ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Напористый ветер всевластный хозяин кряжа — рвал знамена нашей шахты, У них стояли постаревшие стахановцы в парадных горняцких мундирах, участники восстановления освобожденного от фашистов рудника, наши друзья — ребята из первых бригад коммунистического труда... Может быть, на этом митинге, где слова весомы и жарки, как уголь,
ты впервые задумался, какой это праздник, как сплавился он с нашей жизнью. В старых словарях между «мадригалом» и травой «мае-ран», «маетой» и «маем»— весенним, пятым в году, месяцем — мы не нашли «маевки». Тогда само это слово было под запретом. Маевку в словари вписал молодой рабочий класс, но сначала — под нагайками и пулями — утвердил ее в жизни: на окровавленных мостовых Чикаго, в Петербурге, Нижнем Новгороде, Юзовке...
В той жизни правили еще банкиры и помещики, жандармы и архиереи, и праздники у них были свои — господни и царские, были свои годовщины и юбилеи, разъединяющие людей труда. Спустя полгода после Октябрьской революции Александр Блок писал: «...той России, которая была,— нет и никогда уже не будет. Европы, которая была, нет и не будет... Мир вступил в новую эру. Та цивилизация, та государственность, та религия — умерли».
Сбежав после революции за границу, осколки старого строя увезли с награбленными капиталами и свои праздники. Эмигрантский еженедельник «Дневник», выходивший в тридцатые годы в Праге, приглашал на храмовые праздники и отмечал годовщины: «учреждения Всероссийского правительства в Сибири» (колчаковского), вступления на киевский престол Владимира Мономаха, романовской династии... А мы считаем годы по Октябрям. Празднуем наши, советские праздники. И среди них один из самых любимых Лениным — День международной солидарности трудящихся.
Первого мая 1917 года Владимир Ильич Ленин шел во главе колонны рабочих Выборгского района, выступал на Марсовом поле и Дворцовой площади. II. К. Крупская позже вспоминала, что Ленин «вернулся домой глубоко взволнованный. Рассказывал мало, да и трудно ведь словами было передать то, что в этот момент было пережито. Но лицо было взволнованное, изменившееся какое-то».
О таких мощных рабочих демонстрациях Владимир Ильич мечтал в Шушенском, после маевки ссыльных социал-демократов, такие демонстрации он видел на Красной площади. — ...заложенное нами здание социалистического общества — не утопия,— обращался Ленин к демонстрантам I Мая 1919 года.—Еще усерднее будут строить это здание пиши дети.
Первомай — продолжение и начало лучших традиций рабочего класса. В нем — истоки наших субботников, этапы соревнования, он — живая летопись международной солидарности трудящихся.
Что отстаивал твой первый Первомай, товарищ? Наш нес над колоннами портреты Никоса Белоянниса, греческого коммуниста, казненного с гвоздикой в руке,— и мы жалели, что опоздали ему помочь. Наш Первомай, согретый гагаринской улыбкой, тревожился о Кубе. «Патриа о муэрте! Родина или смерть!»— грохотало над улицей Артема так же, как над Гаваной. Чувства солидарности незримо перелились в наши ряды из отцовских колонн, над которыми плыли портреты Георгия Димитрова, освобожденного из гитлеровских застенков, над которыми эхом отзывалась клятва республиканской Испании: «Но пасаран! Они не пройдут!»
А мы, в свою очередь, научили сыновей думать не только о себе. Для них Вьетнам, Никарагуа, Кампучия, Сальвадор близки так же, как для нас Куба, для отцов — Испания. Никогда не забыть ребят во Владивостокском морском порту с их посылками для вьетнамских ровесников — тетрадками, ручками, карандашами, предназначенными для «Корабля солидарности». Никогда не забыть знакомую по фучиковско-му «Репортажу с петлей на шее» камеру № 267 тюрьмы Пан-крац. В зарешеченное окно под потолком виднелись клочок неба и крыши других корпусов Панкраца. Солнце над ними мелькает лишь в середине лета... Все, что видишь вокруг, хранит память о Фучике, его товарищах, известных и безвестных. Дощатый, истертый пол тюремной камеры помнит их шаги. Коричневая, в потрескавшейся краске подвесная полочка хранит счет дней — они выцарапаны на боковой стенке. На двери вырезана большая пятиугольная звезда — свидетельство их воли. Кто выцарапал ее — Фучик, папаша Пешек или рудокоп Карел Малец? Стойкость и мужество она придавала всем узникам фашизма.
Здесь первого мая 1943 года Юлиус Фучик слушал Москву. «...Девять часов. Сейчас часы на кремлевской башне бьют десять, и на Красной площади начинается парад. Отец, мы с вами. Там сейчас поют «Интернационал», он раздается во всем мире, пусть зазвучит он и в нашей камере. Мы поем Одна революционная песня следует за другой, мы не хотим быть одинокими, да мы и не одиноки, мы вместе с теми, кто сейчас свободно поет на воле, с теми, кто ведет бой, как и мы...»
Сегодня также слушают Москву, чувствуют энергию нашей солидарности узники фашистских тюрем в Чили, Парагвае, Южной Африке... Диктаторы в страхе запрещают Первомай. Но разве им под силу остановить историю!
...На исходе августа 1935 года хроникер города Оломоуц, известного в истории как Ольмюц, зафиксировал следующий факт. Городской музей, писал он, посетила делегация украинских эмигрантов и попросила принять на сохранение знамя полка, с которым они воевали против большевиков. «Просьбу эмигрантов удовлетворили»,— заметил хроникер и поставил точку, зафиксировав закат эмигрантских надежд, эмигрантской звезды.
— Приходите, пожалуйста, в гости,— сказала, прощаясь, Надежда Павловна.— Думаю, найдется кое-что интересное для вас.
До самых последних лет перед выходом на пенсию Кочер-гина заведовала кафедрой иностранных языков. С 1948 года — гражданка СССР. Страстно любит и знает русскую и советскую поэзию, литературу, устраивает домашние вечера нашей поэзии у проигрывателя...
Но мы встретились, чтобы поговорить о другом. Рядом с чашечками, в которых стынет чай, лежат потемневшие фотоальбомы с застежками, стопка блокнотов, исписанных бисерным почерком...
Хозяйка раскрывает слежавшийся альбом. - Это генерал Кутепов, это Марков...
— Снимок с автографом — подарок вашему мужу?
— Да-да. Это марковский полк в Галлиполи, которым командовал муж. Вот это, посмотрите, памятник в Галлиполи. Каждый, кто там жил, должен был принести камень. Так и насобирали на памятник. Думаю, что он уже развалился Л это — Врангель. Типичный барон...
«Черный барон», откинувшись в кресле, надменно смотрит перед собой... Но падает тяжелая крышка альбома, и он отправляется в ящик.
— Вы ведь попали в самое гнездо,— говорит Надежда Павловна,— Вот эти блокнотики — дневники Кости Найди-ча, друга Дмитрия Павловича, моего мужа. Быть может, вам будет интересно. К нам они попали вместе с другими бумагами по завещанию Кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111