Моя страна, мой отец, солнце, еда… Наконец мои дети узнают свои корни – откуда я, кто я.
Отец везет нас на машине к моей матери в Тьес, где нас ждет праздник. Вся семья в сборе, начиная с дедушки Кизимы, все такого же худого и статного. С тех нор как умерла моя бабушка по материнской линии и его вторая жена, вырастившая меня, он живет со своей третьей женой и сестрой. Всегда есть бабушки в доме. Зарезали барана в честь нашего приезда. Я снова среди своих, свободная и счастливая. Муж далеко, я наконец дышу свободно, одна с детьми, подругами и моей настоящей жизнью.
Все мои подружки из нашего квартала пришли посмотреть на детей, особенно на мою младшую, ее передавали с рук на руки. Я словно окунулась в детство, когда каждая женщина занималась тем или другим ребенком. Было естественно, например, чтобы соседка, тетушка или подруга пошли за малышом после утреннего душа и привели к себе на целый день. С моей младшей все возились с удовольствием.
При рождении маленькая Аби была такая светлая, что дядюшки в Париже забеспокоились. Один из них даже спросил моего мужа, был ли он уверен в своем отцовстве! Муж абсолютно не сомневался: его бабушка была светлокожей, и у моей материи были мавританские корни.
В семье никто не удивился; это обычно, когда ребенок со светлой кожей, вырастая, темнеет. Но светлая кожа моей дочки спровоцирует забавное недоразумение, из которого я вынесу урок. В Тъесе только что закончили строительство нового стадиона, и тысячи людей пришли на его открытие. Я устраиваю ребенка на спине, как настоящая африканка, и прохожу в толпе зрителей с подругами и кузинами. Вдруг одна дама окликает меня:
– Бедняжка, ты плохо обращаешься с ребенком твоего хозяина!
Женщина приняла меня за прислугу белых, которые меня наняли нянькой для их малыша. Кузина ответила ей:
– Она не нянька. Это ее дочка, ее ребенок. И дама начала смеяться:
– Извини меня, девочка, ты слишком молода и плохо несешь ее, надо лучше привязывать.
Чтобы носить ребенка на спине, надо использовать две полоски ткани, завязывающиеся на талии и под мышками. Малыш находится внутри, как в кармане, а ножки сильно раздвинуты. Врачи во Франции очень ценят такой способ ношения ребенка и считают его лучшим для развития бедер малыша. Часто педиатр просил меня и моих соотечественниц-эмигранток не забывать этот наш обычай, поскольку многие, приезжая во Францию, предпочитают «кенгуру».
Вернувшись домой, кузина вызвала всеобщий смех, рассказав о том, как меня приняли за няньку. Вот что удивительно у нас: мы, может, и бедны, но любим жизнь. Любая мелочь вызывает у нас желание смеяться и немедленно устроить праздник. Условия жизни в Африке таковы, что лучше не забывать о них. Но сенегальцы часто используют черный юмор, шутя по малейшему поводу. Доход на душу на населения здесь один из самых низких в мире. Даже если Дакар внешне выглядит как современная столица, ключ к выживанию у нас – умение выкручиваться: быть готовым к любой работе, чтобы избежать безработицы; без устали переделывать все, что еще может послужить; мастерить игрушки из пивных банок и бутылочек с содовой; собирать пластиковые упаковки и плести из них ремешки для изготовления сумок и даже чемоданов. И потом над всем этим смеяться.
Я знаю, что обязательно должна вернуться во Францию, но сейчас, на семейном празднике, совершенно не думаю об этом. Музыка, домашние шутки, традиционные блюда – я наслаждалась всем. Я – гурман. Особенно люблю наше национальное блюдо – кашу на основе традиционного кускуса, заправленную соусом из листьев фасоли и арахисовой пудры. На языке сонинке это – дере. Но лучшее время – время завтрака. Мама режет хлеб и раздает каждому с небольшим кусочком масла, если оно есть. Я сажусь на маленькой скамеечке во дворе с чашечкой кинкелибы, это местный чай. В тот утренний час солнце очень приятное, не слишком жарко, дети подходят еще сонные, и одна из бабушек говорит:
– Иди вымой лицо и прополощи рот, прежде чем поздороваться.
У нас не разговаривают с людьми, не совершив необходимый утренний туалет.
Я все это слышу вновь, вот оно – настоящее счастье. В этом дворе я свободна, вдали от моей парижской окраины, от узкой комнаты, где невозможно даже повернуться. Здесь я могу ходить, не боясь на что-нибудь наткнуться. Мои девочки бегают за курами и велосипедами, пытаясь их догнать. Они любимы, окружены вниманием и почти забыли меня. Они научились «вычислять» бабушек и тетушек, приберегающих для них что-нибудь вкусненькое.
Дети поняли, что два дома – дедушкин и моей матери – связаны между собой и что можно и там и тут отыскивать съестное и везде быть обласканными. Мои племянники и племянницы гордятся маленькими кузинами и гуляют с ними по кварталу. В нашем доме всегда много гостей – подруга, тетушка или соседка, которая приходит с маленькой миской еды, чтобы поприветствовать вернувшихся на родину. Это простой способ показать им, что они являлись частью сообщества, прежде чем уехать далеко, и что никто их не забыл. Даже если мы считаемся богатыми, живя во Франции, мы не должны забывать, как жили здесь. Там есть социальная защита, пособие, работа, а значит, еда и медицинское обслуживание. Здесь же есть семья, солидарность и любовь.
Я пошла с детьми в деревню родителей около города Баккеля. Стояла жара, но мы должны были туда пойти, чтобы поприветствовать старших братьев отца и выразить соболезнование по поводу смерти одного из них. Это долгое путешествие – через деревни неулов и сонинке в долине реки Сенегал до границы с Мали и Мавританией. Железная дорога, соединяющая Дакар с Бамако, заканчивается в Ки-гире, там последняя остановка перед Мали. Оттуда нужно продолжать некомфортную дорогу на машине, а потом сесть на пирогу, чтобы добраться до родовой деревни всей моей семьи со стороны и матери, и отца. Нас встретил по традиции народный поэт, и мы остались на неделю. Я увиделась с двумя сестрами, с которыми воспитывалась у бабушки Фулей. Мы стали взрослыми. Было волнительно узнавать Друг в друге женщин и матерей семейства. Деревенские жители все еще более гостеприимные и приветливые, чем городские. В деревне делятся всем. Мы с мамой увозили из деревни просо, рис, молодую картошку, кукурузу, кускус и арахис. Нам дали поручение раздать эти презенты в Тьесе во всем квартале. Каждому – своя доля.
Это африканская солидарность.
До самого отъезда я не думала о возвращении во Францию. Поэтому в аэропорту я очутилась с тяжелым сердцем и в слезах.
Я села на самолет с детьми и вернулась в свое жилище, показавшееся мне еще более тесным по сравнению с тем, что я покинула до поездки в Сенегал.
Больше нет двора с восходящим солнцем, маленькой скамейки под манговым деревом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Отец везет нас на машине к моей матери в Тьес, где нас ждет праздник. Вся семья в сборе, начиная с дедушки Кизимы, все такого же худого и статного. С тех нор как умерла моя бабушка по материнской линии и его вторая жена, вырастившая меня, он живет со своей третьей женой и сестрой. Всегда есть бабушки в доме. Зарезали барана в честь нашего приезда. Я снова среди своих, свободная и счастливая. Муж далеко, я наконец дышу свободно, одна с детьми, подругами и моей настоящей жизнью.
Все мои подружки из нашего квартала пришли посмотреть на детей, особенно на мою младшую, ее передавали с рук на руки. Я словно окунулась в детство, когда каждая женщина занималась тем или другим ребенком. Было естественно, например, чтобы соседка, тетушка или подруга пошли за малышом после утреннего душа и привели к себе на целый день. С моей младшей все возились с удовольствием.
При рождении маленькая Аби была такая светлая, что дядюшки в Париже забеспокоились. Один из них даже спросил моего мужа, был ли он уверен в своем отцовстве! Муж абсолютно не сомневался: его бабушка была светлокожей, и у моей материи были мавританские корни.
В семье никто не удивился; это обычно, когда ребенок со светлой кожей, вырастая, темнеет. Но светлая кожа моей дочки спровоцирует забавное недоразумение, из которого я вынесу урок. В Тъесе только что закончили строительство нового стадиона, и тысячи людей пришли на его открытие. Я устраиваю ребенка на спине, как настоящая африканка, и прохожу в толпе зрителей с подругами и кузинами. Вдруг одна дама окликает меня:
– Бедняжка, ты плохо обращаешься с ребенком твоего хозяина!
Женщина приняла меня за прислугу белых, которые меня наняли нянькой для их малыша. Кузина ответила ей:
– Она не нянька. Это ее дочка, ее ребенок. И дама начала смеяться:
– Извини меня, девочка, ты слишком молода и плохо несешь ее, надо лучше привязывать.
Чтобы носить ребенка на спине, надо использовать две полоски ткани, завязывающиеся на талии и под мышками. Малыш находится внутри, как в кармане, а ножки сильно раздвинуты. Врачи во Франции очень ценят такой способ ношения ребенка и считают его лучшим для развития бедер малыша. Часто педиатр просил меня и моих соотечественниц-эмигранток не забывать этот наш обычай, поскольку многие, приезжая во Францию, предпочитают «кенгуру».
Вернувшись домой, кузина вызвала всеобщий смех, рассказав о том, как меня приняли за няньку. Вот что удивительно у нас: мы, может, и бедны, но любим жизнь. Любая мелочь вызывает у нас желание смеяться и немедленно устроить праздник. Условия жизни в Африке таковы, что лучше не забывать о них. Но сенегальцы часто используют черный юмор, шутя по малейшему поводу. Доход на душу на населения здесь один из самых низких в мире. Даже если Дакар внешне выглядит как современная столица, ключ к выживанию у нас – умение выкручиваться: быть готовым к любой работе, чтобы избежать безработицы; без устали переделывать все, что еще может послужить; мастерить игрушки из пивных банок и бутылочек с содовой; собирать пластиковые упаковки и плести из них ремешки для изготовления сумок и даже чемоданов. И потом над всем этим смеяться.
Я знаю, что обязательно должна вернуться во Францию, но сейчас, на семейном празднике, совершенно не думаю об этом. Музыка, домашние шутки, традиционные блюда – я наслаждалась всем. Я – гурман. Особенно люблю наше национальное блюдо – кашу на основе традиционного кускуса, заправленную соусом из листьев фасоли и арахисовой пудры. На языке сонинке это – дере. Но лучшее время – время завтрака. Мама режет хлеб и раздает каждому с небольшим кусочком масла, если оно есть. Я сажусь на маленькой скамеечке во дворе с чашечкой кинкелибы, это местный чай. В тот утренний час солнце очень приятное, не слишком жарко, дети подходят еще сонные, и одна из бабушек говорит:
– Иди вымой лицо и прополощи рот, прежде чем поздороваться.
У нас не разговаривают с людьми, не совершив необходимый утренний туалет.
Я все это слышу вновь, вот оно – настоящее счастье. В этом дворе я свободна, вдали от моей парижской окраины, от узкой комнаты, где невозможно даже повернуться. Здесь я могу ходить, не боясь на что-нибудь наткнуться. Мои девочки бегают за курами и велосипедами, пытаясь их догнать. Они любимы, окружены вниманием и почти забыли меня. Они научились «вычислять» бабушек и тетушек, приберегающих для них что-нибудь вкусненькое.
Дети поняли, что два дома – дедушкин и моей матери – связаны между собой и что можно и там и тут отыскивать съестное и везде быть обласканными. Мои племянники и племянницы гордятся маленькими кузинами и гуляют с ними по кварталу. В нашем доме всегда много гостей – подруга, тетушка или соседка, которая приходит с маленькой миской еды, чтобы поприветствовать вернувшихся на родину. Это простой способ показать им, что они являлись частью сообщества, прежде чем уехать далеко, и что никто их не забыл. Даже если мы считаемся богатыми, живя во Франции, мы не должны забывать, как жили здесь. Там есть социальная защита, пособие, работа, а значит, еда и медицинское обслуживание. Здесь же есть семья, солидарность и любовь.
Я пошла с детьми в деревню родителей около города Баккеля. Стояла жара, но мы должны были туда пойти, чтобы поприветствовать старших братьев отца и выразить соболезнование по поводу смерти одного из них. Это долгое путешествие – через деревни неулов и сонинке в долине реки Сенегал до границы с Мали и Мавританией. Железная дорога, соединяющая Дакар с Бамако, заканчивается в Ки-гире, там последняя остановка перед Мали. Оттуда нужно продолжать некомфортную дорогу на машине, а потом сесть на пирогу, чтобы добраться до родовой деревни всей моей семьи со стороны и матери, и отца. Нас встретил по традиции народный поэт, и мы остались на неделю. Я увиделась с двумя сестрами, с которыми воспитывалась у бабушки Фулей. Мы стали взрослыми. Было волнительно узнавать Друг в друге женщин и матерей семейства. Деревенские жители все еще более гостеприимные и приветливые, чем городские. В деревне делятся всем. Мы с мамой увозили из деревни просо, рис, молодую картошку, кукурузу, кускус и арахис. Нам дали поручение раздать эти презенты в Тьесе во всем квартале. Каждому – своя доля.
Это африканская солидарность.
До самого отъезда я не думала о возвращении во Францию. Поэтому в аэропорту я очутилась с тяжелым сердцем и в слезах.
Я села на самолет с детьми и вернулась в свое жилище, показавшееся мне еще более тесным по сравнению с тем, что я покинула до поездки в Сенегал.
Больше нет двора с восходящим солнцем, маленькой скамейки под манговым деревом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44