Это было бы неправильно. Я догадывалась, что отец Хочкисс иногда выслушивал довольно откровенные истории. Но и по-настоящему скучные и даже мелочные тоже.
Наконец, подошла моя очередь. Войдя в кабинку, я опустилась на колени и стала ждать, когда откроется маленькое решетчатое окошко. Дождавшись, я перекрестилась и сказала:
– Простите меня, святой отец, ибо я согрешила. Последний раз я исповедовалась… хм… – Я быстро сделала обратный отсчет времени. – …четыре месяца назад.
– Продолжай, дитя мое, – сказал отец Хочкисс, как он говорил это всю мою жизнь каждый раз, когда я исповедовалась.
– Хм-м… – Дальше этого я в мыслях не заходила, и готового списка грехов у меня не было. Я в самом деле не хотела обсуждать кое-что из того, что я делала, тем более что грехом я это не считала. – В общем, последнее время я очень злюсь на своих родителей, – заявила я напрямик. – То есть я люблю родителей и стараюсь почитать их, но недавно… я узнала, что меня удочерили. – Вот. Я это сказала и увидела, как по другую сторону ширмы отец Хочкисс вскинул голову, услышав мои слова. – Я расстроена и злюсь, что они не сказали мне этого раньше и отказываются поговорить со мной об этом теперь, – продолжала я. – Я хочу узнать о своих настоящих родителях. Хочу знать, откуда я родом.
Наступила долгая пауза, пока отец Хочкисс переваривал то, что я сказала.
– Твои родители поступили так, как считали наилучшим для тебя, – наконец ответил он.
Он не отрицал, что меня удочерили, и это не уменьшило моего чувства унижения от того, что практически все всё знали, кроме меня.
– Моя родная мать умерла, – настойчиво продолжала я, ощущая дискомфорт и даже страх от разговора об этом. – Я хочу узнать о ней больше.
– Дитя мое, – мягко сказал отец Хочкисс. – Я понимаю твое желание и не могу сказать, что не чувствовал бы того же, что и ты, будь я на твоем месте. Но должен тебе сказать, а говорю я, опираясь на опыт многих лет, что иногда лучше не ворошить прошлое.
Слезы жгли мне глаза, но я ведь и не ожидала ничего другого.
– Понятно, – сказала я, стараясь не разреветься.
– Дорогое мое дитя, пути Господни неисповедимы, сказал священник, и меня неприятно поразило, что он произнес такую избитую фразу. Он продолжал: – По некоей причине Господь привел тебя к твоим родителям, и я знаю, что сильнсе любить тебя не мог бы никто другой. Он выбрал их для тебя, и Он выбрал тебя для них. Было бы разумно уважать Его решение.
Я сидела и думала, стараясь понять, так ли это. Потом я вспомнила, что своей очереди ждут и другие люди и что пора уходить.
– Спасибо, святой отец, – сказала я.
– Молись о том, чтобы Господь наставил тебя на правильный путь. Я тоже буду молиться за тебя.
– Хорошо. – Я выскользнула из исповедальни, надела пальто и вышла через огромную двустворчатую дверь на яркое ноябрьское солнце.
Мне надо было подумать.
После стольких пасмурных дней было ужасно приятно идти по солнышку, поддавая ногой мокрые коричневые листья. То и дело вокруг меня плавно слетали золотистые листья, и каждый павший лист казался секундой, спрыгнувшей с циферблата и превращавшей осень в зиму.
Я прошла центральную часть Видоуз-Вэйла, заглядывая в витрины магазинов. Наш городок старинный, его ратуша была построена в 1692 году. Время от времени я опять замечала, какой он очаровательный и живописный. Прохладный ветерок приподнял мои волосы, и я уловила запах реки Гудзон, огибавшей город.
Всю дорогу домой я думала о том, что сказал отец Хочкисс. Я понимала, что в его словах есть определенная мудрость, но это не означало, что я была готова примириться с тем, что не знаю всей правды. Я не знала, что мне делать. Может, попросить совета на следующем круге?
Пешая прогулка в две мили здорово разогрела меня, и, придя домой, я набросила куртку на спинку стула в кухне. Я взглянула на часы. Если предположить что моя семья будет следовать обычному воскресному ритуалу, то все вернутся домой только через час или около того. Неплохо пока побыть одной.
Какой-то стук наверху заставил меня окаменеть. Моей первой мыслью было, что это Бри проникла к нам в дом, возможно, вместе с Рейвин, и теперь они накладывали заклятие на мою спальню или что-то в этом роде. Не знаю, почему я не подумала о грабителях или о случайно забравшейся белке, а сразу же подумала о Бри.
Я услышала звуки возни и громкий скрип, как если бы мебель резко двигали с места. Я тихо открыла дверь прихожей и взяла свою бейсбольную биту. Потом сбросила туфли и стала красться наверх.
Добравшись до верхней площадки, я поняла, что звуки доносятся из комнаты Мэри-Кей. Потом я услышала ее голос, говоривший:
– Эй! Прекрати это! Черт, Бэккер!
Я остановилась, не зная, как поступить.
– Слезь с меня, – сердито сказала Мэри-Кей.
– Да ладно тебе, Мэри-Кей! – ответил ей Бэккер. – Ты сказала, что любишь меня! Я думал, что это значит…
– Я сказала тебе, что не хочу этого делать! – крикнула Мэри-Кей.
Я распахнула дверь и увидела, как Бэккер Блэкберн борется с моей сестрой у нее на кровати. Ее ноги молотили воздух.
– Эй! – громко сказала я, и оба вздрогнули. Повернув головы, они уставились на меня, и я увидела облегчение в глазах Мэри-Кей. – Ты слышал, что она сказала? – продолжала я. – Слезай!
– Мы просто разговариваем, – сказал Бэккер.
Мэри-Кей пыталась оттолкнуть его, упираясь руками ему в грудь, а он сопротивлялся. Во мне закипела ярость, и я подняла биту.
Бац! Я неслабо стукнула его по плечу. Такой злости я не испытывала со времени последнего столкновепия с Бри.
– Ой! – заорал Бэккер. – Ты что делаешь? Совсем сдурела?
– Бэккер, пусти! – опять сказала Мэри-Кей, отталкивая его.
Я наклонилась к лицу Бэккера и сквозь стиснутые зубы проговорила с угрозой:
– Слезь с нее сейчас же!
Лицо Бэккера застыло, и он быстро слез с кровати. Он казался смущенным и рассерженным, его глаза потемнели. Потом он вдруг выбросил вперед руку и выбил у меня биту. У меня от удивления отвалилась челюсть, а бита отлетела в другой конец комнаты.
– Не суйся в это, Морган, – сказал он. – Ты не знаешь, что происходит. Мы с Мэри-Кей просто разговариваем.
– Ха! – воскликнула Мэри-Кей, спрыгивая с кровати и одергивая блузку. – Ты ставишь себя в дурацкое положение! Давай выметайся!
– Сначала ты объяснишь мне, что происходит, – упрямо гнул свое Бэккер, – Ты позвонила: приезжай! – Он почти кричал, его голос заполнял всю комнату. – Ты сказала: поднимайся сюда! Что я должен был думать? Мы почти два месяца ходим везде вместе!
Мэри-Кей заплакала.
– Я имела в виду не это, – сказала она, прижимая к животу подушку. – Я просто хотела побыть с тобой вдвоем.
– Побыть со мной вдвоем!! И как ты себе это представляла? – спросил он, широко разводя руками. Он подошел к ней на шаг ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Наконец, подошла моя очередь. Войдя в кабинку, я опустилась на колени и стала ждать, когда откроется маленькое решетчатое окошко. Дождавшись, я перекрестилась и сказала:
– Простите меня, святой отец, ибо я согрешила. Последний раз я исповедовалась… хм… – Я быстро сделала обратный отсчет времени. – …четыре месяца назад.
– Продолжай, дитя мое, – сказал отец Хочкисс, как он говорил это всю мою жизнь каждый раз, когда я исповедовалась.
– Хм-м… – Дальше этого я в мыслях не заходила, и готового списка грехов у меня не было. Я в самом деле не хотела обсуждать кое-что из того, что я делала, тем более что грехом я это не считала. – В общем, последнее время я очень злюсь на своих родителей, – заявила я напрямик. – То есть я люблю родителей и стараюсь почитать их, но недавно… я узнала, что меня удочерили. – Вот. Я это сказала и увидела, как по другую сторону ширмы отец Хочкисс вскинул голову, услышав мои слова. – Я расстроена и злюсь, что они не сказали мне этого раньше и отказываются поговорить со мной об этом теперь, – продолжала я. – Я хочу узнать о своих настоящих родителях. Хочу знать, откуда я родом.
Наступила долгая пауза, пока отец Хочкисс переваривал то, что я сказала.
– Твои родители поступили так, как считали наилучшим для тебя, – наконец ответил он.
Он не отрицал, что меня удочерили, и это не уменьшило моего чувства унижения от того, что практически все всё знали, кроме меня.
– Моя родная мать умерла, – настойчиво продолжала я, ощущая дискомфорт и даже страх от разговора об этом. – Я хочу узнать о ней больше.
– Дитя мое, – мягко сказал отец Хочкисс. – Я понимаю твое желание и не могу сказать, что не чувствовал бы того же, что и ты, будь я на твоем месте. Но должен тебе сказать, а говорю я, опираясь на опыт многих лет, что иногда лучше не ворошить прошлое.
Слезы жгли мне глаза, но я ведь и не ожидала ничего другого.
– Понятно, – сказала я, стараясь не разреветься.
– Дорогое мое дитя, пути Господни неисповедимы, сказал священник, и меня неприятно поразило, что он произнес такую избитую фразу. Он продолжал: – По некоей причине Господь привел тебя к твоим родителям, и я знаю, что сильнсе любить тебя не мог бы никто другой. Он выбрал их для тебя, и Он выбрал тебя для них. Было бы разумно уважать Его решение.
Я сидела и думала, стараясь понять, так ли это. Потом я вспомнила, что своей очереди ждут и другие люди и что пора уходить.
– Спасибо, святой отец, – сказала я.
– Молись о том, чтобы Господь наставил тебя на правильный путь. Я тоже буду молиться за тебя.
– Хорошо. – Я выскользнула из исповедальни, надела пальто и вышла через огромную двустворчатую дверь на яркое ноябрьское солнце.
Мне надо было подумать.
После стольких пасмурных дней было ужасно приятно идти по солнышку, поддавая ногой мокрые коричневые листья. То и дело вокруг меня плавно слетали золотистые листья, и каждый павший лист казался секундой, спрыгнувшей с циферблата и превращавшей осень в зиму.
Я прошла центральную часть Видоуз-Вэйла, заглядывая в витрины магазинов. Наш городок старинный, его ратуша была построена в 1692 году. Время от времени я опять замечала, какой он очаровательный и живописный. Прохладный ветерок приподнял мои волосы, и я уловила запах реки Гудзон, огибавшей город.
Всю дорогу домой я думала о том, что сказал отец Хочкисс. Я понимала, что в его словах есть определенная мудрость, но это не означало, что я была готова примириться с тем, что не знаю всей правды. Я не знала, что мне делать. Может, попросить совета на следующем круге?
Пешая прогулка в две мили здорово разогрела меня, и, придя домой, я набросила куртку на спинку стула в кухне. Я взглянула на часы. Если предположить что моя семья будет следовать обычному воскресному ритуалу, то все вернутся домой только через час или около того. Неплохо пока побыть одной.
Какой-то стук наверху заставил меня окаменеть. Моей первой мыслью было, что это Бри проникла к нам в дом, возможно, вместе с Рейвин, и теперь они накладывали заклятие на мою спальню или что-то в этом роде. Не знаю, почему я не подумала о грабителях или о случайно забравшейся белке, а сразу же подумала о Бри.
Я услышала звуки возни и громкий скрип, как если бы мебель резко двигали с места. Я тихо открыла дверь прихожей и взяла свою бейсбольную биту. Потом сбросила туфли и стала красться наверх.
Добравшись до верхней площадки, я поняла, что звуки доносятся из комнаты Мэри-Кей. Потом я услышала ее голос, говоривший:
– Эй! Прекрати это! Черт, Бэккер!
Я остановилась, не зная, как поступить.
– Слезь с меня, – сердито сказала Мэри-Кей.
– Да ладно тебе, Мэри-Кей! – ответил ей Бэккер. – Ты сказала, что любишь меня! Я думал, что это значит…
– Я сказала тебе, что не хочу этого делать! – крикнула Мэри-Кей.
Я распахнула дверь и увидела, как Бэккер Блэкберн борется с моей сестрой у нее на кровати. Ее ноги молотили воздух.
– Эй! – громко сказала я, и оба вздрогнули. Повернув головы, они уставились на меня, и я увидела облегчение в глазах Мэри-Кей. – Ты слышал, что она сказала? – продолжала я. – Слезай!
– Мы просто разговариваем, – сказал Бэккер.
Мэри-Кей пыталась оттолкнуть его, упираясь руками ему в грудь, а он сопротивлялся. Во мне закипела ярость, и я подняла биту.
Бац! Я неслабо стукнула его по плечу. Такой злости я не испытывала со времени последнего столкновепия с Бри.
– Ой! – заорал Бэккер. – Ты что делаешь? Совсем сдурела?
– Бэккер, пусти! – опять сказала Мэри-Кей, отталкивая его.
Я наклонилась к лицу Бэккера и сквозь стиснутые зубы проговорила с угрозой:
– Слезь с нее сейчас же!
Лицо Бэккера застыло, и он быстро слез с кровати. Он казался смущенным и рассерженным, его глаза потемнели. Потом он вдруг выбросил вперед руку и выбил у меня биту. У меня от удивления отвалилась челюсть, а бита отлетела в другой конец комнаты.
– Не суйся в это, Морган, – сказал он. – Ты не знаешь, что происходит. Мы с Мэри-Кей просто разговариваем.
– Ха! – воскликнула Мэри-Кей, спрыгивая с кровати и одергивая блузку. – Ты ставишь себя в дурацкое положение! Давай выметайся!
– Сначала ты объяснишь мне, что происходит, – упрямо гнул свое Бэккер, – Ты позвонила: приезжай! – Он почти кричал, его голос заполнял всю комнату. – Ты сказала: поднимайся сюда! Что я должен был думать? Мы почти два месяца ходим везде вместе!
Мэри-Кей заплакала.
– Я имела в виду не это, – сказала она, прижимая к животу подушку. – Я просто хотела побыть с тобой вдвоем.
– Побыть со мной вдвоем!! И как ты себе это представляла? – спросил он, широко разводя руками. Он подошел к ней на шаг ближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41