир! - И Фремлин чуть ли не вприпрыжку направился к клеткам, где маялись черные изящные птицы, то и дело фыркая и воркуя друг с дружкой.
- Погодите-ка! - крикнул Сэндоу светловолосому мускулистому голубятнику. - Можно мне поглядеть?
Фремлин, обрадованный возможностью прихвастнуть, радостно закивал.
Подле клеток голубятник опустился на колени и заворковал совершенно по-голубиному. Потрясателю звуки эти напомнили тихое гудение ветра в дымоходе или далекое пение труб.
- Скольких вы намерены выпустить? - спросил он у Фремлина.
- Только двоих, - ответил голубятник. - Никогда не рискую всеми сразу - мало ли что. К тому же двоих будет вполне достаточно.
Он открыл дверцу левой плетеной клетки, и оттуда тотчас же выпрыгнули двое пернатых. Они топотали по земле своими трехпалыми лапками, взъерошивали перышки и встряхивались, словно привыкая к вновь обретенной свободе. Но вот, повинуясь некоему невидимому знаку своего покровителя, птицы взлетели и опустились на его запястья, а Фремлин, повернувшись лицом к чаще, что-то напоследок сказал питомцам. И голуби тотчас взмыли в небо. Они поднимались все выше, выше, к самым верхушкам пальм, пока не скрылись из виду.
Фремлин какое-то время задумчиво смотрел им вслед, потом возвратился ко второй клетке и заговорил с оставшимися птицами, успокаивая и утешая, словно извиняясь, что не отпустил полетать и их...
Вновь подойдя к Потрясателю, он сказал:
- Голуби терпеть не могут клеток. Да и я терзаюсь оттого, что приходится запирать их. Но покуда мы шли по горам, в клетках они были в большей безопасности, чем если бы летали в разреженном воздухе. Ну, а здесь... Кто знает, какие хищники таятся в ветвях? Словом, и здесь клетка необходима. Дома, в Даркленде, под защитой Банибальского хребта, я выпускаю их полетать над скалами, вдоль берега моря, и они совершенно счастливы.
- А что будут делать те две птицы, которых вы выпустили? - спросил Сэндоу.
- Командир хочет знать, как далеко на север простираются джунгли и сколько времени нам еще предстоит идти по лесу. Так вот голуби поднимутся над верхушками деревьев и полетят на север, если, конечно, это не слишком дальний путь. Не увидев этой высоты края джунглей, они взлетят еще выше, примерно оценят расстояние, которое предстоит преодолеть отряду, а после вернутся и обо всем доложат.
- Вы позволите мне остаться и послушать, как они станут вам докладывать? - попросил Потрясатель.
В самом начале их многотрудного путешествия Сэндоу довольно много времени провел в обществе голубятника, подле его питомцев, и втайне надеялся, что птицы ему доверяют.
- Думаю, да, - кивнул Фремлин. - Впрочем, увидим, когда мои детки вернутся. Я никогда не могу сказать заранее, как они поведут себя в присутствии незнакомца.
Птицы возвратились очень скоро - полет занял не более четверти часа.
- Это означает, - сказал Фремлин, - что ребятки вполне могли бы возвратиться и через пять минут. Но после столь долгого заточения они наверняка погуляли еще минут с десяток, просто чтобы размять крылышки.
А голуби тем временем снова грациозно опустились на руки своего покровителя, легкие, как пушинки, они были необыкновенно красивы - черные, блестящие, с яркими красно-оранжевыми клювами, которые то и дело приоткрывались, словно птицы и впрямь собирались заговорить.
- Станете ли вы говорить в присутствии Потрясателя? - вежливо поинтересовался голубятник.
Обе птицы скосили угольно-черные глазки на Сэндоу, пристально изучая его.
- Я друг вам, - на всякий случай сказал Потрясатель.
- Да-а-а-а... Да-а-а-а... - довольно внятно забормотали голуби в один голос. - Он добр-р-р-рый др-р-р-руг перр-р-рнатого нар-р-р-родца...
- Ну, тогда докладывайте, - распорядился Фремлин, нежно касаясь щекой черных перьев - так влюбленный юноша мог ласкать нежную девичью щечку.
И птицы снова забормотали, правда, уже на своем языке - порой в один голос, порой по очереди. Язык их состоял из самых разнообразных звуков, от пронзительных трелей до утробного воркования. Звучало все это очень музыкально.
x x x
Теперь Сэндоу понял, отчего этих птиц в народе зовут крикунами. Если чутко не прислушиваться к их голосам, то расслышишь лишь пронзительный крик, ничем не отличающийся от большинства птичьих голосов. Но если дать себе труд вслушаться внимательнее, то обнаружишь, что язык этих птиц не менее сложен, нежели тот, на котором говорит сам Сэндоу или, к примеру, саламанты. Впрочем, пожалуй, он был даже более сложен. Как уже успел объяснить Потрясателю Фремлин, от тональности, в которой произносилось то или иное слово, всецело зависел и его смысл, иными словами, в языке этих поразительных птиц существовала сложнейшая грамматика, причем не только слоговая, но и мелодическая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49