Офицер! Француз!
ЛИЛИ. И, наверное, джентльмен, смею полагать.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но я же русский!
ЛИЛИ. Месье, надеюсь, честь французского морского офицера не позволит вам оставить двух старых, беззащитных людей на растерзание убийцам.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Каким еще убийцам!
ЛИЛИ. И вы не понимаете? Неужели не желаете понять? Разве только... Нет, это невозможно.
ЗАХЕДРИНСКИЙ (снова глядя перед собой). А что, если все возможно...
ЛИЛИ. Разве возможно, чтобы офицер, француз и джентльмен оказался большевиком?
ЗАХЕДРИНСКИЙ (про себя). Да, все возможно.
ЛИЛИ (встает). Месье!
ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивая со скамьи). Нет, нет! Вы меня превратно поняли, конечно же, вы правы, это поистине невозможно! Я пошутил, то была всего лишь шутка, несколько плоская, готов признать, но ведь служба на море огрубляет нас. К тому же, мы, французы, готовы все отдать за bon mot[14]. Даже, если это не слишком bon. Прошу меня извинить, мадам, разумеется, честь офицера не позволит мне... (Галантно целует руку Лили.)
ЛИЛИ. Значит, я могу на вас рассчитывать?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Посмотрю, что удастся для вас сделать. Но пока что... Вы мне позволите вас покинуть.
С правой стороны слышится автоматная очередь.
Битва призывает меня! (Быстро отходит направо.)
Лили садится на прежнее место рядом с Вольфом.
Оба смотрят перед собой, не двигаясь.
С правой стороны входит Петя, за ним Двое. В руках у Пети АК-47 (автомат Калашникова).
ПЕТЯ. Порядок! (Отдает автомат Первому.)
Первый почтительно принимает автомат, подобно дворецкому, принимающему зонт из рук хозяина-аристократа. Петя вытягивается на шезлонге и пьет "коктейль" из бутылки. Первый и Второй выходят налево.
Захедринский садится на табурет.
(Между глотками из бутылки.) Ну, дядя, что слышно?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вот побеседовал с господами... (Показывает на Лили и Вольфа.) Ты их знаешь?
Петя оборачивается и смотрит на сидящих неподвижно Лили и Вольфа.
Короткая пауза.
ПЕТЯ (снова принимаясь за "коктейль"). Нет.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Говорили, что живут здесь уже давно.
ПЕТЯ. Может, и давно.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. И ты не знаешь, кто они такие?
ПЕТЯ. Тут всякие болтаются.
Пауза.
Между тем голова Священника проплыла через диск луны, потом над куполами церкви и, продолжая движение, исчезла справа. Если голова еще видна, то вскоре должна исчезнуть.
С левой стороны по краю набережной входит Оборотень сверхъестественных размеров, с головой волка и телом мужчины. Одет во фрак с белой манишкой и бабочкой. Перед собой везет детскую коляску старинной модели на высоких, велосипедных колесах, черную, с опущенным тентом. Из коляски высовывается голова гуся на длинной шее, клювом обращенная к Оборотню.
Так же, как Генерала и голову Священника, его сопровождает специальный осветительный прибор.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петя...
ПЕТЯ. Да.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Это правда, что сюда должен прибыть какой-то корабль?
Петя замирает с бутылкой, поднесенной ко рту.
Пауза.
ПЕТЯ (ставит бутылку на столик). А вам, дядя, откуда это известно?
Захедринский движением подбородка показывает на Лили и Вольфа, неподвижно сидящих на скамье. Петя оборачивается к Лили и Вольфу, смотрит на них.
Пауза.
(Приняв прежнюю позу.) Правда.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что за корабль?
Пауза.
ПЕТЯ. Ладно. Но строго между нами.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не беспокойся. Мы ведь не чужие.
ПЕТЯ. Из Америки.
Захедринский тихо свистит, подразумевая: "Высоко залетел".
Вы слышали о святой Апалагии?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. С житиями святых у меня слабовато.
ПЕТЯ. Никакая она не святая, просто выдумала для себя такой псевдоним.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но зачем, если не святая?
ПЕТЯ. Сейчас это модно, для рекламы. Она артистка.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Верно, шлюха какая-нибудь.
ПЕТЯ. Конечно, шлюха, но теперь шлюхи стали артистками. Не так, как в ваше время.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что поделаешь, Петя, за вами не поспеть.
ПЕТЯ. Ну и она приезжает к нам, а я как раз ее ожидаю.
ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивая). К нам?!
ПЕТЯ. К нам. Что это вы, дядя Ваня?
ЗАХЕДРИНСКИЙ (радостно, почти с недоверием). В Россию?!
ПЕТЯ. В Россию. Да что вас так удивляет?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так это же означает, что у нас хорошая жизнь настала!
ПЕТЯ. У нас? Да вы в своем уме, дядя Ваня?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петя! Ты сам не понимаешь, что говоришь! Наконец-то, после долгих столетий!
ПЕТЯ. Да не волнуйтесь вы так, не то инфаркт может случится.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так я же от радости, Петя, от радости. Дождалась светлой зари наша отчизна, я же, как-никак, патриот!
ПЕТЯ. Какой еще зари, что вы плетете.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я, Петя, сидел на Севере с одним экономистом. Валим мы с ним лес, под конвоем, само собой, а он мне все толкует: "Иван Николаевич, говорит, - знаете, когда у нас будет все хорошо?" "Когда же?" - спрашиваю. "Когда поедут к нам проститутки из-за границы. В экономике - это самый верный показатель. Что там разные Марксы или Фридмэны - все это мусор. А вот как заграничные проститутки на Россию полетят, это будет означать, что экономика встала на ноги. Они лучше всех знают, где хорошо. Это я вам говорю". Образованный был человек.
Пауза.
И ты не радуешься?
ПЕТЯ. Она приезжает не по импорту.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Однако, приезжает!
ПЕТЯ. Она за нашими путанами едет. На экспорт.
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А я-то, дурень, радовался.
ПЕТИ. У нее в Америке большой бордель, а там проститутки всегда были в дефиците. Ну вот, мы их от нас и экспортируем в Америку.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Кто экспортирует?
ПЕТЯ. Мы с ней, совместное предприятие.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, не знал я, знатная у тебя фирма.
ПЕТЯ. Работаю монопольно. Гриша взял на себя икру, Миша - нефть, а я половой бизнес.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лихо!
С левой стороны входит Анастасия Петровна с узлом. Подходит к Пете, кладет узел на землю. Развязывает узел и достает самовар.
ПЕТЯ (к Анастасии). Я же сказал - нет.
Анастасия подходит с самоваром к Захедринскому.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы, случаем, не Анастасия Петровна?
АНАСТАСИЯ. Я и есть.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А меня не узнаете?
АНАСТАСИЯ (присматривается к Захедринскому). Что-то, вроде...
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, узнаете?
АНАСТАСИЯ. Муж мой, Батюшков.
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не обижайтесь, Анастасия Петровна, но... вы еще живы?
АНАСТАСИЯ. Да кто его знает...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А я... жив? Как вам кажется?
АНАСТАСИЯ. Откуда мне знать...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да я и сам уже не знаю. Думал, что вы мне скажете.
АНАСТАСИЯ. Я человек неученый.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но все же, вы-то как думаете?
Пауза.
АНАСТАСИЯ. Вернее всего ущипнуть себя. Будет больно, значит, пока что живы.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мне и так больно, можно не щипать.
АНАСТАСИЯ. А что у вас болит?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Душа.
АНАСТАСИЯ. А-а, если душа, тогда тоже неизвестно.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что ж, оставайтесь с Богом, бабуся.
АНАСТАСИЯ (показывая самовар).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
ЛИЛИ. И, наверное, джентльмен, смею полагать.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но я же русский!
ЛИЛИ. Месье, надеюсь, честь французского морского офицера не позволит вам оставить двух старых, беззащитных людей на растерзание убийцам.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Каким еще убийцам!
ЛИЛИ. И вы не понимаете? Неужели не желаете понять? Разве только... Нет, это невозможно.
ЗАХЕДРИНСКИЙ (снова глядя перед собой). А что, если все возможно...
ЛИЛИ. Разве возможно, чтобы офицер, француз и джентльмен оказался большевиком?
ЗАХЕДРИНСКИЙ (про себя). Да, все возможно.
ЛИЛИ (встает). Месье!
ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивая со скамьи). Нет, нет! Вы меня превратно поняли, конечно же, вы правы, это поистине невозможно! Я пошутил, то была всего лишь шутка, несколько плоская, готов признать, но ведь служба на море огрубляет нас. К тому же, мы, французы, готовы все отдать за bon mot[14]. Даже, если это не слишком bon. Прошу меня извинить, мадам, разумеется, честь офицера не позволит мне... (Галантно целует руку Лили.)
ЛИЛИ. Значит, я могу на вас рассчитывать?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Посмотрю, что удастся для вас сделать. Но пока что... Вы мне позволите вас покинуть.
С правой стороны слышится автоматная очередь.
Битва призывает меня! (Быстро отходит направо.)
Лили садится на прежнее место рядом с Вольфом.
Оба смотрят перед собой, не двигаясь.
С правой стороны входит Петя, за ним Двое. В руках у Пети АК-47 (автомат Калашникова).
ПЕТЯ. Порядок! (Отдает автомат Первому.)
Первый почтительно принимает автомат, подобно дворецкому, принимающему зонт из рук хозяина-аристократа. Петя вытягивается на шезлонге и пьет "коктейль" из бутылки. Первый и Второй выходят налево.
Захедринский садится на табурет.
(Между глотками из бутылки.) Ну, дядя, что слышно?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вот побеседовал с господами... (Показывает на Лили и Вольфа.) Ты их знаешь?
Петя оборачивается и смотрит на сидящих неподвижно Лили и Вольфа.
Короткая пауза.
ПЕТЯ (снова принимаясь за "коктейль"). Нет.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Говорили, что живут здесь уже давно.
ПЕТЯ. Может, и давно.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. И ты не знаешь, кто они такие?
ПЕТЯ. Тут всякие болтаются.
Пауза.
Между тем голова Священника проплыла через диск луны, потом над куполами церкви и, продолжая движение, исчезла справа. Если голова еще видна, то вскоре должна исчезнуть.
С левой стороны по краю набережной входит Оборотень сверхъестественных размеров, с головой волка и телом мужчины. Одет во фрак с белой манишкой и бабочкой. Перед собой везет детскую коляску старинной модели на высоких, велосипедных колесах, черную, с опущенным тентом. Из коляски высовывается голова гуся на длинной шее, клювом обращенная к Оборотню.
Так же, как Генерала и голову Священника, его сопровождает специальный осветительный прибор.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петя...
ПЕТЯ. Да.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Это правда, что сюда должен прибыть какой-то корабль?
Петя замирает с бутылкой, поднесенной ко рту.
Пауза.
ПЕТЯ (ставит бутылку на столик). А вам, дядя, откуда это известно?
Захедринский движением подбородка показывает на Лили и Вольфа, неподвижно сидящих на скамье. Петя оборачивается к Лили и Вольфу, смотрит на них.
Пауза.
(Приняв прежнюю позу.) Правда.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что за корабль?
Пауза.
ПЕТЯ. Ладно. Но строго между нами.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не беспокойся. Мы ведь не чужие.
ПЕТЯ. Из Америки.
Захедринский тихо свистит, подразумевая: "Высоко залетел".
Вы слышали о святой Апалагии?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. С житиями святых у меня слабовато.
ПЕТЯ. Никакая она не святая, просто выдумала для себя такой псевдоним.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но зачем, если не святая?
ПЕТЯ. Сейчас это модно, для рекламы. Она артистка.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Верно, шлюха какая-нибудь.
ПЕТЯ. Конечно, шлюха, но теперь шлюхи стали артистками. Не так, как в ваше время.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что поделаешь, Петя, за вами не поспеть.
ПЕТЯ. Ну и она приезжает к нам, а я как раз ее ожидаю.
ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивая). К нам?!
ПЕТЯ. К нам. Что это вы, дядя Ваня?
ЗАХЕДРИНСКИЙ (радостно, почти с недоверием). В Россию?!
ПЕТЯ. В Россию. Да что вас так удивляет?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так это же означает, что у нас хорошая жизнь настала!
ПЕТЯ. У нас? Да вы в своем уме, дядя Ваня?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петя! Ты сам не понимаешь, что говоришь! Наконец-то, после долгих столетий!
ПЕТЯ. Да не волнуйтесь вы так, не то инфаркт может случится.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так я же от радости, Петя, от радости. Дождалась светлой зари наша отчизна, я же, как-никак, патриот!
ПЕТЯ. Какой еще зари, что вы плетете.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я, Петя, сидел на Севере с одним экономистом. Валим мы с ним лес, под конвоем, само собой, а он мне все толкует: "Иван Николаевич, говорит, - знаете, когда у нас будет все хорошо?" "Когда же?" - спрашиваю. "Когда поедут к нам проститутки из-за границы. В экономике - это самый верный показатель. Что там разные Марксы или Фридмэны - все это мусор. А вот как заграничные проститутки на Россию полетят, это будет означать, что экономика встала на ноги. Они лучше всех знают, где хорошо. Это я вам говорю". Образованный был человек.
Пауза.
И ты не радуешься?
ПЕТЯ. Она приезжает не по импорту.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Однако, приезжает!
ПЕТЯ. Она за нашими путанами едет. На экспорт.
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А я-то, дурень, радовался.
ПЕТИ. У нее в Америке большой бордель, а там проститутки всегда были в дефиците. Ну вот, мы их от нас и экспортируем в Америку.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Кто экспортирует?
ПЕТЯ. Мы с ней, совместное предприятие.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, не знал я, знатная у тебя фирма.
ПЕТЯ. Работаю монопольно. Гриша взял на себя икру, Миша - нефть, а я половой бизнес.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лихо!
С левой стороны входит Анастасия Петровна с узлом. Подходит к Пете, кладет узел на землю. Развязывает узел и достает самовар.
ПЕТЯ (к Анастасии). Я же сказал - нет.
Анастасия подходит с самоваром к Захедринскому.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы, случаем, не Анастасия Петровна?
АНАСТАСИЯ. Я и есть.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А меня не узнаете?
АНАСТАСИЯ (присматривается к Захедринскому). Что-то, вроде...
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, узнаете?
АНАСТАСИЯ. Муж мой, Батюшков.
Пауза.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не обижайтесь, Анастасия Петровна, но... вы еще живы?
АНАСТАСИЯ. Да кто его знает...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А я... жив? Как вам кажется?
АНАСТАСИЯ. Откуда мне знать...
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да я и сам уже не знаю. Думал, что вы мне скажете.
АНАСТАСИЯ. Я человек неученый.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но все же, вы-то как думаете?
Пауза.
АНАСТАСИЯ. Вернее всего ущипнуть себя. Будет больно, значит, пока что живы.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мне и так больно, можно не щипать.
АНАСТАСИЯ. А что у вас болит?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Душа.
АНАСТАСИЯ. А-а, если душа, тогда тоже неизвестно.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что ж, оставайтесь с Богом, бабуся.
АНАСТАСИЯ (показывая самовар).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27